Юрий Солодухин: Интеллектология Александра Зиновьева и искусственный интеллект

Доклад на Международной научной конференции XI Зиновьевские чтения на тему: «Российская цивилизация в цифровую эпоху».

 

Юрий Николаевич Солодухин, действительный государственный советник Российской Федерации 1-го класса, кандидат философских наук; научный руководитель Международного научно-образовательного центра имени А.А.Зиновьева МГУ имени М.В.Ломоносова; член редколлегии журнала «ЗИНОВЬЕВ»; член Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня».

 

Наследие Александра Зиновьева, как и наследие практически каждого выдающегося ученого, — это не только результаты его исследований. Это ещё и тематика, программа исследований, которых ещё нет в концептуальном виде, но которые уже маячат на горизонте, а то и стучатся в дверь.

В трудах Александра Зиновьева, даже с последних, датируемых началом нулевых годов, мы не найдём самого понятия «искусственный интеллект». Нет понятий «цифровизация», «информационные технологии», «большие данные» и так далее. Собственно, они тогда и не получили такого широкого распространения, как сейчас. Но то, что процессы наметились, набирают силу, что они окажут огромное воздействие на человечество, на саму цивилизацию, он видел, думал над ними. И, что очень важно, успел в своей последней работе «Фактор понимания» высказать суждения на этот счёт.

Книга исключительно глубокая, провокативная в хорошем смысле этого слова. То есть побуждающая к размышлениям, заставляющая думать, не боясь выходить за рамки общепринятых представлений. Но думать, считает автор книги, опираясь на логику, методологию, обеспечивающие понимание явлений, процессов, о которых мы рассуждаем.

Лучше, чем сам Зиновьев, об этом не скажешь. Цитирую его: «…Мало сказать, что исследователь должен следовать правилам логики и методологии науки. Важно, как понимаются сами эти правила, каков их ассортимент, насколько они соответствуют потребностям познания». Обращаю, внимание — потребностям познания. Главная же потребность познания — это не просто получение истинных знаний, а выстраивание их в систему, которая обеспечивает их понимание.

А что такое «понимание», согласно Зиновьеву? Это когда мы не просто имеем верную картину какого-то фрагмента действительности, а систему положений, которая объясняет, то есть даёт ответ на вопрос «почему дело обстоит именно так». Далее, эта система имеет высокую предсказательную силу. А в случае социальных знаний, эта система должна отвечать ещё и на вопрос: «Зачем?». Какие цели, ценности она позволяет обосновать и реализовать.

Анализируя ускоряющееся развитие науки, технологий, общественной жизни, Зиновьев приходит к выводу, что такое ускоренное развитие создаёт огромную проблему — разрыв между бурным ростом знаний и отставанием в их осмыслении, понимании. Причём, похоже, разрыв этот только нарастает. Не случайно на встречах учёных, экспертов нередко звучит фраза: «мы всё больше знаем и всё меньше понимаем».

Разрыв этот возникает в основном по объективным причинам: накопление эмпирического материала растёт в геометрической прогрессии. Так, в сфере наук о мозге в мире ежедневно публикуется порядка 50 и более статей. Тогда как построение хотя бы гипотез, не говоря уже о теории, объективно требует времени. Что касается понимания жизни общества, политики, глобальных явлений, обучения и просвещения людей просто здесь имеет место сознательное создание препятствий их пониманию, производство интерпретаций фактов, концепций, теорий, цель которых не постижение истины, а обслуживание интересов правящего класса.

Соединение этих процессов ведёт, по мнению Зиновьева, к возникновению угрозы мирового масштаба, которую он определяет как угрозу оглупления человечества. По его мнению, высказанному в упомянутой книге, оно уже идёт. Оглупление не в смысле снижения интеллекта людей. Пока такое вроде бы не наблюдается. Зиновьев говорит об оглуплении в смысле снижения способности человечества к пониманию лавинообразного роста эмпирического материала, трансформации его в обоснованные научные теории. А также в смысле снижения способности предвидеть долговременные последствия создаваемых технологий, принимаемых решений. Я бы использовал для характеристики этой опасности понятие Гегеля «Ночь мира», когда в сознании огромного большинства людей господствуют мифы, иллюзии, аберрации.

