Журнал «Регионы России», ноябрь-декабрь 2016 (11 — 12)
В вопросах построения гармоничных уважительных и крепких семейных отношений познание друг друга является, пожалуй, одним из самых главных факторов.
Ведь когда мы хотим чтобы что-то долго работало, мы начинаем изучать природу этого и законы, по которым оно работает. Чего бы это не касалось – бизнеса, техники, отношений, в общем – любых сфер жизни. Только познавая друг друга, мы можем понять, по пути ли нам и как мы можем сделать еще счастливее наши отношения.
О редком уникальном браке, большом труде, служении великому мужу мы поговорили с Великой Женщиной, живой легендой, свидетелем разных исторических эпох – Ольгой Зиновьевой.
Ольга Мироновна, как Вы понимали и представляли замужество до отношений с Александром Александровичем? Ваше представление совпало? Превзошло?
– Знаете, я никогда над этим специально голову не ломала. Я всегда была окружена толпой поклонников, при этом были обстоятельства – жизнь с родителями, рядом были мужья моих сестер, соседи, друзья, которые мне давали какие-то положительные или отрицательные впечатления. Но заказать семейную жизнь, как меню в ресторане, в жизни не получится. Это не блюдо на заказ.
Какое основное чувство было на протяжении всей вашей совместной жизни? Это чувство осталось сейчас с Вами?
– Объединенное чувство – «карасс на двоих», как это хорошо было выписано у Курта Воннегута, когда два человека – необходимо и достаточно. Союза двух человек достаточно, чтобы чувствовать полноту мира, счастья и глубину всех чувств и переживаний. Это чувство осталось, Сан Саныч со мной!
Какие самые яркие совместные переживания были во время эмиграции: положительные и отрицательные?
– Их была бездна. Встречи с читателями, вручение премий моему мужу, встречи с высокопоставленными людьми, главами государств, выход новых книг Александра Александровича… Это всегда было ярко, интересно, это были не протокольные моменты. Но самый страшный и тяжелый момент, который стал нашей личной болью– это разрушение СССР. Для нас это была настоящая катастрофа, мы ее пережили, как собственное горе.
Вы формулировали для себя свою миссию в служении супругу?
– Никогда. Просто надо жить, надо любить, надо помогать друг другу, надо работать вместе, не делить на «мое» и «твое».
В замужестве у Вас было личное творчество, самореализация? В чем это заключалось?
– Я ненавижу такие слова. Потому что тут начинается какая-то делёжка по гендерному принципу. Мальчики против девочек, девочки – против мальчиков. Я реализовалась сама более чем можно было бы представить в том, что я поддержала и, по сути, направила в мир выдающегося, уникального писателя Александра Зиновьева. Мое творческое честолюбие состоялось более чем достаточно. После первых же страниц книги «Зияющие высоты» Сан Саныч спросил меня: «Ну, что, как тебе?», а я была ослеплена масштабом рождавшейся книги. Рождалось особенное, чего раньше не было. Потом он мне говорил: «Я удивился твоей первой реакции на начало книги – тебя аж трясло от возбуждения!». Вот это и было мое творчество: мой муж, который помимо того, что входил в тройку выдающихся логиков мира, редчайший умница – становился на моих глазах писателем грандиозного, неслыханного, первого в своём жанре (названным автором «социологическим») романа, первого романа XXI столетия, как потом сказал глава швейцарского издательства «L’Age d’Homme».
– Я состоялась в работе с Сан Санычем, а потом и в преподавательской деятельности. Я читала свой собственный курс «Феноменология русского духа». Туда входило все: музыка, литература, история, живопись, балет, театр. Я и не подозревала, что могу творчески проявиться в чём-то своём… Потом были статьи, которые публиковала западная пресса, были интервью всевозможные. Вообще, у меня не было такого скребущего душу желания прославиться. И когда у меня сложилась бурная деятельность в течение последних 10 лет, некоторые журналисты спрашивали: «Ольга Мироновна, а что ж Вы раньше-то не писали?»– А не было необходимости… Был мой муж, и это была его смысловая, духовная, содержательная, пропагандистская, педагогическая нагрузка, это было его задание по жизни — быть думающей машиной, как говорил он. Я была рядом, как Кремлевская стена, как защищающий и ограждающий его бастион.
