Статья подготовлена на основе доклада на Международной научной конференции: «Россия и Германия: литературные и культурные связи в XVIII-XXI веках», состоявшейся 21-24 ноября 2012 года в Москве. Организаторы конференции: Министерство культуры РФ, Департамент культуры города Москвы, Пушкинская комиссия и комиссия по изучению творчества Андрея Белого научного совета «История Мировой культуры» РАН, Государственный музей А.С. Пушкина, Государственный литературный музей, Библиотека-читальня им. И.С. Тургенева.
Павел Фокин,
филолог, историк литературы, заместитель директора Государственного Литературного музея, кандидат филологических наук
Александр Зиновьев и Германия
Выдающийся русский мыслитель, логик, социолог, писатель и художник Александр Зиновьев (1922–2006) родился в год образования СССР. Его драматическая судьба неразрывно связана с судьбой его страны. Его биография вплетена в биографию России ХХ века и составляет её неотъемлемую часть. История отношений России, Советского Союза и Германии напрямую коснулась жизни Зиновьева – и в грозные военные годы, и в период последующего примирения и партнёрства.
Впрочем, Германия вошла в биографию Зиновьева ещё в раннем детстве – вместе с рассказами отца, воевавшего в Первую мировую и оказавшемуся на некоторое время в плену. С несколькими другими русскими его направили работником в одно из австрийских поместий, где к пленным отнеслись гуманно и доброжелательно. Когда же война прекратилась, пленников отпустили, дав в дорогу хлеба и продуктов. Отец на всю жизнь запомнил порядок и благополучие немецкой деревни, столь отличной от быта и уклада родной земли.
С отцом пришли в дом и первые немецкие слова. Знакомство с немецким языком Александр продолжил в школе, а потом в институте – знаменитом ИФЛИ, закончить который ему, впрочем, не удалось. Началась война. Воевать пришлось с первых дней. Довелось прорываться из окружения, скитаться по частям, пока не попал в лётное училище в Ульяновске, по окончании которого воевал в составе действующей армии 1 Украинского фронта в качестве лётчика 110 гвардейского авиационного полка 6 гвардейской штурмовой авиационной дивизии.
Как вспоминал впоследствии Зиновьев в книге «Русская судьба, исповедь отщепенца»: «Я летал на различных типах самолетов, уже к тому времени устаревших. В конце концов стал летчиком на штурмовике Ил-2. Это была машина замечательная. Скорость ее, правда, была незначительная — немногим более четырехсот километров в час. Зато она имела мощное вооружение, была бронированной в самых важных местах, имела очень высокую степень выживаемости. Машина была предназначена специально для борьбы с танками, для бомбежки мостов, железнодорожных узлов и вообще для уничтожения небольших объектов, когда требовалось точное попадание бомб. Очень скоро Илы стали грозой для немцев. Они их прозвали «черной смертью». Илы сбивались истребителями, зенитным огнем и даже из танков. Средняя продолжительность жизни летчиков на фронте была менее десяти боевых вылетов»[1].
Война диктовала свои законы поведения, формировала особую, лишённую нюансов гуманистической рефлексии психологию воина: «Должен сказать, что я, как и другие, с удовольствием принимал участие в боевых вылетах. Настроение было праздничным, приподнятым. Было приятно ощущать себя обладателем мощной боевой машины, было приятно бросать бомбы и стрелять из пушек и пулемётов. Жертв нашей “работы” мы не видели близко. Они фигурировали в наших отчётах в виде чисел убитых солдат и офицеров противника и уничтоженной техники. Иногда мы летали бреющим, т.е. на малой высоте, расстреливая из пушек и пулемётов мечущихся на земле людей. И это тоже доставляло удовлетворение» [2].
Жизнь часто висела на волоске: «Однажды я должен был фотографировать результаты работы эскадрильи по бомбежке железнодорожного узла. Я должен был зайти на цель, включить фотопулемет и ни в коем случае не маневрировать, т. е. не уклоняться от зенитного огня. И меня основательно изрешетили. Один снаряд угодил в ящик для пулеметных лент, другой – в мотор. Heсколько цилиндров вышло из строя. Но я все-таки дотащился до ближайшего аэродрома, где «сидел» другой полк, и приземлился. Осматривавшие мою машину инженеры заявили, что в таком состоянии самолет теоретически не мог лететь. Но я все-таки долетел»[3].
