Юрий Солодухин, действительный государственный советник Российской Федерации I класса, к.ф.н.
Феномен Александра Зиновьева
Сегодня первое занятие в школе Зиновьева. Делаю акцент на слове «школа». Мы видим свою задачу в том, чтобы достаточно полно, точно, без упрощенчества, но и без усложнения, познакомить широкую аудиторию с наследием Александра Зиновьева. В первую очередь, с его научным, но не только научным, творчеством. Наша цель — помочь всем, кому интересна личность Зиновьева, его вклад в духовную жизнь второй половины XX – XXI века, получить знания, которые в свою очередь помогут им самостоятельно ориентироваться в мире Зиновьева, идти дальше, опираясь на его наследие.
Мир Зиновьева
Зиновьев жил и творил в эпоху, которая считается одной из самых плодотворных, может быть, самой плодотворной в интеллектуальном и духовном отношении за всю историю человечества. В том числе и в области социальной, гуманитарной. Эта эпоха дала миру целый ряд по-настоящему крупных, оригинальных мыслителей. Но и на этом фоне Зиновьев выделяется, предстаёт личностью исключительно яркой, многогранной, нестандартно мыслящей, глубоко творческой.
Судите сами.
Александр Александрович Зиновьев – философ, логик, социолог, политолог, мыслитель, чей выдающийся вклад в каждую из названных областей получил признание международного сообщества.
Зиновьев – создатель новой формы осмысления современного мира, которая получила воплощение в социологическом романе.
Зиновьев – создатель своеобразного, оригинального этического учения, которое сам он назвал учением о житии, или зиновьйогой.
Зиновьев – страстный публицист, формулирующий свои суждения всегда очень чётко, динамично, нередко резко, острый, язвительный сатирик.
Зиновьев – талантливый художник, поэт, автор интересных соображений о природе культуры, художественного творчества.
Люди, которым посчастливилось быть близко знакомым с Зиновьевым, знают, что он был интересным рассказчиком, внимательным и доброжелательным собеседником. Никогда в жизни он не подстраивался под идеологическую или политическую конъюнктуру, не менял свои убеждения, взгляды, дабы понравиться сильным мира сего. Чувство собственного достоинства в нём было развито очень сильно. Его целью было постижение истины, смыслом жизни – возможность свободно мыслить. В беседах он не раз говорил про себя, что он машина для думания.
Готовясь к нашей встрече, я задумался: Зиновьев – философ, логик, социолог. К какому течению, к какой школе в каждой из этих областей его можно отнести? И пришёл к выводу, что ни к какой. Рамки любой школы, любого течения, направления были для него тесны. Он выламывался из них.
То, что Зиновьев не принадлежал к таким ведущим направлениям философии ХХ века, как феноменология, экзистенциализм, герменевтика, очевидно. Даже слабых следов влияния признанных «классиков» этих школ (Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, Г. Гадамера) мы в его трудах не обнаружим. Как не обнаружим и влияния философии жизни (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, В. Дильтей).
Отнести Зиновьева к представителям философии науки можно только в самом широком смысле. И они, и он стоят на позиции рационализма в трактовке природы познания; и они, и он придают исключительно важное значение использованию логических средств в философском анализе. И они, и он занимаются разработкой самой логики, применяют её для анализа языков конкретных наук: математики, физики, социологии. Однако взгляды Зиновьева в области теории познания, его подходы в логике и методологии науки существенно отличались как от свойственных логическому позитивизму (М. Шлик, Р. Карнап, Г. Рейхенбах и др.), так и от тех, что разрабатывали представители эпистемологического направления философии науки (К. Поппер, У. Куайн, Т. Кун, П. Фейерабенд, И. Лакатос).
В трудах Зиновьева значительное место уделено проблемам языка как своего рода первичным материалом логики. Но его понимание природы языка совсем иное, чем в трудах Б. Рассела, Л. Витгенштейна, Дж. Мура (Кембридж) и Г. Райла, Д. Остина, А. Айера, П. Стросона (Оксфорд).
Труды Зиновьева 1990-х – начала 2000-х годов посвящены преимущественно вопросам логики и методологии социального познания, теории социальной организации общества, социальной эволюции, историческому процессу. И здесь его подходы существенно отличаются от тех, что мы находим у таких ведущих социальных мыслителей ХХ века, как М. Вебер, Г. Риккерт, К. Мангейм, Т. Парсонс. Т. Адорно.
Зиновьев признан одним из крупнейших логиков минувшего столетия. В центре его интересов – многозначная логика и теория логического вывода. И здесь он пошёл по пути построения оригинальной логической системы, названной им комплексная логика. Результаты, полученные до него другими исследователями в многозначной логике и в теории импликации, в комплексной логике выступают как её частные случаи.
Словом, в науке минувшего века фигура Зиновьева стоит особняком. Он тот, кто всегда шел против течения, кто не вписывался в main stream. Но так происходило не оттого, что Зиновьев стремился быть оригинальным, ни на кого не похожим, любой ценой пытался привлечь к себе внимание, и не оттого, что он заранее считал всё сделанное в данной конкретной области не заслуживающим внимания. За какую бы проблему философии, логики и методологии, социологии Зиновьев ни брался, он досконально изучал её состояние, опирался на достижения своих предшественников. Просто его ум был устроен таким образом, что он видел то, что не видели другие. И в результате он предлагал такие подходы, такие решения, которые лежали вне проторённых дорог.
Отсюда борения вокруг его научных работ, его публицистики, его места в духовной жизни ХХ века. Они шли при его жизни, продолжаются сейчас и, похоже, не стихнут ещё долго. Как ни парадоксально, но это тоже показатель масштаба личности Зиновьева, непреходящей ценности его наследия.
Этапы жизни и научной деятельности
Не исключаю, что в аудитории присутствуют люди, для которых наша сегодняшняя встреча – первое обстоятельное вхождение в мир А.А. Зиновьева. Поэтому, думаю, будет не лишним изложить его жизненный путь.
Зиновьев Александр Александрович родился 29 ноября 1922 года
в деревне Пахтино Чухломского района Костромской области. Деревню эту постигла участь, которой не миновали тысячи других деревень России: со временем она обезлюдела, прекратила существование.
В начале 1930-х годов Зиновьев вместе с отцом перебирается в Москву. По его воспоминаниям, жили в страшной тесноте и бедности.
В 1939 году он оканчивает среднюю школу и поступает на философский факультет Московского института философии, литературы, истории (МИФЛИ). В СССР тогда это был ведущий гуманитарный вуз университетского типа. Однако студенческая жизнь Зиновьева вскоре прерывается. По рассказам Александра Александровича, он уже в последних классах школы стал убеждённым противником политики Сталина. Поступив в МИФЛИ, начал подыскивать единомышленников для подготовки покушения на вождя. Это стало известно органам НКВД, Зиновьева арестовали. Однако, видимо, потому, что арестант был юным, караулили его недостаточно бдительно. Ему удалось из-под стражи бежать.