Образование, которое Вы получили в эмиграции, было направлено в помощь мужу или это было необходимо для себя?
– Знаете, никогда не возникало отдельно, специально поставленного, вопроса, что я должна сделать что-то для того, чтобы у него в его творческой и научной работе было лучше, больше, ярче, крепче. Не было такой темы между нами. Это было продиктовано жизненной необходимостью.
– Чтобы жить в Германии, нужно было говорить по-немецки, Сан Саныч знал немецкий язык, а я приехала с английским и французским. Для меня жить по принципу русской эмиграции 1-2-3 волны – это было просто интеллектуально недопустимо, я их не понимала и понимать не хочу, то не наша была позиция. Сначала я окончила курсы в институте Гёте по немецкому языку и литературе с правом преподавания за пределами Германии. Второе высшее образование я получила в Академии высшего менеджмента в Германии.
Когда вы жили вдали от родины и семьи, вы создавали вокруг себя сообщество, в котором вы получали поддержку, понимание, сочувствие, развитие или держались обособленно?
– У нас изначально была установка на открытый мир, общение, на то, что мы не закукливаемся, не будем жить как германские затворники. Замкнутость претила моему мужу, претила Зиновьеву как мыслителю, как человеку, который изучает социум, изучает общество. Ты не можешь изучать общество и ни с кем при этом не общаться. К нам приходила много немцев, англичан, американцев, итальянцев, французов, но меньше эмигрантов. Когда мы по-настоящему основались в Мюнхене, то решили организовать журфикс. По четвергам мы приглашали друзей, знакомых, это были представители разных слоев общества: философы и парикмахеры, адвокаты, промышленники, банкиры, музыканты, издатели, художники. Немецкое общество было представлено в самом лучшем виде. Чем интересны были журфиксы? Мы обсуждали какую-нибудь тему, какой-нибудь доклад. Иногда были просто неформальные встречи, я делала шведский стол. У нас был открытый, живой дом. Мы были единственным домом в Мюнхене, в котором происходило внеклассное общение. Другие дома строили общение по принципу классовости, что для них было совершенно естественно. А мы были представителями той страны, где не было классовой вражды. У нас собирался весь цвет мюнхенской интеллектуальной жизни. Открытость определялась обширным кругом наших знакомств.
В вашем окружении подобных браков было много?
– Такой брак – исключение… Не было больше таких семей. Процветала свобода нравов, промискуитет, обман, циничные отношения, какая-то бессмысленность и грубость. Нас обзывали пуританами, нам не прощали того, что мы жили иначе. Я обожала своего мужа, боготворила, боялась его огорчить. Пока не родилась Полинка, я не могла с ним перейти на «ты», настолько я его боготворила. Была влюблена, как кошка, и, боготворила. Нужно любить своего мужчину, своего избранника как первого ребенка.
«Я обожала своего мужа, боготворила, боялась его огорчить»
Ольга Мироновна, а Вы говорили с мужем о любви?
– Естественно! У нас иногда даже возникали такие особые моменты… Каждую субботу мы подходили друг к другу, я ему смотрела ему в левый глаз, он мне — тоже и шепотом произносили: «А я люблю тебя!». Во второй половине нашей совместной жизни, лет через 20, я нашла формулировку, которая родилась спонтанно в спорах. У нас было много споров и по поводу написанных текстов, да, и вообще, поводов для споров было достаточно… И, вот, как-то во время одной из таких бурных сцен я взяла его за щеки и неожиданно произнесла ставшую потом ключевой фразу: «Не за это я люблю тебя!». Он потом вспоминал: «Какие слова ты нашла, как правильно ты это сказала!».
