Пока ещё не началась показательная по своей навязчивости и наглости стройка в т. н. Костромском кремле, советую всем костромичам и гостям города напоследок заглянуть в центральный парк и как следует запечатлеть в своей памяти «уходящую натуру». Очень скоро этот живописный уголок беззащитного города падёт под натиском бесцеремонных московских «восстановителей справедливости», «реставраторов», и духовных пастырей, весьма оживляющихся при вопросах «возвращения собственности», главным образом находящейся на доходных земельных участках в центрах мегаполисов и популярных туристических городов.
Вот и я, мысленно уже попрощавшись с самым дорогим мне уголком Костромы, не преминул туда заглянуть при недавнем визите в город. Пока привычную картину нарушают лишь блестящие своим металлом заборы, огородившие 3 площадки, на которых в минувшем году работали археологи. И ещё – я никогда до сих пор не видел это место в снежном убранстве, так как бывал тут лишь в тёплое время года. Однако застройщики недавно заверили, что начнут «восстанавливать справедливость» как только сойдёт снег. И тогда заниматься здесь созерцанием уже будет поздно.
Больше всего в этой истории меня поражает сочетание очевидной дикости происходящего с тем, что никто из влиятельных людей ни в Москве, ни в самой Костроме не рискует этой дикости противостоять. Между тем, когда церковники собираются строить храмы в «обычных» парках и других общественно-полезных местах, это вызывает протесты местного населения (в Москве, Петербурге, Азове, Саратове, Балашове, Самаре, Белгороде, Томске, Бийске, Новосибирске, Барнауле; самый громкий пример – в столичном парке «Торфянка»). Так почему же гораздо более вопиющий случай в Костромском центральном парке не вызывает никакого противодействия? Ведь подоплёка здесь, в принципе, та же самая, а последствия для города будут весьма неприятными из-за культурных и имиджевых потерь. Пассивностью костромичей пользуются гг. «меценаты» (бизнесмен В. Тырышкин и архитектор А. Денисов), не очень беспокоящиеся о соблюдении законности в достижении своих намерений.
Суть явления, частный случай которого мы имеем сейчас в Костроме, состоит в удовлетворении имущественных аппетитов РПЦ, в расширении её бизнеса под любым подходящим предлогом. Великолепные возможности в этом отношении церковникам предоставил знаменитый 327-ой закон, хотя и до этого им удавалось успешно захватывать отреставрированные и хорошо содержавшиеся монастыри, выселяя оттуда музеи. «Почему-то» они предпочитают «возвращать собственность» лишь в крупных городах да туристических центрах, но не загораются желанием прибрать к рукам сотни, если не тысячи заброшенных храмов в глубинке. Сколь интересуют церковников именно доходные качества «имущества», видно из того, что по исчерпании ресурса 327-го закона в городах они начали разрабатывать там другие способы прироста активов. При поддержке власти, они стали претендовать на земли, где храмов вообще никогда не было (например, по программе Собянина-Гундяева «200 храмов»), или где храмы были разобраны при большевиках – но непременно в центрах исторических городов. Эти дополнительные способы имеют свою специфику. Во-первых, они предполагают согласие местного населения, для чего должны проводиться общественные слушания, а во-вторых, собственнические права на землю появляются как прямое следствие возведения на ней храма. Ибо недвижимое «имущество религиозного назначения» (в т.ч. новострой) передаётся в собственность РПЦ вместе с земельным участком (при этом размер земельного участка может быть определён церковниками довольно-таки произвольно).