После примерно годовых блужданий по стране в 1940 году Зиновьев вступает в ряды Красной Армии. Он участник Великой Отечественной войны с первого до последнего дня. Вначале в танковой части. После выхода их группы бойцов из окружения в 1942 году Зиновьева направляют в штурмовую авиацию. Это тот вид ВВС, где потери личного состава были особенно велики. Александр Александрович рассказывал мне, что до конца войны в его полку дослужили, кроме него, ещё только двое. Все остальные либо погибли, либо получили тяжёлые ранения.
Войну Зиновьев закончил в Вене, с боевыми наградами, в звании старшего лейтенанта. Он отклонил предложение остаться на военной службе и в 1946 году, после демобилизации, поступает на философский факультет МГУ.
В 1951 году Зиновьев окончил философский факультет с отличием, затем через три года там же аспирантуру. И в студенческой, и в аспирантской среде он выделялся своей общественной активностью, дотошностью, нестандартностью мышления, вольнодумством. Тогда же было замечены и признаны таланты Зиновьева как сатирика и карикатуриста. Его карикатуры в факультетской стенгазете, как затем и в стенгазете Института философии АН СССР, пользовались огромным успехом. Они становились событием. Хотя порой и приносили их автору неприятности со стороны объектов карикатур, поскольку, особенно в институтский период, ими нередко оказывались академики, члены-корреспонденты, другие «начальники» от философии.
По инициативе Зиновьева сложился Московский методологический кружок. Его ядро, наряду с Зиновьевым, составили Б.А. Грушин, Г.П. Щедровицкий. М.К. Мамардашвили. Иногда в этот перечень включают Э.В. Ильенкова, но это не точно, он в кружок не входил. Другое дело, что сегодня все эти имена знает каждый, кто занимается логикой и методологией общественных наук, теорией познания. Их научная деятельность – свидетельство того, что живая, творческая мысль билась в нашей философии и в советское время, в том числе в сталинский период. В приветствии президента России Д.А. Медведева коллективу Института философии РАН по случаю 80-летия института названы четыре имени, олицетворяющих мировой уровень отечественной философии. Это Зиновьев, Ильенков, Лосев, Мамардашвили. Все они из того, из советского времени. Если бы в советской философии царила сплошная мертвечина, как бы возникли эти фигуры, чем на какой почве выросли?
Несомненно, с начала 1930-х и до середины 1950-х годов советская философия переживала не лучшие времена. Когда пишут о засилье догматического мышления, о доминировании идеологии над собственно наукой, о том, что философия выполняла государственный заказ, обслуживала власть, подчас вырождалась в прямую апологию режима, обслуживала политику правящей ВКП (б), КПСС – это всё правда, но не вся правда, взгляд с одной стороны. А была и другая сторона. И в самые трудные времена научное, творческое начало в советской философии не угасало. Особенно в таких её разделах, как теория познания, логика, методология науки, история философии. Даже такое направление исследований, которое называлось официально «Критика современной буржуазной философии», в действительности открывало возможность изучения современного состояния мировой философской мысли, творческого осмысления протекающих в ней процессов.
Именно в тот период в ходу были разного рода дискуссии. Они инициировались сверху, протекали в форме борьбы за идейную чистоту естественных и общественных наук, литературы, искусства, из которых изгонялись идеализм, формализм, механицизм и другие «измы», враждебные марксизму-ленинизму, диалектическому и историческому материализму – этому мировоззренческому фундаменту советского общества. Не буду перечислять все такого рода дискуссии, назову лишь некоторые послевоенные дискуссии в философии. Они описаны в вышедшей несколько лет назад книге воспоминаний профессора А.Д. Косичева, значительная часть жизни которого связана с философским факультетом МГУ. Ряд лет он был его деканом. Он красочно описывает дискуссии, развернувшиеся в связи с выходом брошюр И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» и «Экономические проблемы социализма в СССР», вокруг так называемых «гносеологов», по поводу формулы В.И. Ленина о единстве диалектики, логики и теории познания («не надо трёх слов, это одно и то же»), о соотношении диалектической и формальной логики. Повторю, цели этих дискуссий, по замыслу власти, были охранительными, «держать и не пущать», но полностью их реализовать не удавалось. Потому что этому противилась сама природа дискуссии: она всегда, в любых условиях будоражит мысль. Творческие личности умели видеть эту сторону обсуждения, полемики, питались ею.
Убедительное подтверждение этого – кандидатская диссертация А.А. Зиновьева. Её защита состоялась в 1954 году, тема «Восхождение от абстрактного к конкретному (на материале «Капитала» Маркса»). Поясню тем, кто пришёл в философию после 1990 года, что эта тема находится в русле упомянутой мною дискуссии о единстве диалектики, логики и теории познания. Зиновьев воспользовался ею для того, чтобы показать: диалектический метод, который К. Маркс использовал для анализа современного ему капитализма, не есть нечто абсолютно самостоятельное, самодовлеющее, некое проявление высшего разума, олицетворение сознания передового класса. В действительности методология К. Маркса включает в себя как элементы собственно диалектической логики, так и, в не меньшей степени, приёмы, методы формальной логики. Исходные абстракции получены К. Марксом путём «огрубления» действительности, отвлечения от второстепенных и выделения значимых в рамках его исследования сторон реальности, и это проделано путём формально-логических операций. Само восхождение от абстрактного к конкретному тоже включает в себя приёмы, которые редуцируемы к приёмам формальной логики.
По сравнению с основной массой работ того времени, представляющих собой компиляцию, бездумное повторение классиков марксизма-ленинизма, в лучшем случае их скучное комментирование, его диссертация стала фактически подлинным исследовательским прорывом. Не будет преувеличением сказать, что она дала толчок аналитическому подходу к философским проблемам, подходу, не скованному узкими рамками идеологических догматов. Естественно, покушение на верховенство диалектики в системе методов научного познания не осталось незамеченным. Защита диссертации Зиновьева продолжалась два дня при битком набитой аудитории. В конце концов, степень кандидата философских наук Зиновьеву была присуждена, однако сама диссертация отправлена в спецхран. В своей стране Зиновьеву удалось опубликовать по ней, по-моему, лишь одну или две статьи. Зато, например, в Польше его печатали охотно.