Война перешла на территорию Германии. Вместе с миллионами советских солдат Зиновьев впервые увидел отлаженный и благоустроенный немецкий мир. Впечатление было сильным: «Германия ошеломила нас своим сказочным (сравнительно с нашей российской нищетой) богатством. Миллионы советских людей вдруг увидели, что тот уровень жизни, о каком они мечтали как о коммунистическом изобилии, уже был обычным уровнем в Германии, а значит, так думали люди, и в других капиталистических странах. Как мыльный пузырь, лопнул образ капиталистических стран, создававшийся советской идеологией и пропагандой. Достойной насмешки стала марксистская сказка об обществе изобилия в будущем. Еще более убогой стала выглядеть российская убогость. <…>
Германия поразила нас также обилием общедоступных женщин. Практически доступны были все, начиная от двенадцатилетних девочек и кончая старухами. Сейчас мне иногда приходится слышать, будто советская армия насиловала немецких женщин.
В той мере, в какой мне была известна реальная ситуация, могу сказать, что это утверждение абсурдно. Когда мы вошли в Германию, немецкие женщины уже почти все были изнасилованы, если они вообще оказывали сопротивление. И почти все были заражены венерическими болезнями. <…> В одной деревне нас распределили на ночлег по домам. Хозяин дома, старик, вышел к нам и предложил в наше распоряжение дочь и внучку. В руках у него был лист бумаги, в котором расписывались те, кто пользовался его «гостеприимством». Немцы чувствовали себя соучастниками Гитлера и виновными в том, что немецкая армия творила в Советском Союзе. Они ожидали нечто подобное и со стороны советской армии. И готовы были услужить чем угодно, и в первую очередь — женским телом. Надо сказать, что советские солдаты эту возможность не упускали. Сколько из них заболело венерическими болезнями, трудно сосчитать»[4].
Зиновьев воевал в небе над Берлином: «Хотя война перенеслась на территорию Германии, немцы воевали с ожесточением. Временами нам приходилось туго. Во время одного из боевых вылетов немцы сбили сразу четыре наших самолета. В этот вылет подбили и меня. В моей машине насчитали более тридцати пробоин.
Около Берлина мы впервые увидели в воздухе немецкие реактивные самолеты Ме-262. Они вызвали у нас восхищение, а не страх. Война кончалась, и эти чудесные самолеты не могли изменить ее очевидный исход. Мы дважды подвергались их атакам и оба раза успешно отразили их. В 1982 году в Мюнхене мне позвонил человек, назвавшийся доктором Мутке. Он узнал обо мне от швейцарского генерала, читавшего мои книги и приглашавшего меня на конференции. Из разговора с ним я узнал, что во время войны он летал на Ме-262 как раз на нашем участке фронта. Мы потом встречались не раз и подружились. Он, как и я, сохранил психологию летчика той войны»[5].
Победу встретил в Чехословакии. За участие в боевых действиях против Германии Зиновьев был награждён орденом «Красного Знамени» № 2095519 (Приказ 6 гвардейской штурмовой авиационной дивизии № 014/11 от 30 апреля 1945) и медалями «За победу над Германией» (9 мая 1945), «За взятие Берлина» (9 июня 1945) и «За освобождение Праги» (9 июня 1945).
Военные впечатления легли в основу многих глав будущих книг Зиновьева – «Зияющие высоты», «В преддверии рая», «Нашей юности полёт».
После войны был Московский государственный университет, где изучение немецкого языка стало для Зиновьева особенно актуальным в связи с окончательно определившимся научным интересом к исследованию учения Маркса и логической инструментовки его сочинений.
