Искандер Валитов и Тимофей Сергейцев: Запад и войны

Зиновьевский клуб: Запад и войны

Тезисы Искандера Валитова и Тимофея Сергейцева к заседанию Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня» на тему: «Запад и войны», 24 февраля 2015 года, ММПЦ, Президентский зал

 

Искандер Валитов, методолог

 

К сожалению, сегодня не могут присутствовать на заседании клуба наши коллеги Тимофей Сергейцев и Дмитрий Куликов. Тимофей прислал мне тезисы по теме. Я их с удовольствием включу в своё сообщение, даже буду зачитывать, поэтому можно с полным основанием считать, что Сергейцев сегодня не просто незримо с нами, но принимает самое непосредственное участие в работе клуба.

  1. Есть такое ощущение, что количество насилия, агрессии, злобы в мире стало резко расти. Как-то становится сильно неспокойно в мире. Майданы, революции, террористические акты гуманитарные бомбардировки, другие акции по демократизации, прямые интервенции, угроза масштабных региональных и не только войн с возможным применением ядерного оружия… Хорошо бы понимать, почему так происходит, надолго ли эта тенденция, до чего мы все дойдем, можно ли её обернуть вспять и если да, то каким образом. Тема войны собственно и значима тем, что позволяет задать эти вопросы и дает возможность наметить какие-то ответы. Я сфокусируюсь на двух вопросах:
  • на том, как развивалась практика войны в истории европейской цивилизации.
  • и на гуманизме, как двигателе современной войны
  1. Для того, чтобы разобраться в нашей теме необходимо различать власть и управление. Власть — это публичные, открытые всем очевидные отношения господства — подчинения. Властвующий и подвластные знают, кто они друг для друга. Каждый из них знает своё место и знает, зачем ему другой. Власть — не просто силовое доминирование. Это осознанные отношения и в силу этого подчинение носит преимущественно добровольный характер. Подчиняются в большинстве случаев не кнуту, а слову. Мы работаем не только на себя, но и на вас, слушаемся ваших приказов — вы же правите нами и нас защищайте. Из такого типа отношений вырастает государство. Это устойчивая социальная структура, приемлемая и даже часто привлекательная для жизни в ней большей части населения. Структура естественным образом стремящаяся к расширению: увеличению территории и числа подвластных. Государство по возможности это делает мирно. К сильному государству часто присоединяются добровольно. Добровольно признают верховную власть. Война скорее исключение, чем правило. И возникает она, как правило на столкновении с границами другого государства.

Вот как об этом пишет Сергейцев: «Классическую Войну ведет государство, полноценно расширяя свою территорию, самоутверждаясь. То есть, классическая война создает и расширяет обитаемый мир, ведется изначально ради этого. (От себя добавлю — вспомним Аристотеля с его учеником. Аристотель отправил Александра Македонского расширять границы древнегреческой ойкумены – И.Валиктов). Но обитаемый мир не один, и государство не одно. Классической войной оплачено разнообразие обитаемых миров. Оно же и ограничивает войну. Такая война строится на заведомо ограниченных возможностях уничтожения. Это война ради власти, ради рабства. Это и есть настоящий многополярный мир, мир классического прошлого, доколониальный мир».

Что мне здесь важно? Классическая война есть способ решения вопроса власти: кто кому будет подчиняться и где пройдут границы этого подчинения. Может быть случай, когда исходно не ясно, кто кому должен подчиниться и мы почему-то в этом вопросе не разобрались (пример с казанским, астраханским ханствами и московским царем). Захват богатств, территории и т. п. — вторичны. Это всё производные от решения вопроса власти. Важно, что война не была механизмом социальной жизни. Воевали, когда по другому вопрос власти и границ власти решить было нельзя. Это не значит, что не воевали или воевали мало. Воевали, но сама война не была целью. Её не хотели, воевали по необходимости. Хотели новых территорий и подданных, но не войну.