С 1955 года по 1976 год Зиновьев работает в Институте философии АН СССР в секторе логики. С 1963 по 1969 годы он также профессор, заведующий кафедрой логики философского факультета МГУ. Работает много и плодотворно. Одна за другой выходят его книги «Философские проблемы многозначной логики» (1960, на её основе он защитил докторскую диссертацию), «Логика высказываний и теория вывода» (1962), «Основы научной теории научных знаний» (1967), «Комплексная логика» (1970), «Логика науки» (1972), «Логическая физика» (1972). Вместе со своим аспирантом, логиком из ГДР Х. Весселем написал книгу «Логические правила языка», которая вышла на немецком языке в 1975 году.
Все его книги почти сразу по выходу в СССР были изданы за рубежом на английском и немецком языках. Случай беспрецедентный для того времени. А.А. Зиновьев получил признание в международном научном сообществе как один из крупнейших логиков ХХ века. Приходит много приглашений из-за рубежа принять участие в международных конференциях, конгрессах, прочитать лекции в университетах, однако начальники от философии согласия на это не дают, власть, соответственно, Зиновьева за границу не выпускает.
В чём суть его логической концепции? Прежде всего, он по-новому взглянул на сам предмет логики. Традиционное определение предмета формальной логики таково: это наука о законах и формах правильного мышления. Но мышление – это продукт деятельности мозга, воплощённый в психических процессах. Деятельность мозга стала объектом научного изучения довольно поздно, лишь в конце 19 века, занимаются этим биологи, физиологи, специалисты в области неврологии. Психику человека изучают психологи и медики. В общем, логике здесь делать вроде бы нечего.
Что касается правильного мышления, его законов и форм, то здесь дело обстоит ещё хуже. Любые попытки ответить на вопрос, что это такое, в конечном счёте, сводились к следующему: это те законы и формы, которые устанавливает логика. Получается то, что называется круг в определении, тавтология. Способом избежать этого является онтологизация логики, когда утверждается, что логика изучает некоторые наиболее общие законы бытия, определяющие наше мышление, рассуждение. Однако, считает Зиновьев, при такая концепция ведёт к разрушению статуса логики как самостоятельной науки. Между тем весь наш опыт убеждает: мышление, вернее, мыслительные операции, рассуждения протекают по правилам, которые не выводимы непосредственно из законов бытия, они иные по своей природе.
Картина радикально изменилась с приходом в сферу логики математических методов. Потребности обоснования математики сместили основное внимание на разработку формального аппарата логики, на такие вещи, как построение формальных систем, исчислений и тем самым превратили технические средства логики в её предмет, содержание. Такой подход, такой взгляд на предмет логики довольно популярен и сейчас. Но он не позволяет отделить собственно логику как науку, которая возникла как ответ на потребность в изучении рассуждений, умственных операций, позволяющих успешно решать познавательные задачи, от очень важной, но всё же иной области деятельности, которая заключается в построении формальных исчислений, формализованных моделей. Только некоторые из них могут интерпретироваться как собственно логические.
В основе концепции комплексной логики, разработанной Зиновьевым, лежит утверждение, что предметом логики как самостоятельной науки служит язык. Не язык вообще, а язык как материализация человеческого сознания. Он предстаёт в виде знаковой системы, искусственно изобретённой людьми и не наследуемой биологически. Так понимаемый язык есть средство фиксирования приобретаемых знаний, их хранения и передачи новым поколениям, инструмент использования имеющихся знаний для получения новых знаний.
Логика выделяет (абстрагирует) в языковых явлениях определённые структурные компоненты, а именно такие, которые образуют структуру знаний, — термины, высказывания (суждения), терминообразующие и высказывообразующие операторы, а также операторы, позволяющие производить другие операции над терминами и высказываниями. Но это только начало работы логики. Основная работа логики заключается в усовершенствовании и изобретении новых логических средств, компонентов языка, установлении точных правил оперирования ими – правил или законов логики. Предметом логики является лишь то, что охватывается словами «термин», «высказывание (суждение)», «оператор (логическая связка)».
Правила логики суть правила оперирования высказываниями, терминами, логическими связками. Эти правила не открываются людьми в окружающем мире, а изобретаются ими. Она не начинает на пустом месте. В процессе эволюции люди эмпирически, стихийно выявили и закрепили в языке некоторые устойчивые элементы того, из чего складывается логика. В этом смысле логика имеет опытную основу. Но как наука она идёт дальше: она описывает, уточняет, совершенствует эмпирически сложившиеся логические элементы языка, а затем создаёт новые логические средства, то есть новые виды логических операций, новые правила действий с терминами, высказываниями, логическими связками. Она изучает свойства терминов и высказываний, не зависящие от того, являются ли они терминами и высказываниями физики, химии, биологии, истории, социологии, экономики и т.д. Иными словами, правила логики – универсальные правила, независящие особенностей той или иной предметной области.
Таков философский и методологический базис теории комплексной логики. Сама она изложена в ряде его работ, которые я назвал выше. Фундаментальными разделами комплексной логики являются теория терминов и теория логического следования. Зиновьев не использует для обозначения логического следования оператор материальной или иной (строгой, сильной) импликации. Он вводит двухместный предикат «Из Х логически следует У», который представляет собой сокращённую запись утверждения «Из высказывания, имеющего вид Х, логически следует высказывание, имеющее вид У». Он формулирует ряд правил оперирования с выражениями данного типа, которые позволили ему построить систему логических исчислений, в совокупности охватывающих все виды логического следования: сильного, ослабленного, вырожденного и других. Все виды исчислений построены аксиоматически, для них доказана их непротиворечивость, полнота, независимость, разрешимость.
На основе общей теории следования Зиновьев построил все прочие разделы логики, включая теорию кванторов, логику классов, нормативную и эпистемическую логику. Все они включают два типа отрицания и особый оператор неопределённости, который целиком и полностью его изобретение.
Свои логические результаты Зиновьев использовал для логической обработки языка физики. То, что он назвал логической физикой. Он понимает логическую физику в качестве раздела комплексной логики. Задача данного раздела – обработка средствами логики комплекса терминов и высказываний, относящихся к пространству, времени, изменению, движению, причинности и т.д. Эти базовые понятия физики очищаются им от многозначности, туманности содержания, вводятся посредством логических правил определения, формулируются аксиоматически. Это позволило Зиновьеву доказать ряд утверждений, которые до этого воспринимались как эмпирические гипотезы. Например, положение о необратимости времени, существовании минимальных длин и минимальных временных интервалов, минимальных и максимальных скоростей.
Интенсивная работа в области логики продолжалась до начала 1970-х годов. Затем наступил перерыв. Зиновьев вновь обратился к логике по возвращении в Россию. Он выпустил книги «Очерки комплексной логики» (2000), «Логическая социология» (2002), «Логический интеллект» (2005).