– Сан Саныч человек достаточно эмоциональный, а я его умиротворяла. С ним я сдерживалась, хотя эмоционально я – «будь здоров»! В конце концов, я тарелку как-то раз бросила. Но я должна была с ним сдерживаться. Ведь муж, дети – все это надо охранять, оберегать, холить, нежить и лелеять. Мне всегда дороже всего была семья…
А смеялись вместе часто?
– Да, мы часто не то что смеялись – хохотали. По причине удачно найденного определения или наблюдения, поскольку глупые и невежественные люди или нелепые сцены – это же бесконечный материал для очередной карикатуры или литературного пассажа.
Как Вас изменило материнство?
– Материнство изменило меня в лучшую сторону. Хотя внутренне я не ощущала, что что-то произошло, изменения отметили друзья и знакомые – появился какой-то дополнительный свет, особенно когда родилась Полинка. Это грандиозное событие. Переходишь из одного состояния в другое. Ты была один плюс один, а тут стало один плюс один и еще плюс один. И вот этот еще «плюс один» теперь определяет твою жизнь, и, ты понимаешь, что отвечаешь не только за свои поступки, а еще и за этого человечка, который не родился бы без тебя. Это такое невероятное чувство и космическая ответственность. И конечно, я ее страшно люблю. А уж когда спустя 20 лет появился еще один человечек!.. По-моему, я хорошая мама (смеется).
У вас с мужем была какая-то система воспитания, или дети росли, как росли, а вы раскрывали таланты, направляли?
– Как травка они не росли. С детьми надо работать, надо воспитывать, заниматься, и не от субботы до субботы, а всегда. Не каждый день, а каждую секунду. И фраза, что детей надо воспитывать, когда они поперек кроватки лежат, справедлива, хотя это гораздо больше, чем «поперек кроватки». Каждый ваш жест, каждое ваше слово попадают на подкорку сознания ребенка. Это мемы, благодаря которым формируется человек. Хотя иногда ты не даешь себе отчет, что служишь в формате примера. Например, ни в коем случае нельзя принимать радушно гостей, а когда уходят они – начинать сплетничать по их поводу. Так нельзя. Потому что это все ребенку возвращается и превращается в разрушительный фактор. Человек становится двуличным, неискренним, плохо думающим о людях и т.п. Элемент ответственности за это совершенно невероятен. Самое страшное наказание для моих девчонок, с точки зрения воспитания, было мое молчание. И когда я замолкала, тут начиналось мучение: «Ну, покричи, ну, сделай что-нибудь, только не молчи, ради Бога!». Я никогда не занималась рукоприкладством. Моя мама говорила: «Ударить человека – все равно, что убить, плохо сказать – все равно, что ударить».
Каким человеком Александр Александрович был для дочерей?
– Он очень любил наших девочек. Как говорит Ксения: «Папа был пааапа…Когда я (Ксения) шла из детского сада или школы, и со мной шел папа, все знали, что это Папа, Зиновьев, «красавец». Девчонки очень гордились им. Ругались с ним, естественно, потому что это было их право – с чем-то не соглашаться. Были конфликтные ситуации, что тоже нормально. Но мы никогда не замыкались, мы разговаривали с ними, обсуждали, спорили, слушали их возражения.
У дочерей получается найти в своих избранниках черты отца?
– Нет, у них не получилось… У Полины два раза не получилось, она дважды разводилась. А Ксения мне как-то сказала, что такого брака, как у нас, такого не бывает. А ей муж, по ёё утверждению, не как папа – не нужен.
Чему Вы учитесь у своих дочерей?
– Умению быть современной. Их умению смотреть на мир и воспринимать его таким, какой он есть, и не предаваться мечтаниям. Прагматично идти через него, при этом быть суперспециалистом. Я завидую и учусь у них «жадности» в изучении иностранных языков и постижению всеобъемлющей мировой культуры. У Полины, например, в арсенале русский, немецкий, английский, французский, итальянский и даже познания в арабском языке. Ну а Ксения, при её музыкальном таланте, владеет русским, немецким, английским и французским языками. Они вполне смогли бы успешно работать искусствоведами — настолько высока их образованность в истории культуры, чего бы это ни коснулось: музыка, литература, живопись, театр, кино… Я у них постигаю многое.