В приложении к центральному парку Костромы это означает следующее. На данный момент «имущества религиозного назначения», согласно перечню 327-го закона, здесь нет. Только потому, что в парке стоял разрушенный храмовый комплекс, церковники не могут получить в собственность его территорию. Речь идёт о земельном участке в несколько га в самом центре города. Посредством «воссоздания» комплекса, т.е. появления того самого «имущества», РПЦ получает права на участок. А чтобы стройка началась, нужно «взломать» тот статус территории, который запрещает на ней любое капитальное строительство. Инструментом для «взлома» является риторика «восстановления справедливости», которая в данном случае вовсе не обязывает местную власть безусловно идти навстречу церковникам (хотя на практике отказать им почти невозможно) и предполагает (по крайней мере формально) согласие местного населения. Дескать, мы все в ответе перед церковью за порушенное большевиками, так дадим же ей огромный кусок собственности и ещё один источник пополнения её и без того бездонного бюджета, и от этого наша духовность безмерно возрастёт. Неважно при этом, что современная бизнес-корпорация «РПЦ МП» как юридическое лицо выросла из структуры, основанной в 1943 г., и не имеет никакого отношения к дореволюционной церкви, которая была подразделением государства и потому никакой «своей» собственности не имела. Но это всё мелочи, въедливое ковыряние в которых нас может только отдалить от той самой духовности, к восстановлению которой мы так стремимся. А восстанавливаться она будет следующим образом: путём продажи магических услуг, размещения торговых точек, сдачи площадей в аренду, организации аттракциона на колокольне и т. п. Учитывая, что РПЦ не надо платить земельный налог и НДС, её бизнес является едва ли не самым прибыльным в нашей стране.
Какое значение во всей этой операции отводится архитектурному соответствию новоделов утраченным храмам? Исключительно косвенное – чтобы придать операции благообразную видимость (дескать, это ж признанная международная практика) и минимизировать возможный протест, т. е провернуть операцию в таких формах, чтобы её удобнее было «проглотить». Чтобы в этом убедиться, достаточно заглянуть в «меценатский» анамнез Тырышкина.
Дело в том, что в предыдущих случаях «возрождения» храмов Тырышкиным (собор Никольского монастыря в Переславле, Успенский собор Ярославля) были выстроены объекты, ничего общего не имеющие с разрушенными в 30-е гг. подлинниками. Архитектор А. Денисов, который сейчас не прочь поведать, насколько точно он «посадит» свои костромские новоделы на место снесённых сооружений, сколь скрупулёзно он воссоздаст их размеры, пропорции и детали убранства, в Ярославле придерживался совершенно иного подхода. В Ярославле, несмотря на благословение патриарха воссоздавать храм в размерах утраченного оригинала, на нормы градостроительного регламента, на отсутствие согласований, на протесты местных активистов (было собрано 10 тыс. подписей), на единогласное осуждение его проекта на заседании специалистов в Российской академии архитектуры, он возвёл объект на 10 м выше прежнего храма и нисколечко на него не похожий. Вряд ли на такую выходку, после которой становятся нерукопожатыми среди субординационно независимых коллег, Денисов пошёл из любви к искусству, гипертрофированной вины за «грехи» большевиков или каких-либо иных возвышенных мотивов. Гораздо проще предположить, что им двигало желание угодить богатому заказчику, имеющему важных покровителей. Почему же теперь, в Костроме, заказчик предпочёл апеллировать к идее воссоздания «как было», хотя прежде совершенно об этом не заботился? По-видимому, его образ благодетеля был в Ярославле изрядно подпорчен: что ж это за «благодеяние», если против него протестовали тысячи горожан и коллегия специалистов? А в Костроме уже лет 30 среди романтиков витает идея возрождения храмов «как было», в последние годы даже образовалась инициативная группа. Ну, раз «витает» – вот вам, пожалуйста, и В.И.Тырышкин. Архитектор Денисов снова внял заказчику и освоил философию, диаметрально противоположную исповедуемой в Ярославле. Впрочем, она для него не нова – в советские годы он был хорошим специалистом-реставратором.
Учитывая косвенный, а никак не главный характер цели архитектурного соответствия новоделов утраченным подлинникам, сложно и ожидать, что она будет преследоваться добросовестно, а результат не окажется лишь грубой подделкой.