С начала 1970-х годов А.А. Зиновьев пишет совершенно новую для него по тематике книгу. Работа над ней идёт скрытно от всех. О ней знал только один человек – его жена Ольга Мироновна Зиновьева. В 1976 году эта книга, «Зияющие высоты», увидела свет в Швейцарии.
На первый взгляд, книга вроде бы стала разрывом со всем тем, чем учёный занимался до сих пор. В действительности же она явилась органическим продолжением его теоретических исследований. Ведь логика никогда не была для Зиновьева самоцелью. Он не раз говорил о том, что занялся логикой и методологией науки для того, чтобы создать подлинно научный инструмент для анализа социальных процессов, жизни общества.
«Зияющие высоты» стали первой книгой, реализующей этот замысел. Причём книгой новаторской в том смысле, что социальные проблемы, их анализ даны в ней в необычной форме. Это не сугубо научный трактат с его требованиями строгости, доказательности, опоры на реальные факты, опыт. Но это и не вполне художественная литература, так как в книге нет того, что принято называть сюжетом, фабулой, нет художественных образов, психологических характеристик персонажей и прочее. В многочисленных публикациях, посвящённых «Зияющим высотам», их авторы пришли к мнению, что А.А. Зиновьев стал создателем новой формы – социологического романа. Что это продолжение в современных условиях традиций великих сатириков Ф. Рабле, Дж. Свифта, М.Е. Салтыкова-Щедрина.
Роман имел огромный, можно сказать, оглушительный успех. В течение короткого времени его перевели на более чем 20 языков.
Однако в СССР власти оценили роман совсем иначе. Зиновьев был уволен с работы, лишён всех наград, учёных степеней и званий. Его книги поместили в закрытые фонды библиотек. Цензура не пропускала ссылки на его работы, даже на труды по логике, несмотря на их идеологическую и политическую нейтральность.
В 1978 году Зиновьев лишён советского гражданства и выслан из страны. Вместе с женой и дочерью он живёт в Мюнхене. Читает лекции в различных университетах мира, участвует в конференциях, выступает по телевидению, даёт интервью, встречается с политическими и государственными деятелями, видными учёными. И одновременно много пишет. Главным предметом его исследований стало советское общество, основной формой размышлений о нём – социологические романы. Во второй половине 1970-х – начале 1980-х годов выходят такие книги Зиновьева, как «Светлое будущее» (1978), «Жёлтый дом» (два тома, 1980), «Гомо советикус» (1982), «Нашей юности полёт» (1983) и другие. Одновременно выходят книги, в которых собраны его публицистические статьи, доклады, лекции, интервью: «Мы и Запад» (1981), «Ни свободы, ни равенства, ни братства» (1983).
В 1980 году в свет выходит книга Зиновьева «Коммунизм как реальность». Это не роман, не публицистика, это классическая научная монография. Она имела большой научный и политический резонанс. По заключению авторитетнейшего французского социолога и политолога, специалиста по марксизму Р. Арона, этот труд стал первым подлинно научным, то есть объективным, доказательным, опирающимся на факты, анализом реального коммунизма, воплощением которого, согласно Зиновьеву, являлся Советский Союз.
Заслуга Зиновьева заключается в том, что он порвал с традицией нормативного описания коммунизма, в терминах того, что должно быть, исходя из постулатов марксизма и документов КПСС. Он шёл от фактов и от созданной им теории социальной организации общества, выстроенной в строгом соответствии с требованиями логики. Это позволило ему показать, что именно советское общество и есть реальный коммунизм, никакого другого коммунизма, кроме коммунизма советского типа, в принципе быть не может. Те черты советского строя, которые в документах партии, монографиях советских учёных характеризуются как его недостатки, не есть ни пережиток капитализма, ни проявление недостаточной степени зрелости первой фазы коммунизма, называемой социализмом, как гласила официальная доктрина. И то, что считается сутью коммунизма, и то, что считается в нём преходящим, – всё это есть родовые, сущностные черты коммунистического строя. Они порождены объективными социальными законами, лежащими в основе социальности коммунистического типа. Природа, особенности этой социальности в книге Зиновьева детально описаны.
За книгу «Коммунизм как реальность» Р. Арон выдвинул Зиновьева в 1982 году в качестве кандидата на получение премии А. де Токвиля – высшей международной награды в области социологии, что-то вроде премии Филдса в математике. Другим кандидатом на её получение был К. Поппер – один из наиболее известных и влиятельных представителей философии науки, автор таких ставших классикой книг, как «Логика и рост научного знания». «Открытое общество и его враги», «Нищета историцизма». Премию получил Зиновьев. С тех пор прошло почти 30 лет. Однако и поныне он остаётся единственным российским учёным – обладателем премии А. де Токвиля.
Уже в этой книге А.А. Зиновьев высказал мысль о вступлении советского общества в фазу кризиса. Он полагал, что это был кризис системы управления, а не системы общественных отношений и, следовательно, он преодолим. Приход к власти Горбачёва, его политику перестройки Зиновьев вначале воспринял как адекватную реакцию КПСС, советского общества на возникший кризис, попытку его устранения. Однако очень скоро, возможно, даже первым среди учёных он высказал мысль о том, что перестройка по Горбачёву ведёт не к обновлению коммунизма – социализма, а к его краху, так как направлена не на его улучшение, а демонтаж основ коммунистического строя. Он высказал эту мысль уже в самом начале перестройки, в 1987 году, когда немалая часть советского общества, равно как и за рубежом, поддерживали этот курс, предрекали успех политике Горбачёва. Зиновьев не побоялся пойти против течения, выпустив в 1988 году книгу с красноречивым названием «Катастройка». В том же году вышла вторая книга на эту тему «Горбачевизм». Затем, после распада СССР, выходят книги «Русский эксперимент» (1994), «Посткоммунистическая Россия» (1996). В этих работах, с присущей ему проницательностью, он прогнозирует, что осуществляемые в России реформы не приведут к созданию в ней общества западного типа. Их результатом станет некая промежуточная, постсоветская, по определению Зиновьева, система, соединяющая в себе черты, элементы капитализма, рудименты советского строя, особенно в сознании людей, а также уклада, традиций, сложившихся ещё до советского периода. Жизнь этот прогноз полностью подтвердила.
Названные работы, как и написанная пятнадцатью годами ранее «Коммунизм как реальность», образуют, на мой взгляд, своего рода «сквозное» исследование истории России, включая период Ельцина, проводимых тогда реформ. Но это не работы по истории России. В их основе – стремление осмыслить природу России как особого типа социальной общности, понять, почему именно Россия стала территорией коммунистического эксперимента, и почему он закончился крахом. Не будет преувеличением сказать, что его работы положили начало руссологии – науке о России как историческом и оциальном феномене.