  1. Историческая практика классической войны вполне благополучно добралась до ХХ века. В 19-веке она даже была оформлена правовым образом. Рефлексия дошла до того уровня, что власти европейских государств понимали, что не воевать не можем, но разрушения, вызванные войной, не должны угрожать воспроизводству европейской территории и европейского населения. И ещё важный момент: почти все европейские государства обзавелись колониями, что фактически изменило предмет разборок. Вновь слово Сергейцеву: «Война была введена в рамки права в 19-м веке, это и было собственно первое и последнее действительное международное право (то есть собственно право войны, оберегаемая война). Такова специфически европейская война в рамках европейского концерта. Естественно, речь не шла о регулировании колониальных войн, а только о войнах между своими. Совместно еврогосударства захватили мир, создав колонии. Колонии — это уже не расширение полноценной территории государств, а территории второго сорта, эксплуатируемые территории, истощаемые территории. Часть их организованностей подлежит уничтожению (туземцы, природа, культура, запасы). Евровойна умерла вместе с концом классических европейских государств и самого европейского концерта. Евровойна была основана на балансе возможностей уничтожения и воспроизводства. Евровойна велась ради политики изменения баланса сил в контроле на разделенным миром. Этот мир уже не многополярный, а мир господства европейской цивилизации с долевым участием в мировом господстве основных европейских держав (их имена начертаны на фасаде почтамта Женевы)».

Я бы здесь только добавил, вторая мировая война уже во многом не была классической войной. Англичане вырастили, лелеяли, усиливали Гитлера и немецкий нацизм, выдали ему карт бланш специально для похода на Восток. План Барбаросса был внутри британского плана по установлению их контроля над евразией. Гитлеровский режим не состоялся бы, если бы изначально не рассматривался в качестве своего инструмента англо-саксонским обществом. Чтобы немцы о себе не думали, они были инструментом колонизации евразии. Тот факт, что инструмент в какой-то момент решил перестать быть инструментом, не отменяет указанных фундаментальных причин начала второй мировой войны.

  1. Здесь я фактически возвращаюсь к вопросу о важности различения власти и управления. Для понимания того, что произошло в ХХ веке и что происходит сегодня в мире, важно знать и сущностно квалифицировать те процессы, которые начались в итальянских городах в конце 13-го века. А произошло там следующее.

Итальянское общество было устроено сословно-цеховым образом. Были так называемые младшие цеха (ремесленники, мелкие торговцы, врачи и т. п.) и старшие цеха: банкиры и оптовые торговцы. Так вот, старшие цеха совершили социальную инновацию. Они сделали то, что до них похоже не делали. Если раньше сословие, страта, та или иная социальная группа, находясь в сложных отношениях с другими социальными группами,  в ходе торгов, переговоров с другими социальными группами, каких-то игр, конфликтов, интриг и т. п. стремилось к получению каких-то привилегий или даже пыталась сама захватить власть, то здесь происходит нечто иное. Они захватывают не власть, а контроль над властью, оставаясь сами «за кадром». Они предпринимают действия, направленные не просто на улучшение своего положения в этой структуре и даже не на прямой захват власти — в той же структуре (т. е. у них не было претензий самим стать аристократами) — нет, они заняли позицию рефлексивного управления по отношению ко всей структуре.

Важно, что они не просто берут государственную власть под контроль (и до них такое часто бывало), а внедряют сложную социальную технологию.

Во-первых, они внедряют в сознание младших цехов идею равенства. Это очень странная идея. Она отрицает дифференциацию социальных мест в социуме. Утверждается, что люди равны, хотя конечно же по факту своего рождения, воспитания, образования, интеллектуальной обеспеченности, социального опыта — они точно не равны. Мы можем считать их равными только если абстрагируемся от вышеперечисленного.  Но эта идея захватывает умы. И у этого есть последствия. Теперь каждый может претендовать на власть. Так впервые появляются выдвиженцы от народа. Естественно, что эти выдвиженцы были проплаченными ставленниками старших цехов. Это всё описано. В итоге во власть входят эти наемники, аристократов выводят из игры.  Современная демократия с самого начала была замаскированным захватом власти организованной группой товарищей через подставных лиц.

Во-вторых, внедряются идеи свободы. Свободы от цеховой организации, свободы для политических организаций. Теперь можно свободно объединятся в политические организации и далее конкурировать, бороться за власть.

