Эльвира Баландина, философ, член Зиновьевского клуба
Продолжая размышлять о личной свободе (http://aszk.ru/prochee/mnenie-eksperta/item/3504-elvira-balandina-po-plechu-li-nam-svoboda), мы неизбежно приходим к вопросу о ее условиях. Что позволяет чувствовать себя свободным и действовать как свободная личность? .Да, можно сказать, что у каждого свое представление о свободе. Для этого даже не надо формулировать собственное понятие. История человеческого духа дает множество определений свободы, остается только выбрать наиболее подходящее для себя. Потому для начала необходим хотя бы очень короткий метафизический экскурс в историю этого понятия.
Что есть свобода
В ранней и классической античности свободен всякий, кто не раб по принуждению или по установлению. В поздней античности свободен всякий, кто не зависит от бедствий человеческого существования, знает законы судьбы и следует им. Попытки противиться судьбе не только не делают человека свободным, но неизбежно приведут к лишним страданиям, а судьба все равно возьмет свое. Формула этой стоической философии хорошо известна: желающего судьба ведет, нежелающего – тащит. Хотя вот было и другое мнение. Эпикур, например, полагал, что человек свободен в выборе линии поведения: он должен только выбирать правильные стремления, из которых на первом месте стоят стремления к знанию и дружескому общению. Они приносят наивысшее удовольствие от жизни.
В средневековье свобода –это способность «ходить путями человеческими, а не Божьими» (Августин Блаженный), свобода – проклятие человеческого рода. Дискуссия о свободе в раннем средневековье возникла из-за распространения учения Пелагия и его последователей, который утверждали принцип свободы воли почти до свободы веры или неверия. Августин, не отрицая свободы воли, вносит нравственный аспект в свободу выбора. Можно стремиться к свободе в пользу добра, для это необходимо действие божественного начала. Можно стремиться и ко злу – для этого достаточно довериться исключительно своим желаниям и стремлениям. Человек свободен в том смысле, что он сам выбирает: ходить путями зла – человеческими – или сопротивляться злу – стремясь к божественной благодати. Как решать этот вопрос в каждом конкретном случае, рецепта нет, ибо, по простодушному замечанию самого Августина «когда защищаешь свободу воли, то кажется, что отрицаешь благодать Божию, а когда утверждаешь благодать, то кажется, что упраздняешь свободу». Но предпочтение следует отдавать все же второму выбору.
В эпоху Возрождения свобода есть беспрепятственное развертывание всех человеческих возможностей. Такое понимание свободы связывается с представлением о человеке как существе, изменяющем, в котором изменяется и он сам. А здесь уж без свободной возможности выбрать: подняться ли до уровня звезд или опуститься до низменного состояния (Пико делла Мирандола) никак не обойтись.
С возникновением науки свобода начинает обретать границы: как «осознанная необходимость», как знание законов природы, в том числе своей собственной, деятельность согласно природе, как возможность делать все, что не запрещено законом ( Гоббс, Монтескье, Гегель, Маркс). Некоторые считали, что человек рождается свободным, но затем эту свободу теряет ( Руссо, Вольтер).
Кант попытался решить проблему свободы введением «закона свободы», согласно которому человек свободен, если и пока он не нарушает свободу другого. Полностью несвободных людей нет, но всякая свобода ограничена свободой другого, каждый таким образом несет ответственность и за свою свободу, и за свободу другого.
Неклассическая философия добавила в понимание свободы новые стороны и грани, Так Ницше утверждал, что смысл свободы состоит не в возможности действовать по своему разумению, а в умении осуществить свою волю к власти так, чтобы твоя воля стала законом для других.
Сартр понимал под свободой свободу выбора. Неверно считать, что иногда нет выбора. Выбор есть всегда. Парадокс выборов, которые мы совершаем, заключается в том, что всякий сделанный выбор предопределяет собою следующий, и в конце концов мы сами себя загоняем в тупик под названием «нет выбора».