Но особенно большой резонанс вызвала родившаяся в ходе этих исследований концепция советского коммунизма. В отличие от господствовавших на Западе воззрений на советский строй как историческую аномалию, эта концепция утверждала, что советский коммунизм – строй, который возник естественно-историческим путём, в соответствии с объективными законами, и по таким же законам развивался. Он возник именно в России, поскольку наилучшим образом отвечал сформировавшемуся здесь исторически типу социальной общности («человейнику», по терминологии Зиновьева). Советский коммунизм не есть воплощение мирового зла, также как современный капитализм («западнизм», по терминологии Зиновьева) не есть воплощение всемирного добра. Зиновьев считал, что учёный не должен пользоваться категориями «хорошо» — «плохо. Тем не менее, по его мнению, по ряду позиций, характеризующих социальную и духовную сферу, коммунизм превосходит капитализм. Советский коммунизм не исчерпал потенциал свой потенциал, его развитие было прервано искусственно, отчасти ошибками руководства, отчасти усилиями извне.
Зиновьев формулирует новаторскую, по своей сути, мысль: эволюция человечества в ХХ веке шла по двум линиям – коммунистической и западнистской. Каждый из этих типов социальной организации имеет свои объективные законы, свои черты, одни из которых можно считать преимуществами, другие – недостатками. Всё зависит от выбранных исследователем критериев. Крах Советского Союза, исчезновение коммунистического типа социальной организации устранило механизм естественного отбора из эволюции современного человечества. Что, вопреки распространённому мнению, чревато для него серьёзными проблемами уже в обозримой перспективе. Эти положения Зиновьева были встречены в России и на Западе одними с недоумением, другие враждебно. Посыпались обвинения в отступничестве, измене собственным убеждениям, воззрениям, повороте на 180 градусов. В том, что Зиновьев «сжёг всё, чему поклонялся, и поклонился всему, что сжигал» (согласно легенде, пересказ слов святого Ремигия, обращённых к королю франков Хлодвигу при его крещении). Подобные обвинения можно услышать и поныне.
На мой взгляд, они имеют политическую подоплёку: дискредитировать несговорчивого Зиновьева, для которого научная истина превыше всего. Но нередко такие заявления вызваны просто невнимательным прочтением работ Зиновьева. Александр Александрович не раз говорил, писал о том, что исследует коммунизм как учёный, как теоретик. А это значит, что он обязан воздерживаться от предвзятости, от того, чтобы подстраиваться под политическую и идеологическую конъюнктуру. Долг учёного — гуманитария, как и учёного, работающего в области точных и естественных наук, – показывать то, что есть, выявлять устойчивые связи, прогнозировать ход событий, явлений. С этих позиций и капитализм, и коммунизм, повторю, одинаково закономерны, так как воплощают объективно существующие типы социальности. Историческое превосходство западнизма над коммунизмом, как и обратное, теоретически не доказано, историей, по большому счёту, тоже не подтверждено. Ведь недавний глобальный кризис, накрывший и нашу страну, далеко не первый. Череда глубоких кризисов западнизма началась фактически в 1973 году, конца ей не видно.
Изменение геополитической ситуации, связанное с исчезновением СССР, реального коммунизма, побудило А.А. Зиновьева заняться изучением природы современного западного общества, используя созданный им логико-методологический инструментарий. Результатом этой работы стало создание принципиально новой социологии, то есть теории общества. Она базируется на столь же принципиально новом категориальном аппарате. Это категории «человейник», «предобщество», «общество», «сверхобщество», «деловая сфера», «коммунальная сфера», «социальность», «законы социальности», «социальная эволюция» и другие. Раскрыть содержание этих категорий, так сказать, походя невозможно. У нас запланирована специальная лекция на эту тему.
Отмечу лишь один момент, характеризующий новаторский вклад Зиновьева в теорию общества. Высшей на сегодня, после исчезновения советского коммунизма, ступенью социальной эволюции Зиновьев считает западнизм — социальный строй, сложившийся в странах западного мира: США, Германии, Англии, Франции, Канаде, Австралии и т.д. Этот строй содержит элементы и капитализма, и демократии, но не сводится к ним. Не приближают к его пониманию и концепции постиндустриального, информационного, технотронного и т.п. общества. Западнизм есть нечто большее.
Зиновьев исходит из того, что общества западного типа сложились и завоевали лидирующее положение в глобальном социуме благодаря усилиям западноевропейских народов. У них выработались сходные черты, позволяющие говорить о народах и людях западнистского типа. Для обозначения этого типа людей Зиновьев вводит термин «западноиды». Он выделяет такие их общие черты, как склонность к индивидуализму, высокий интеллектуальный и творческий уровень, изобретательность, практицизм, расчётливость, тщеславие, повышенное чувство собственного достоинства, самодисциплины и самоорганизации. Западнизм постепенно перерастает в западнистское сверхобщество. Оно проявляет себя через возникновение сверхгосударства, сверхэкономики, денежного тоталитаризма и прочее. Это система, обладающая способностью и средствами управлять огромными массами людей, преодолевающей рамки национальных государств, действующей в глобальных масштабах.
Зиновьев предложил миру новую этику, которая имеет как философское, так и прикладное измерение, выступая в виде конкретных правил жития человека – так называемая зиновьйога. Это очень важная сторона его наследия, она составляет background его социологических романов. Так как он не оставил работы, специально посвящённой зиновьйоге, её положения надо «вычитывать» из них. И в первую очередь из таких его произведений, как повести «Иду на Голгофу» (1985), «Живи» (1988), поэмах «Мой дом – моя чужбина» (1983) и «Евангелие для Ивана» (1984), а также в уже упоминавшейся автобиографии «Исповедь отщепенца» (1989).
Сразу же должен предупредить, что его этическая концепция трудна для понимания, требует изрядных умственных усилий, но это сложность не изложения, а самой концепции, разработанной Зиновьевым. Тем не менее, попытаюсь ввести в её основные идеи.
Главный тезис этого учения – утверждение «Я, Зиновьев, есть суверенное государство в одном лице». И это не фигуральное выражение и не метафора, а установка, которой он придерживался всю свою жизнь. По его собственным словам, в своей жизни он следовал этой установке с такой последовательностью и полнотой, что прожитую им жизнь можно считать экспериментальной проверкой разработанной им этики.
Утверждение о суверенности личного бытия не снимает фундаментального вопроса этики – об источнике нравственного содержания, нравственного наполнения самого личностного бытия. Находится этот источник вне человека и над человеком? Предельным завершением утвердительного ответа на этот вопрос являются религия, вера в Бога. Или этот источник в самом человеке? Предельным завершением утвердительного ответа на этот вопрос является абсолютный этический релятивизм, крайнюю форму которого ясно выразил один из персонажей Ф.М. Достоевского: если Бога нет, значит всё позволено (пересказ фразы Дмитрия Карамазова в «Братьях Карамазовых»).