В-третьих,  внедряется вся гуманистическая фразеология про народное счастье: всё для человека, всё для народа. Лозунг про улучшение жизни народа подхватывается, присваивается другими социальными группами. Потом этим занятием будет сильно увлекаться российская интеллигенция. Они начинают искренне считать, что они отвечают за народное счастье. Не за свою функцию в социуме, а за положение народа. Отсюда же растет и марксизм. И, наверное, протестантизм. При этом, имея много идеалов про будущее, интеллигенция почти не имела знаний о последствиях своих действий. Мы до сих пор живем на этих разрывах между идеалами и знанием социальной реальности, знанием о последствиях собственной социальной активности. Смотри современную Украину. Рассказ про мою переписку с представителями украинской интеллигенции год назад. Банда идиотов.

Снимаются всякие ограничения на практику ссудного процента. Можно свободно заниматься любой прибыльной деятельностью безотносительно интересов воспроизводства социального целого. Содержание деятельности перестает кем-либо контролироваться. Точно также происходит отказ от стандартов сословно-цехового потребления. Теперь каждый свободен обжираться или умирать с голоду. В результате происходит  резкое увеличение кредита за счет увеличения предприятий и потребления.

Так они стали управлять всем социумом в интересах своего цеха. Весь социум перекраивается по лейкалам старших цехов и в их интересах. Т.е. объектом преобразования становится весь социум. До сих пор наиболее развитыми представлениями о становлении капитализма являются марксистские. Но думаю и они  недооценивают значение и объем искусственно-технической, целевой, субъективной компоненты в этом процессе.

Поэтому можно утверждать, что прототип сверхвласти, о которой писал Зиновьев, впервые появляется в итальянских городах в 13-ом веке — с выходом «старших цехов» в позицию рефлексивного управления всем социумом. Именно с этого момента социальная структура становится объектом преобразований. Именно тогда широко внедряются идеалы демократического общества — в целях подчинения публичной власти теневым управляющим группам. Идеалы равенства и свободы необходимы для утверждения этого нового социального порядка. Именно тогда борьба различных сословий, страт и других организованных групп становится законной формой социальной жизни и ключевым инструментом теневого управления. Маркс, кстати, эту практику, фактически, поддержал. Именно с этого момента концлагеря, натравливание государств и прочих субъектов  друг на друга и прочие безобразия становится необходимой социальной практикой (это уже только вопрос времени, когда именно они появятся).

Тут всё просто. Если в мире покой, согласие и порядок, если все со всеми договорились, то рефлексивная управляющая надстройка не нужна. Сама возможность управления появляется на игре противоречий, на противопоставлении одних другим. Организация социальной борьбы, лицензия на неё, культивирование её — условие и предпосылка возможности позиции рефлексивного управления. Война — инструмент изменения социальной структуры. Т.е. раньше война была способом решения вопроса «чья власть?» и заканчивалась с решением этого вопроса, теперь — переносится сначала внутрь социума и становится способом управления.

  1. Что мы в итоге имеем? Индивидуальный и сословный эгоизм до этого был ограничен социальной структурой. Все его видели. И все совместными усилиями загоняли ту или иную группу на своё место. Теперь же этого джина выпустили из бутылки. Он не ограничен ничем, поскольку не очевиден. Как буржуазия пролетариат эксплуатирует мы все знаем. Но как именно некоторые её избранные представители управляют и перестраивает под себя весь социум очевидно уже немногим. Поскольку каждое подлинное действие прикрыто кучей фальшпанелей. Утопия для народа, идеология — для элиты. Теперь тебе каждый раз объясняют, что это в твоих интересах. Появляются выгодополучатели от всего социума, не обремененные в свою очередь никакими обязательствами. Весь социум, включая, кстати, саму буржуазию, становится кормовой базой. Ты не отвечаешь ни за что, при этом перестраиваешь целое.

Борьба за фокус рефлексивного управления становится ненормированной, поскольку является не публичной.

Противоречия в самой социальной структуре становятся ресурсом внешнего управления. Конфликт становится инструментом внешнего управления, инструментом трансформации структуры или её уничтожения.  Конфликты организуются.

Во имя «счастья народа» и справедливого социального устройства теперь можно уничтожать целые страты и классы. Социальная борьба становится механизмом реализации социальных идеалов.  Теперь, чтобы привести социум из точки А в точку Б, можно уничтожать миллионами.