Зиновьев не испытывает большого оптимизма п поводу того, что человечеству удастся избежать опасности массового оглупления. Но и не отбрасывает полностью такую возможность. Её реализацию он связывает с двумя ключевыми моментами.

Первое. Утверждение в нашей стране и в мире в целом принципа приоритета разума. То есть создание атмосферы уважения знаний, науки, просвещения, тех, кто трудится на этом поприще. И не только уважения, но и реальной поддержки этих сфер, в том числе путём определённой инвестиционной политики. Образование, просвещение, наука — не те области, на которых следует экономить.

Второе. Создание инструментов познания, с наибольшей полнотой воплощающих те структуры, механизмы интеллектуальной деятельности, которые лежат в основе разума. А для этого — создание науки, теории разума, ума, интеллекта. По замыслу Зиновьева, она оправдает связанные с ней надежды только в том случае, если будет осуществлена конвергенция основных наук о познании: теории познания, она же гносеология, логики, а также того, что он назвал теории бытия человека в мире. Речь, по-видимому, идёт о синтезе онтологии и антропологии.

Как видим, Зиновьев не включил в этот список ни нейробиологию, ни компьютерные науки, ни психологию. И не в силу забывчивости. Он не считал, что развитие этих наук существенно важно для логики и методологии научного познания, понимаемого именно как деятельность интеллекта, разума человека.

С тех пор минуло без малого двадцать лет. Продвижение в области нейробиологии, искусственного интеллекта, робототехники, психологии, цифровизации огромное. Как в этом свете смотрится интеллектология Зиновьева?

Для Зиновьева познание неотделимо от сознания человека. Само сознание он рассматривал как функцию мозга, результат его деятельности. В этом отношении он коренным образом расходился со своим современником Карлом Поппером, который склонялся к психофизиологическому дуализму в формулировке Декарта. Но, по моему мнению, Зиновьев не был и сторонником отождествления сознания с биологическими, физическими, химическими процессами, протекающими в мозгу человека.

До сих пор в этом вопросе разнобой точек зрения. Так, нейробиолог Маггин полагают, что сознание вообще невозможно изучить, потому что само устройство мозга накладывает ограничения на когнитивные способности человека. И потому человеческий разум может оказаться просто не способен решать некоторые проблемы. Другой точки зрения придерживается Дэниэл Деннет, отрицающий само существование этой проблемы. Он доказывает, что сознание представляет собой не какую- то отдельную функцию мозга, а совокупность результатов разных вычислительных процессов, происходящих в участках коры высшего порядка, связанных с поздними этапами обработки информации. Философы Джон Серль и Томас Нагель, считают, что сознание представляет собой определенный набор биологических процессов. Эти процессы доступны для изучения, но мы пока мало продвинулись в этом направлении, потому что они очень сложны и составляют нечто большее, чем сумма своих частей. Близкой Деннету точки зрения придерживается российский нейробиолог академик К.В. Анохин, выдвинувший концепцию сознания как системы функциональных сетей.

Проблема всех перечисленных точек зрения заключается в том, что они нарушают такой важный методологический принцип, как принцип валидности. Он состоит в том, что исследователь должен быть уверен, что провидимые им исследования, полученные количественные результаты относятся именно к тому предмету, который он изучает. У нейробиологов такой уверенности нет, ибо до сих пор нет общепринятого определения сознания. Более того, здесь присутствует коренное расхождение. Для одних сознание нечто противоположное материи, для других — её разновидность, модус, производное.

Кроме того, ни одна из этих концепций не в состоянии объяснить происхождение, природу таких неотъемлемых черт сознания, как осознание собственной идентичности, субъективности, внимания и так далее. Нейробиология знает, какие зоны мозга отвечают за эти свойства, хуже, но знают, какие здесь протекают процессы, чтобы эти свойства реализовывались. Но далеко не все согласятся с тем, что эти процессы и есть внимание, осознание себя личностью, отличной от всех других.

Когнитивный характер таких исследований означает, что нужно не просто воспроизводить в искусственных системах мозговые процессы человека на уровне нейронной активности. Этого недостаточно. Нужно попытаться понять, как происходит переход от нейронных импульсов к высшей нервной деятельности, а затем к рождению смыслов, их формализации и представлению.