Решение этой дилеммы А. Зиновьев предоставляет герою повести «Иди на Голгофу» – Ивану Лаптеву. Можно ли отождествлять Ивана Лаптева и самого Александра Зиновьева? Пожалуй, да, во всех его социологических романах главный рефлексирующий персонаж – это сам автор.
Лаптев рассуждает следующим образом: для меня нет проблемы, существует Бог или нет. Я принимаю принцип: живи так, будто некое высшее существо наблюдает каждый твой шаг и каждый твой помысел. И не важно, существует это существо на самом деле или не существует. Потому что верить в Бога и верить в существование Бога – не одно и то же. Вера вообще не нуждается в каких-либо реальных основаниях, она сама создаёт реальность. Человек может считать себя Богом в той мере, в какой он смотрит на себя глазами Бога, живёт и действует так, как если бы он был Богом.
Это значит, что человек может стать суверенным творцом своего нравственного бытия, равным Богу. Бога не существует, считает Лаптев, но человек должен усилием веры породить его в себе как высшую инстанцию, которая сдерживает рвущееся наружу стихийное, своевольное «Я» человека. Бог есть такое завершение человеческого «Я», при котором «Я» примиряется с миром и одновременно рассматривает себя в качестве его реформатора, «улучшателя».
В этой позиции просматривается перекличка с размышлениями о Боге немецкого философа Ф. Ницше. В его «Весёлой науке» (1882) есть притча, в которой повествуется о безумном человеке, который среди дня с фонарём искал Бога. Толпа смеялась над ним. Безумец воскликнул: «Мы его убили — вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это? Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца? Куда движется она? Куда движемся мы? Не блуждаем ли мы словно в бесконечном Ничто? Не наступает ли все сильнее и больше ночь? Не приходится ли средь бела дня зажигать фонарь? Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами — кто смоет с нас эту кровь? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его?» Убийство Бога – в тотальном отказе от ценностей, которые лежат в основании христианства и тем самым – всей западной цивилизации.
Ницше вновь возвращается к этой теме в знаменитой книге «Так говорил Заратустра». В ней он возвестил пришествие Сверхчеловека, который, сменив Бога, объявит войну ветхим христианским ценностям, «скулящей морали» сострадания, которая сделала людей слабыми. Явление Сверхчеловека знаменует возникновение мира сильных людей, свободных от навязанных христианством ценностей. Христианство есть религия сострадания, но когда сострадают, развитие останавливается, ведь закон развития – это селекция, отбор, выживание сильных. Сострадание же, по словам Ницше, берёт под охрану обречённое, то, что обязано уйти. Нужен новый человек, который будет любить земное и ценностями которого будут здоровье, воля, чувственность. Все боги мертвы, так восславим сверхчеловека – провозглашает Ницше.
Однако перекличка Зиновьева и Ницше внешняя. Их этики коренным образом различаются. Ницше остаётся в пределах этики ценностей, он лишь предлагает систему ценностей христианства заменить системой ценностей, представляющей их отрицание. Зиновьев же исходит из того, что любая система ценностей в той реальности, в какой живёт человечество, не применима. Ибо природа человека такова, что никакого иного, лучшего или худшего, мира он создать не может. И если отдельный человек всё-таки хочет жить иной жизнью, той, которую он считает лучшей, то он должен научиться жить ею в той реальности, какая есть. Образно говоря, научиться жить райской жизнью в аду, так как иного человечеству не дано. Вот почему он предлагает вместо этики ценностей этику правил поведения людей.
Зиновьйога и есть свод конкретных правил, предписывающих, как это сделать. Этих правил множество, на порядок больше, чем в заповедях Моисея или в моральном кодексе строителя коммунизма. Они сформулированы как уроки, выводы из эксперимента Зиновьева, из его персонального жития, поскольку он доказал, что и в условиях советской действительности, и в условиях западнизма, и в постсоветской России жил так, считал нужным. По сути, эти правила в совокупности задают границы индивидуального жизненного пространства человека, границы, находясь в которых, человек не посягает и не задевает безопасности других людей.
В 1999 году А.А.Зиновьев с семьёй окончательно вернулся в Россию, в Москву. Он стал работать профессором МГУ, МосГУ, ряда других вузов, возобновил деятельность в Институте философии РАН. Активно участвовал в общественно-политической жизни страны. Как я уже сказал ранее, он выпустил ряд книг по логике. Вместе с тем Зиновьев внимательно следил за процессами, происходящими в России. Его отношение к ним, к политике правящих в стране сил было резко критическим. Оно нашло выражение в его книгах «Идеология партии будущего» (2003), «Распутье» (2005), «Фактор понимания» (2006), в дополненном издании его автобиографической повести «Исповедь отщепенца» (2005).
Всего Зиновьевым написано и издано около 40 книг, опубликованы сотни статей и интервью на 26 языках, в том числе на английском, немецком, французском, японском. Он член ряда российских и зарубежных академий, хотя так называемая большая академия, РАН, не удостоила его избранием в свои ряды.
Такие мировые авторитеты в области логики, как К. Айдукевич, Ю. Бохеньский, Г. фон Вригт, включили Зиновьева в число исследователей, чьи работы оказали огромное влияние на прогресс логической науки.
По мнению ряда литературных критиков, крупных писателей, среди которых можно назвать Э. Ионеско, роман Зиновьева «Зияющие высоты» заслуживает включения в число десяти лучших романов ХХ века.
Последние работы Зиновьева проникнуты пессимизмом в отношении будущего человечества. По его мнению, развитие человечества перестало быть естественно-историческим процессом, каким оно было на протяжении тысяч лет. Теперь оно планируется, управляется, контролируется. Этому в огромной степени способствует исчезновение той альтернативной ветви истории, которую воплощал реальный коммунизм. В условиях безраздельного доминирования западнизма ведущей тенденцией эволюции человечества стало формирование вырастающего из него сверхобщества. Мир социальный, в котором огромную роль играли культурные, нравственные, гуманистические ценности, поощрялось творчество, замещается миром, в котором царят рациональность, потребительский комфорт, развлечения. Идёт превращение людей в роботов.
«Есть ли будущее у человечества?» – ставит вопрос Зиновьев. И отвечает: физическое будущее – да. Социальное же, то есть собственно человеческое, бытие сокращается. Смысл жизни постепенно исчезает как нечто излишнее. Идёт механическая рационализация и технизация жизни. Планету будут населять здоровые, долго и бездумно живущие существа, однообразно детерминируемые и тотально управляемые.