С многими трудами немецкой философии Зиновьев познакомился ещё в школе, под руководством своего учителя. Тогда Зиновьев прочитал (в переводе) «Диалектику природы» и «Анти-Дюринг» Ф.Энгельса, первые разделы «Капитала» К.Маркса. В университетские годы марксизм и его критика всецело завладели сознанием Зиновьева. Г.П.Щедровицкий, вспоминая об одной из первых своих встреч с Зиновьевым на философском факультете МГУ осенью 1952, рассказывал: «Вокруг стола, где лежал лист ватмана, стояли несколько человек и горячо обсуждали проблемы логики «Капитала». Разговор этот продолжался где-то около часа. Зиновьев рисовал и вел дискуссию — в первую очередь со Смирновым. Был такой аспирант на философском факультете, может быть, на год старше Зиновьева, может быть, его однокурсник. У них были практически одинаковые темы: логика «Капитала», диалектика в «Капитале», метод восхождения от абстрактного к конкретному в «Капитале».
Это в то время были излюбленные темы студентов и аспирантов философского факультета, особенно тех, кто пытался заниматься философией более серьезно, чем было вообще принято на факультете. На эти темы выходили все, кто искал какую-то реальную область обсуждения – вне прямого давления идеологии. И Зиновьев уже с середины четвертого курса, а может быть, и несколько раньше, занимался логикой «Капитала» и считался – он был тогда аспирантом второго года обучения – одним из крупнейших специалистов по этой части на факультете»[6].
Многолетняя работа Зиновьева по изучению методологии Маркса нашла воплощение в кандидатской диссертации «Метод восхождения от абстрактного к конкретному», которая была защищена 24 сентября 1954.
Следующая глава отношений Зиновьева с Германией связана с его научной деятельностью как логика. Его труды в этой области быстро привлекают внимание западных специалистов. В конце 1960-х – первой половине 1970-х в Западной Германии в переводе на немецкий язык выходят несколько монографий Зиновьева: «Über mehrwertige Logik» («О многозначной логике»; Berlin, Braunschweig, Basel, 1968), «Komplexe Logik» («Комплексная логика», Berlin, Braunschweig, Basel, 1970). В это же время в логическом семинаре у Зиновьева занимается молодой специалист из Восточной Германии Хорст Вессель, ставший впоследствии его аспирантом. В 1971 по приглашению Веселя Зиновьев посещает ГДР. А в 1975 в Берлине выходит, написанная совместно с Весселем книга «Логика языка» («Logische Sprachregeln»).
Эти публикации и их научное признание сыграли свою роль в 1977–1978, когда после выхода в 1976 на Западе глобальной сатиры Зиновьева на советскую действительность «Зияющие высоты» он оказался в социальной изоляции – был уволен из Московского университета и Института философии, лишён научных степеней и званий. В апреле 1977 президент Мюнхенского университета, логик Николаус Лобковиц пригласил Зиновьева приехать на год для работы в семинаре по логике в Мюнхен. ОВИР отказывает Зиновьеву в визе. Спустя некоторое время следует повторное приглашение и повторное обращение в ОВИР – в январе 1978 в визе Зиновьеву вновь отказано.
Ситуация с Зиновьевым принимает международный масштаб. Немецкая пресса регулярно сообщает о препятствиях, чинимых Зиновьеву советскими властями. 5 мая 1978 в Бонне в ходе официального государственного визита генерального секретаря ЦК КПСС, председателя президиума Верховного Совета СССР Л.И.Брежнева состоялась встреча советского вождя с председателем свободной демократической партии Германии, заместителем федерального канцлера, министром иностранных дел ФРГ Г.-Д. Геншером, во время которой среди прочего поднимался и вопрос о судьбе Зиновьева. Через пару месяцев было принято решение выслать Зиновьева с семьёй из СССР, но учитывая недавний международный скандал, связанный с высылкой А.И.Солженицына (13 февраля 1974), советские власти решили схитрить и воспользовались приглашением Н.Лобковица.
6 августа 1978 Александр Зиновьев, его жена Ольга и 7-летняя дочь Полина вечерним рейсом авиакомпании «Люфтганза» вылетели из Шереметьева во Франкфурт-на-Майне. В 22 часа 20 минут местного времени самолёт благополучно совершил посадку. Так Зиновьев вновь вступил на немецкую землю. Официально было объявлено, что Зиновьев едет в Мюнхен на год для работы в университете. На самом деле впереди был двадцать один год изгнания.