  1. Надо ещё принять во внимание принципиально внегосударственный и внестрановой менталитет старших цехов. Государства и государственные границы не должны быть препятствием для расширения рынков и сверхвласти. Поэтому теперь уничтожению подлежат не только отдельные социальные группы, но целые страны и народы, вставшие на пути высоких властных чувств.

Это нам только кажется, что воюют страны. Теперь государства — элементы в системе рефлексивного управления. Воюют конкретные группы. Остальные — пушечное мясо.

  1. Глобальная война ведется за единое человечество. Сверхвласть по Зиновьеву (я бы говорил о сверхуправлении) не может в силу своей природы не ставить перед собой задачу планетарного контроля всего человечества. Не должно быть на планете разных популяций, эволюционирующих по своим траекториям.  И перманентная глобальная война есть способ поддержания такого единого мира.

Вот как об этом пишет Сергейцев: «Мировая война — это технология войны, венец развития европейской цивилизации, это глобальная и непрерывная война, война, воспроизводящая сама себя. Она создана в 20-м веке усилием основных евроимперий, отказавшихся от принципа баланса в коллективной власти над миром. Она основана на радикально избыточных возможностях уничтожения. Она продолжается и развивается. Мы живем в ее условиях, в ней невозможно не участвовать. Она тоже управляется и регулируется, но уже не правом, т.к. ее ведет общество, а не государства, а точнее — мировое глобальное сверх-общество (термин А.Зиновьева). Глобальную войну ограничивает не классическое разнообразие миров (многополярность), не международное право коллективного гегемона, а исключительно возможность глобального тотального уничтожения.
Мировая (глобальная) война ведется ради уничтожения значимых организованностей глобального социума (прежде всего государств, а также обществ, территорий, народов), это война исключительно на уничтожение, ради истребления как такового, она не подразделяется на превентивную, оккупационную, гражданскую, революционную, колониальную и т.д, в ней много сторон, а не две (пусть даже и в виде союзов, лагерей и т.п.), одни государства заставляют воевать вместо себя другие, действуют глобальные мобильные свободные агенты — наемники, экстремисты, террористы, партизаны, повстанцы, есть заложники и заведомые жертвы, задействована развивающаяся иерархия вооружений несоизмеримой эффективности, есть глобально распределенные выгодополучатели как от самого процесса боевых действий, так и от их результата.
В рамках глобальной войны сегодня США целенаправленно создают конфликт исламского мира с христианским и иудейским, за счет создания исламского терроризма (см. в т.ч. точку зрения Сатановского). Цель — разрушение Европы. В рамках глобальной войны США пытаются создать также межнациональный конфликт в России. Цель — разрушение России. Украинский театр военных действий создан ради этого»
.

  1. Мыслимой альтернативой такому миропорядку являются отказ от идеи единого человечества и запрет на любые преобразующие действия по отношению к социуму в целом. Каждый должен понимать глобальную ситуацию и проблемы, но менять может только себя. Практическое движение в таком направлении возможно только через увеличение социального знания о том мире, который сложился. Нам нужны сегодня не столько идеалы, сколько знания о реальном социальном мире и личное отношение к происходящему. Нам необходим выход из под внешнего управления. Нам необходим новый «эволюционно-экологический» дискурс. Мы стоим на пороге эпохи нового мышления о себе и мире. Предстоит довольно сильно перестроить своё мышление, свою деятельность и даже своё поведение. Если, конечно, мы хотим выжить. Нам нужен дискурс для самоуправляемых групп, думающих за человечество в целом, но трансформирующих только себя. Нерв ситуации: остаться человеком в глобально управляемом мире. Люди против организаций.Свобода, как «неподчинение» в рефлексивных и управляемых системах не существует. Ты думаешь, что ты что-то выбираешь, что-то решаешь, но любые твои шаги просчитаны и учтены, более того они спланированы и через идеалы, понятия, представления, интерпретации событий, рекламу и прочие мотивации в тебя внедрены. Поэтому свобода сегодня может заключаться исключительно в познании социальной реальности и подчинении себя тем правилам и тем сообществам, которые ты осознанно выбрал. Выход состоит в том, что ни один человек, ни одна группа не имеет права перестраивать систему. Построение и освоение такого дискурса и будет означать прекращение глобальной войны.