Можно ли избежать этой перспективы? Зиновьев невысоко оценивает шансы осуществления такого оптимистического сценария. По его мнению, колоссальный рост интеллектуального могущества человечества, осуществляемый гениями, талантами, имеет неизбежным следствием снижение общего уровня умственного развития основной массы людей, тотальное оглупление. Почему так происходит? Зиновьев считает, что настала пора пересмотреть всю систему изготовления, производства, сохранения, распространения интеллекта. В том виде, в каком он существует в университетах, на кафедрах, в исследовательских центрах, в монографиях, в учебниках, в газетах и журналах он просто непригоден для решения проблем эпохи. Внешне это прогресс, на деле – помутнение умов. Но для господства над миром интеллект высокого уровня и не требуется. Поэтому будущее человечества – это господство высокотехничных, но духовно примитивных существ.
А.А. Зиновьев скончался в 2006 году после тяжёлой болезни. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.
Черты зиновьевского стиля мышления
Для людей, приступающих к изучению наследия Зиновьева, оно предстаёт в первую очередь в виде совокупности текстов. Я уже сказал, что это около 40 книг, сотни статей, докладов, интервью, лекций.
«Погружение» в тексты подводит к следующим выводам.
1. Наследие Зиновьева представляет собой достаточно целостный, интегрированный комплекс идей. Трудно сказать, ставил ли он перед собой целью создание всеохватывающей системы типа гегелевской или марксизма. У меня лично впечатление, что едва ли. В беседах он не скрывал своего ироничного отношения к такого рода системосозиданию, построению всеохватывающей картины мира, не считал его возможным в рамках науки. Он ставил более скромные задачи. Это создание целостной логической системы и целостной социальной теории. Считаю, что обе эти задачи он решил.
2. Тексты Зиновьева имеют ряд общих черт, которые правомерно рассматривать как характеристики особенностей стиля его интеллектуальной работы, научного мышления.
2.1. Первая такая черта – выстраивание текстов в соответствии с основными требованиями науки Это опора на факты, доказательность, объективность, понимаемая как стремление и умение исследователя взглянуть на социальную реальность со стороны, преодолеть путы политической, ценностной и иной ангажированности. Он считал, что такое преодоление возможно, и доказал это: в его социальной теории ценностные высказывания, ценностные модальности отсутствуют.
2.2. Вторая черта – первостепенное внимание к логической строгости идейных, теоретических конструкций. Это относится не только к работам по логике, где это само собой разумеется, но и к социологическим трудам. Все такого рода работы монографического характера начинаются с разделов, в которых Зиновьев излагает логический и методологический инструментарий, который он использует для анализа социальных объектов, социальных связей, социальных процессов. Такая понятийная строгость, логическая дисциплина – качество, не характерное для русского, да и советского стиля философствования. Подчёркиваю, именно философствования, поскольку в исследованиях по логике и методологии науки, по философским вопросам естественных и общественных наук картина была иная и в советский период.
2.3. Третья черта – то, что я, следуя Э. Маху, который первым постулировал этот принцип, назвал бы экономией мышления. Речь о лаконичности, о своеобразном аскетизме текстов Зиновьева. Редактору с ними в принципе нечего делать. Поясню эту свою мысль подробнее.
Какие основные функции редактора? Это требование от автора прояснения тех высказываний, терминов, фрагментов, которые редактору кажутся неясными, расплывчатыми, внутренне противоречивыми. У Зиновьева мы ничего такого не найдём. Ибо, как я уже сказал, одна из основных его установок в качестве исследователя и автора – первостепенное внимание к логической обработке своих текстов.
Далее, задача редактора – устранение повторов, стилистических небрежностей, всего, что идёт вразрез с правилами и нормами русского языка. И здесь Зиновьев на высоте. Он очень хорошо знал русский язык, прекрасно им пользовался. Причём не только в своих социологических романах, в своём поэтическом творчестве, но и в научных трактатах. И, конечно, в его работах нет повторов, унылого топтания мысли на месте, когда слова вроде бы нанизываются, а развитие мысли отсутствует. Изложить мысль Зиновьева короче и динамичнее, чем это сделал он сам, невозможно.
Откройте любую его монографию, и вы увидите, что раскрытие содержания той или иной категории, того или иного положения, проблемы у него занимают в среднем одну — две страницы. Сравните этот лаконизм, когда словам тесно, а мыслям просторно, с современными гуманитарными текстами. И увидите, что, за редким исключением, их интеллектуальная начинка, если она вообще имеется, поддаётся изложению максимум в двух трёх абзацах, но их раздувают до размеров монографий в 15 и более печатных листов. Нельзя не видеть, что сегодня научность всё чаще подменяется умением красиво излагать банальности или столь же красиво, изящно напускать туман. Словесная сложность отождествляется с понятийной глубиной, логические операции с понятиями, высказываниями подменяются словесными играми.
Ещё одна задача редакторов – проверка цитат. Их в текстах Зиновьева очень мало. Он не считал нужным апеллировать к кому-либо ни для подкрепления своих идей, ни для полемики. По этой причине иные критики Зиновьева упрекали его в недостаточной эрудиции, низком уровне владения той или иной темой, вопросом, проблемой. Это всё вздор. Достаточно внимательно ознакомиться с его работами по логике, социологии, чтобы убедиться: Зиновьев никогда не забывал о том, что, говоря словами Маркса, стоит на плечах своих предшественников.
Просто Зиновьев не считал нужным тратить своё время и время читателей на экскурсы в историю, а сразу брал быка за рога. В своих научных работах он исключительно чётко формулирует исходные понятия, положения, обосновывает гипотезы, прибегает к примерам. Словом, видит свою «сверхзадачу» в доведении до читателей своей концепции, собственных идей, касающихся тех или иных проблем, а не в изложении имеющихся точек зрения по этим проблемам. Спору нет, с методической точки зрения это, наверное, упущение. Но Зиновьев учебников не писал, он писал работы, требующие определённого уровня подготовки и определённых умственных усилий.
3. Третий вывод: сознательное построение текстов таким образом, чтобы они не оставляли впечатления полной завершённости, законченности исследования, а, напротив, стимулировали к его продолжению, поиску новых подходов, уточнению и углублению предложенных автором решений. Иногда он прямо указывает, куда и как надо двигаться. Это щедрость подлинного таланта, крупного учёного, хорошо сознающего весомость своего вклада в науку и потому не боящегося конкуренции со стороны других.