Было ли что-то такое, что было для вас тягостным в замужестве?
– Тягостным?.. Тягостность – эта категория не подходит к нашему браку. Тягостный – это занудный, скучный, надоевший, несодержательный, однобокий… Зачем тогда этот брак? Меня каждый день в совместной жизни с Сан Санычем ждало какое-то неожиданное открытие. Зиновьев был сплошным сюрпризом, человеком неожиданных и всегда небанальных реакций. Он был интеллектуалом в ментальном, духовном, физическом смысле. Это был человек невероятный.
Кто в вашей семье занимался бытовыми, хозяйственными делами?
– Александр Александрович занимался вечностью, как мы шутили, а я – всякой остальной ерундой. Покупала дом, продавала, устраивала дочерей в школу, была его редактором, переводчиком, стенографисткой, письмоводителем, персональным водителем и его личной безопасностью, отвечала за протокол. Конечно, это не ерунда. Сан Саныч в своих мемуарах писал: «Как достается Ольге, какая у нее выдержка и сколько она тащит на своих плечах».
Что было самым ценным в замужестве, конечно, кроме детей?
– Открытия и постижение невероятного человека и семья как высокое содружество. Открытие первого рабочего дня в Институте философии – встреча с ним. Это было 1 октября 1965 года, и было так: двери распахиваются и появляется Он. Я тогда не знала, что это Зиновьев. Он был ослепителен: лицо, взгляд, походка. Это был молодой Лермонтов. Я не знала, что ему уже целых 43 года. Мне было 20. Вот это было счастливейшее открытие моей жизни. На фоне такого высочайшего образца все остальное меркнет и теряет смысл. Я избалована красивой жизнью с красивым человеком во всех смыслах.
В нынешней семье какое самое главное чувство процветает?
– Главное – это ответственность за творческое наследие Зиновьева. Я живу этим. И мои девочки это понимают и помогают в меру возможностей.
Чего не должно быть в браке в принципе?
– Глупостей не должно быть, гордости, дурости, чванливости, спеси, эгоцентризма, Я-чества. Мне повезло с гением, с гениальными дочерьми Полиной и Ксенией. Я не люблю бездарей, бездарность мне противопоказана.
Как Вы считаете, какой главный вопрос должна задавать себе женщина, выбирая спутника жизни?
– Тот ли это человек, не ошиблась ли ты? Приведу банальный пример. Прогуливаясь как-то по Мюнхену (редкий случай, что нам не надо было бежать куда-то на встречи, приемы), подхожу к самому дорогому магазину итальянской обуви, а там на витрине – совершенно обалденные туфли соответствующей стоимости. Решила так: похожу, подумаю. Понимаю: без этих туфель жить не могу (я все-таки женщина). Снова вернулась к магазину, потом поехала домой, поставила машину в гараж, и опять – нет, не могу без них, все, я принимаю решение! Так вот, с браком – намного сложнее, чем с этими туфлями.
– Но у меня с моим Зиновьевым мгновенно возникло ослепляющее чувство, что это мой человек, возникло в первую же секунду – хоть в воду, хоть в огонь с этим человеком, хоть на край света! Я думаю так: если у вас есть сомнения, то «это ж-ж-ж неспроста» (как говорил Винни Пух), значит, идет какой-то сигнал. Нужно выработать в себе такую способность – реагировать на сигналы, мы получаем их в огромном количестве. Так вот, если вы будете прислушиваться к интуиции, к этому тончайшему инструменту, он сослужит вам хорошую службу не только в выборе спутника по жизни.
Беседовала Наталья Драницына
Электронная версия журнала «Регионы России» доступна к просмотру по данной ссылке