Советская пресса не заметила отъезда Зиновьева. Да и с какой бы стати! В выданном ему заграничном паспорте в графе «Отправляется за границу» стоял штамп: «Частная поездка». Зато во Франкфурте советского философа и писателя ждала команда журналистов всех ведущих немецких СМИ. В течение нескольких дней со страниц немецкой прессы не сходили отчёты о прибытии Зиновьева с семьёй в ФРГ. Полосы немецких газет пестрели фотографиями. Репортажи и интервью опубликовали «Die Welt» (Берлин), «Deutsche Zeitung» (Берлин), «Bild Zeitung» (Берлин), «Die Tageszeitung» (Берлин), «Süddeutschе Zeitung» (Мюнхен), «Münchner Merkur» (Мюнхен), «Bayerisch Staatszeitung» (Мюнхен), «Bayernkurier» (Мюнхен), «Frankfurter Rundschau» (Франкфурт-на-Майне), «Frankfurter Allgemeine Zeitung» (Франкфурт-на-Майне), «Kölnische Rundschau» (Кёльн), «Donaukurier» (Ингольштадт), «Hessische/Niedersächsische Allgemeine» (Кассель) и др.
И впоследствии, во все годы пребывания Зиновьева в Германии, он будет неизменно привлекать внимание немецких журналистов – как автор романов и публицистических книг, как участник различных общественных акций (конференций, симпозиумов, семинаров – не только тех, что проходили непосредственно в ФРГ, но и за рубежом), как эксперт и комментатор политических событий, как художник. Его будут приглашать радиостанции и телеканалы.
Частота обращения немецкой прессы к личности, мнению, творческим достижениям Зиновьева поражает: практически нет ни одного месяца, когда бы о нём не писали. Причём публикации, как правило, значительны по объёму и содержанию, а интервью с Зиновьевым обычно занимают не менее половины газетной полосы, а то и всю полосу целиком. И даже иногда весь разворот! К приведённому выше списку газет можно добавить «Der Abend» (Берлин), «Die Welt am Sonntag» (Берлин), «Der Tagesspiegel» (Берлин), «Der Spiegel» (Ганновер), «Hannoversche Allgemeinenе Zeitung» (Ганновер), «Niedersächsisches Tagesblatt» (Ганновер), «Deutsches Allgemeines Sonntagsblatt» (Франкфурт-на-Майне), «Zeitberichte» (Мюнхен), «Die Neue Bücherei» (Мюнхен), «UM—bits» (Мюнхен), «Reinische Merkur» (Бонн), «Wirtschaftswoche» (Дюссельдорф), «Rhein—Neckar Zeitung» (Гейдельберг), «HNA Hessische Allgemeine» (Кассель), «Siegener Zeitung» (Зиген), «Memminger Zeitung» (Мемминген), «Die Rheinpfalz» (Людвигсхафен), «Heidenheimer Zeitung» (Ханденхайм), «Stuttgarter Zeitung» (Штуттгарт), «Rheinpfalz» (Мангейм), «Mannheimer Morgen» (Мангейм), «Deutsche Tagespost» (Вюрцбург), «Volksblatt/Volkszeitung» (Вюрцбург), «Main—Echo» (Вюрцбург), «Neue Osnabrücker Zeitung» (Оснабрюк), «Der Sprachdienst» (Висбаден), «Eßlinger Zeitung» (Эсслинген-на-Неккаре), «Die Ostthüringer Zeitung» (Гера).
Открытое мужественное лицо Зиновьева хорошо знакомо немецким читателям по многочисленным фотографиям, сопровождающим публикации. Его охотно фотографируют вместе с семьёй – с женой, дочерью, собакой.
8 июня 1984 по немецкому телевидению был показан документальный фильм «Alexander Sinowjew – Betrachtungen eines Schriftstellers im Exil» («Александр Зиновьев – размышления писателя в изгнании», реж. Курт Хофман (Kurt Hoffman) и Питт Кох (Pitt Koch), в котором рассказывалось не только о судьбе Зиновьева, но также была показана его повседневная жизнь в Германии: труды, досуги, семья, друзья (в числе которых М.Ростропович). Объективности ради следует отметить, что наибольший интерес фигура Зиновьева привлекала немецкую прессу в 1970-1980-е.