Согласно Ясперсу, Шелеру свобода состоит в возможности совершить «прыжок» к трансценденции, преодолевающий заземленность бытия. И т.д., и т.д.. и т.д.
Очень краткий экскурс в историю понимания свободы для того, чтобы показать, как трудно дать такое определение и понимание свободы, которое было бы принято однозначно, и неизменное во всех дискуссиях требование «договориться о понятиях», вряд ли тут пройдет. Все представленные и не представленные понимания свободы не являются ложными, но и не являются совершенно истинными, так что обычная логика выбора между истинным и ложным, к которой тяготеет наш здравый смысл, здесь мало применима.
Архетип четверицы
Возможно, что это тот случай, когда большую ценность имеет не полученный ответ, а процесс размышления, в который может вступить каждый желающий.
Для наших размышлений о свободе мы выбрали архетип четверицы, довольно популярный в теории и в обычной практике: четыре времени года, четыре стороны света, четыре океана, четыре элемента мира, четыре евангелия… Архетип четверицы подробно исследовался Августином Блаженным, К.-Г. Юнгом, М. Хайдеггером, А Лосевы, В Подорогой. Некоторые придают четверице мистический смысл. Но желая оставаться на почве рациональной, мы ограничимся ее символическими смыслом.
В «Разговорах на лесной тропе» Хайдеггер обращается к топологии человеческого бытия, развертывая подлинную жизнь человека в четырех координатах. Подлинная жизнь или самоосуществление имеет очень мало общего с тем бутафорским, демонстративным существованием, которое мы, опутанные тысячами навязанных обязательств, условий, чужих целей и интересов, влачим день ото дня. Часто свобода ассоциируется в нашем сознании с тем, чтобы «бросить все и уехать…» Куда? Да к природе, конечно. К речке, к лесу, в горы, в степи. Вот и Хайдеггер размышлял о человеческой свободе, гуляя по лесным тропам Шварцвальда.
Так что же надо для подлинности, для свободы? Четыре условия, четыре компонента, четыре краеугольных камня. Если они у тебя есть, ты имеешь шанс стать и быть свободным.
Первый элемент – Дом. Это не место, где мы едим, спим, держим личные вещи. Это место, где наши корни, куда мы всегда возвращаемся, где мы в безопасности. Это может быть родительский или свой дом, это может быть детство, это может быть какое-то место, к которому мы по-особому привязаны, о котором мы говорим «а вот у нас» или «а у меня»…
Второй элемент – Поле. Это пространство наших возможностей, того, что я могу сделать, о чем могу помыслить, что могу чувствовать. Неважно — небольшое это личное пространство или пространство Вселенной, но важно, что границы Поля устанавливаем мы сами, независимо ни от чего Насколько мы способны их установить, насколько границы простираются, настолько мы и свободны.
Мало установить возможности, надо иметь силы, чтобы действовать в их пределах, уметь раздвигать и сдвигать эти границы. Для этого нужен источник силы. Он называется Колодец или Источник. Что может стать Источником? Воля к власти, воля к цели, воля к разуму, воля к истине. Колодец отделяет пустые фантазии от того, на что хватит наших сил. Вода Колодца всегда холодна, она отрезвляет.
И наконец четвертый элемент. Четверица часто имеет структуру 3+1, где один из ее элементов по своей природе несхож с остальными. Четвертый элемент синтезирует первые три, сообщая им единство. Сами по себе они мало что значат, а вот четвертый элемент придает им смысл и структурную завершенность Это Храм. Должно быть в подлинности человеческого бытия что-то, что приподнимает человека над повседневностью, позволяет ставить и отвечать на вопрос – зачем? Причем Храмом бывает не просто ответ на этот вопрос, а такой ответ, который имеет моральное, а для некоторых людей морально-религиозное значение.