Некоторые итоги
Я полностью согласен с одним из исследователей зиновьевского наследия Андреем Фурсовым в том, что, будучи уникальным, феномен Зиновьева вместе с тем имеет глубокие корни: как советские, так и русские. Что его систему необходимо рассматривать в широком контексте советской и русской истории, в сравнении с другими лицами, явлениями и идейными системами. Не случайно значительная часть его работ посвящено именно России, Советскому Союзу. «Русский эксперимент» (1995) — так называется один из «социологических романов» А.А.Зиновьева. Под экспериментом имеется в виду опыт построения коммунистического общества. Вот в рамках этого коллективно-социального эксперимента Зиновьев и ставил свой собственный, лично-социальный, опыт реализации «государства в одном лице». Если учесть, что коммунистический советский эксперимент в свою очередь был составной частью русского эксперимента жизни-выживания на огромных пространствах в суровых природных и исторических условиях, то эксперимент Зиновьева встроен и в этот российский макроэксперимент, отражает целый ряд его черт.
Два десятилетия философ жил и работал на Западе, продолжая свой эксперимент в условиях этой принципиально иной системы. Её он тоже не принял. В различных системах и в различных социальных и профессиональных средах он вступал в конфликт практически с любой коллективной средой-системой, в которой жил и работал. Разумеется, не ради конфликта самого по себе, но — желая быть самим собой и жить в соответствии со своими принципами.
Всё это делает Зиновьева, по меткому определению А. Фурсова, Великим вопрекистом. Представляет ли его житие образец и пример для подражания? Однозначно ответить трудно. Не потому, что вызывает сомнение нравственное наполнение его жизни. Оно в высшей степени позитивное. Однако, будем откровенны, его житие далеко не каждому по плечу. Этот тот случай, который в математике передаётся функцией асимптотического приближения: движение к искомой точке идёт, но пересечение с ней в конечный отрезок времени не достижимо.
Беречь наследие Зиновьева, обогащать его
В «Путешествии в Арзрум» А.С. Пушкин, находясь под впечатлением гибели А.С. Грибоедова, которого он хорошо знал и высоко ценил, пишет: способности А.С. Грибоедова как человека государственного остались без употребления, его талант поэта был не признан.
Александр Александрович Зиновьев избежал этой участи. Его имя не просто на слуху. Оно прочно вошло в историю мысли, историю культуры, историю духовных исканий и достижений второй половины ХХ – начала XXI века. Вошло при жизни мыслителя. Иного и быть не могло, ибо сила его интеллекта, оригинальность мышления, яркость личности, независимость в суждениях и поступках, чувство собственного достоинства – всё это не могло не выдвинуть его в ряд выдающихся людей своего времени. Тех людей, которые, собственно, и образуют духовный облик эпохи.
И если я вспомнил Пушкина, то лишь для того, чтобы сказать: опасность недооценки, непризнания, равнодушия, а то и забвение личностей, воплощающих вершинные достижения мысли, сохраняются всегда. Во все времена, во всех странах, у всех народов. Если её, этой опасности, нет сейчас, это не значит, что она исчезла навсегда, безвозвратно. Сбережением духовных богатств своей страны, своего народа, других стран и народов надо заниматься специально. Заниматься государству, заниматься обществу.
В современной России налицо огромный интерес к Зиновьеву, его наследию. Но также налицо и стремление, попытки определённых сил, групп, отдельных людей приглушить этот интерес. Причины этого разные: обыкновенная зависть, неприятие его логических трудов, социологических работ, наконец, политическая конъюнктура, требующая возвеличивания одних персон и «задвигания» персон других, в данном случае А.А. Зиновьева. Сформулированные мыслителем идеи, социальная логика и методология позволяют описать, понять, предсказать целую историческую эпоху, в которую вступил мир после распада Советского Союза. А эта часть его наследия далеко не всех устраивает, особенно те оценки, выводы, прогнозы, которые касаются современного Запада, характера и направленности эволюции человечества.
Чтобы наследие Зиновьева избежало замалчивания, искажений, его надо сберегать, развивать, доносить до людей. Это первая цель, которую мы ставим перед собой, создавая эту школу.
Вторая цель, не менее важная. Одна из опасностей, с которой сталкивается любой выдающийся мыслитель, особенно в наше время, – это превращение его, его достижений в моду, в тему светских, общественных, политических тусовок и тем самым уплощение, вульгаризация сделанного им. И такая угроза над Зиновьевым нависает. Его имя включено в официальную обойму имён, символизирующих высшие достижения отечественных общественных наук ХХ века. О нём вспоминают, когда требуется отметить вклад России в логику и методологию научного познания, в философию, социологию, культуру. О нём снимаются фильмы. Издаётся журнал «Зиновьев»
Вроде бы, чего же лучше. Но… Один из выдающихся представителей немецкого Просвещения XVIII века Готхольд Лессинг писал в связи с модой на своего современника Клопштока, автора многотомной поэмы «Мессиада»: «Кто не хвалит Клопштока? Но всякий ли его читает? Нет. Мы желаем, чтобы нас меньше превозносили, но прилежнее читали».
И это вторая цель нашей школы: не дать «заболтать» Зиновьева. Пробуждение глубокого интереса к наследию Зиновьева, стремления не просто его читать, а читать прилежно, понимать, усваивать. И идти дальше по намеченному им пути.
Сделано в этом плане немало. Было бы несправедливо не сказать о земляках Зиновьева – костромичах. Благодаря поддержке властей Костромской области, в первую очередь её губернатора И.Н. Слюняева, в городе Костроме перед зданием университета установлен памятник Зиновьеву. Его имя присвоено одной из университетских аудиторий. Завершается работа по созданию в Костроме музея Зиновьева.
Невозможно переоценить вклад в сохранение и популяризацию творческого наследия мыслителя его жены Ольги Мироновны Зиновьевой. Этот вклад, без малейшего преувеличения, огромный. В частности, её усилиями, усилиями Российского государственного торгово-экономического университета, его ректора С.Н. Бабурина, а также Аугсбургского университета (Германия) создан Российско-баварский центр имени А.А. Зиновьева.
Много сделали и делают для сохранения и развития зиновьевского наследия директор Института философии РАН академик А.А. Гусейнов, ректор МГУ академик В.А. Садовничий, академики В.А. Лекторский и В.С. Стёпин, декан философского факультета МГУ член-корреспондент РАН В.В. Миронов,
Прошли три зиновьевских чтения. Мы признательны председателю Совета Федерации С.М. Миронову за то, что он принял участие в третьих зиновьевских чтениях, выступил на них с докладом.
В общем, интерес к Зиновьеву растёт. Но надо идти дальше. Ибо наследие А.А. Зиновьева – это то, что олицетворяет собой биение творческой гуманитарной мысли в Советском Союзе, затем в России во второй половине ХХ – начале XXI века. То, что обогатило мировые когнитивные теории, философию, социологию. То, что наша страна внесла в интеллектуальную сокровищницу человечества.