И здесь мы выходим на не менее сложную проблему — как происходит этот процесс в разуме человека и в искусственном интеллекте. Чтобы продвинуться в этом вопросе, необходимо решить две задачи:

— дать само определение ИИ, которого до сих пор нет. Есть большое количество формулировок, но единого, признанного всем сообществом, определения все-таки нет.

— разработать критерии, которые позволят сравнивать ИИ и интеллектуальную работу человека. Эта задача также пока до конца не решена.

Сейчас выделяют Слабый, Сильный и Супер ИИ.

Сильный ИИ — это способность ИИ подражать человеческому интеллекту или поведению, которая неотличима для нас от способности человека. Данный тип называют также искусственным общим интеллектом, который выражается в обладании некими когнитивными способностями и возможности решения задач в нескольких контекстах.

Когда же Сильный ИИ станет реальностью? Давайте разберемся. Примерно в 2012-2013 году компания Fujitsu создала один из самых мощных на тот момент суперкомпьютеров, который попробовал имитировать нейронную активность. Для имитации всего одной секунды нейронной активности ему понадобилось порядка 40 минут.

Почему же возникает такая сложность? Потому что человеческий мозг — это огромное количество нейронов и еще большее количество связей между этими нейронами с различными длинами аксонов и разными типами химического и электрического взаимодействия. Проще говоря, мозг человека — это джунгли. А у нас есть только некие обрывочные знания о том, как эти джунгли устроены. Поэтому пока все примеры Сильного ИИ живут больше в воображении писателей- фантастов и различных футурологов.

Супер ИИ

Следующий тип еще более мощный — Супер ИИ. Если говорить про Супер интеллект, то это перспектива еще более далекого будущего, на его развитие уйдет предположительно столетие. Но вы точно поймете, что время супер ИИ пришло, когда у вашего робота-пылесоса или другого домашнего умного устройства начнется экзистенциальный кризис. Когда его придется уговаривать и мотивировать, чтобы он работал, в то время, когда его мысли заняты какими-нибудь когнитивными искажениями, например, неразделенной любовью к чайнику.

Слабый ИИ

Реальное положение дел гораздо проще, но тоже достаточно сложное. Существующие сейчас примеры — это, в основном, примеры Слабого ИИ, хотя его постоянно приукрашивают и наделяют несуществующими характеристиками. Слабый ИИ характеризуется тем, что он решает задачи в ограниченном диапазоне и не может находить решение широкого круга задач. Если вы создали некий инструмент распознавания речи, то он будет ограничен функцией распознавания речи. И он точно не сможет решать задачи в области анализа изображения, если вы его на это не перенастроите.

Несомненно, прогресс в области ИИ огромный. Ещё недавно считалось, что он не обыграет сильного шахматиста. Создан компьютер, который обыгрывает всех шахматистов, чемпионов по игре в го, а она считалась самой трудной в мире. Компьютер преуспевает даже в покере — игре, где присутствует элемент блефа, обмана, что требует уже не только логических, но и психологических навыков.

Словом, компьютер давно и навсегда победил человека в выполнении любых умственных операций, который могут быть представлены в виде алгоритма, цифровой программы. Следует ли из этого, что вопрос создания сильного и суперсильного ИИ — лишь вопрос времени?

Сегодня трудно дать на него однозначный ответ. Похоже, что разум человека, наделённого сознанием, не сводится к набору поддающихся формализации операций. На это указывает наличие такой вещи, как интуиция. Не говоря уже о том, что человеку свойственны эмпатия, вторичные качества (кволити), эмоции. Весьма сомнительно, что они поддаются формализации. И даже использование искусственных нейронных сетей пока не дало здесь ощутимых результатов.

Полагаю, Александр Зиновьев был прав, когда считал, что интеллектология должна строиться на основе изучении познавательных инструментов, присущих именно человеку. По его мнению, специфика человеческого познания определяется двумя фундаментальными факторами:

— наличием речевой способности, использованием естественного языка. Похоже, Н. Хомски был прав, когда выдвинул концепцию наличия в мозгу человека так называемого речевого модуля, который человек получает при рождении готовым, он лишь запускает его в первые годы жизни. Притом модуль един для всех рас, этносов, языков. Добавим к этому концепцию лингвистической относительности Сэпира — Уорфа. И тогда становится ясно, что Зиновьев прав, трактуя логику, на который базируется интеллект человека, как результат обработки естественного языка.