Вот на этих четырех краеугольных камнях и покоится здание человеческой свободы. Есть в жизни личности Дом-Поле-Колодец-Храм, она, личность имеет шанс жить и чувствовать себя свободным человеком. Нет – есть шанс их обрести или вообще ни о какой свободе не мечтать, а жить, как живется, тогда личность оказывается дезинтегрированной, стремится к иллюзорному или социально- патологическому восполнению отсутствию жизненного смысла. Если же четверица неполная, то в жизни образуется некая ущербность, рождающая чувства обиды, неуверенности и страха.
Они-то и заставляют людей искать безопасности, избегая свободы сознательно или не бессознательно желая быть свободным. Образно говоря, в выборе между «конституцией» и «севрюжиной с хреном» мы чаще выбираем второе. Но существуют люди, которым удалось в своей жизни стать и быть свободными. Один из таких людей – Александр Зиновьев.
Свободный человек
У него был Дом. Его несуществующая ныне деревня Пахтино, затерянная в костромских дебрях, до которой не во всякое лето доедешь, если дожди, и речки лесные разольются. Он родился там, вернулся туда после смерти, по-прежнему будто пребывает здесь, может быть потому, что над Пахтино развеяна часть праха философа. У него еще был Дом – это его квартира в здании МГУ, где за стеклами шкафов теснятся книги, на стенах висят его картины, на окне стоит копия памятника Александру Александровичу в Костроме, где живут главные хранители его памяти – жена и дочь. Сюда часто приходят новые и старые его друзья, здесь рождаются идеи, разрабатываются проекты, ведутся дискуссии. Это Дом, который и был, и есть.
У него было Поле. Пространство его личности, его творческих возможностей. Казалось бы, есть профессия, соответствующая образованию. Логик, вот и занимайся логикой. Но Зиновьев не по внешней необходимости, не по причине каких-то обстоятельств становится писателем, социологом, науковедом, художником, поэтом, публицистом. Нет почти ни одной области творчества, где бы он не пробовал себя, всегда готовый раздвинуть границы приложения своего таланта и сделать это очень успешно. Такова особенность истинно талантливого человека – он талантлив во всем.
У него был Колодец – источник его силы. Поддержка его семьи, сила его таланта, его разум. Вообще, как кажется, уважение к разуму и разумности было одной из главных черт его личности. Мир, себя и других в этом мире надо понимать, Понимать, пропуская их ( мир, себя, других) через горнило жесткой логики, здравого смысла, объективности, не допуская ни сознательной лжи во имя чего бы то ни было, ни добросовестного заблуждения. Предельная честность по отношению к себе и другим. Мог идти на компромиссы или менять свои взгляды? Мог. Но и в этом был честен.
У него был Храм. Научный храм – истина. Как бы ни утверждался в современной науке фаллибилизм, как бы ни толковали о недостижимости объективной истины, как бы ни объявляли все научное знание относительным, всякий серьезный ученый стремится к истине, иначе его жизнь и работа теряют смысл. Стремление к истине или даже к Истине сдерживает конъюнктурные или карьерные устремления, отнюдь не чуждые ученой среде, облагораживает науку, позволяет сохранять высокие принципы научности, известные со времен Декарта и Фрэнсиса Бэкона. И еще был один Храм – Родина. Искреннее беспокойство за ее жизнь и судьбу, не оставлявшее его ни в Советском Союзе, ни в эмиграции, ни в постсоветской России. Он не был печальником и молчальником, льющим слезы над нелепостями и глупостями нашей жизни. Он и здесь был творцом и борцом, в его трудах содержится целая программа разумного устройства нашей жизни. Первый пункт этой программы – он же самый трудный – давайте умнеть!
Александр Зиновьев был свободным человеком. Нельзя сказать, что образцом и эталоном, которому надо неукоснительно следовать. Образцов и эталонов в человеческом мире вообще не бывает, каждый строит свою жизнь сам сообразно своим желаниям, интересам, стремлениям. У таких людей, как Зиновьев, другая миссия. Они задают горизонт человеческого бытия, реализуя в своей жизни символическую четверицу – Дом-Поле-Колодец-Храм.
Эльвира Баландина, философ, член Зиновьевского клуба – для Агентства СЗК