70-летие Зиновьева (1992) было отмечено публикациями в газетах «Frankfurter Allgemeine Zeitung» и «Hessische/Niedersächsische Allgemeine». 10 ноября в Берлине в Университете им. Гумбольдта состоялся семинар «Комплексная логика», посвящённый 70-летию А.Зиновьева. В коллоквиуме приняли участие доктор Л.Данненберг (Dr. L. Danneberg, Гамбург/Росток), профессор Р.Кляйнкнехт (Prof. R. Kleinknecht, Иннсбурк), доктор К.-Х.Крампитц (Dr. K.-Н. Krampitz, Берлин), профессор Х.Кухлинг (Prof. H. Kuchling, Берлин), доктор У.Шеффлер (Dr. U. Scheffler, Констанц/Берлин), профессор В.Штелцнер (Prof. W. Stelzner, Йена), доктор М.П.Урш (Dr. M. P. Urchs, Бреслау/Лепциг), профессор Х.Вессель (Prof. H. Wessel, Берлин), доктор К.Виттих (Dr. K. Wiittich, Берлин).
Зиновьевы жили в Мюнхене достаточно уединённо. Первое время снимали квартиру, но вскоре взяли кредит и переехали в собственный дом на окраине города, где было тихо и спокойно. Постоянным местом прогулок стал пространный Английский парк, протянувшийся из центра Мюнхена через весь город на несколько километров. Здесь можно было часами вышагивать по дорожкам, ведя беседу или обдумывая и решая различные интеллектуальные задачи.
С русскими эмигрантами активных контактов Зиновьевы не поддерживали. Они не считали себя диссидентами в принятом тогда значении слова. Одно время общались с оказавшимся в Мюнхене В.Войновичем и его семьёй. При случае встречались с приезжавшими на гастроли русскими артистами и музыкантами. Подружились с М. Ростроповичем и Г.Вишневской. Вели светское общение с местными интеллектуалами и университетскими профессорами, были в дружеских отношениях с немецкими литераторами – поэтом, переводчиком, издателем и общественным деятелем Хансом Магнусом Энцесбергером (Hans Magnus Enzensberger, р. 1929), поэтом, прозаиком, драматургом Хорстом Бинеком (Horst Bienek, 1930–1990).
В течение первого года Зиновьев преподавал логику в Мюнхенском университете, но по окончании учебного года отказался продлевать контракт, всецело посвятив себя литературе и социологии. За двадцать лет изгнания (1978 – 1999), в возрасте 56 – 77 лет, он напишет и издаст более трёх десятков книг! Именно в Мюнхене написаны «Жёлтый дом», «Иди на Голгофу», «Коммунизм как реальность», «Евангелие для Ивана», «Мой дом – моя чужбина», «Гомо советикус», «Пара беллум», «Живи», «Мой Чехов», «Нашей юности полёт», «Мы и Запад», «Катастройка», «Революция в Царьграде», «Государственный жених», «Русская судьба, исповедь отщепенца», «Горбачевизм», «Кризис коммунизма», «Русский эксперимент», «Диктатура логики», «Запад. Феномен западнизма», «Глобальный человейник». Действие романов «Гомо советикус» и «Пара беллум» разворачивается в Германии.
В то же время книги Зиновьева в самой Германии почти не издавались. Главным немецкоязычным издателем его стал швейцарец Д.Кеель, владелец цюрихского издательства «Diogenes Verlag», который выпустил в свет практически все главные книги Зиновьева. В самой же Германии вышло лишь четыре книги: «Die Diktatur der Logik» (München: Piper Verlag, 1985), «Die Macht des Unglaubens. Anmerkungen zur Sowjet Ideologie». (München: Piper Verlag, 1986), «Katastroika» (Berlin: Ullstein Verlag, 1989) и «Katastrojka in der offenen Stadt Partgrad» (München: Kyrill-und Method-Verlag, 1991). И потому вполне понятна несколько раздражённая реакция Зиновьева в интервью 1998 на вопрос корреспондента «Независимой газеты» О.Блоцкого:
«— Не есть ли большое свинство, живя в Германии, на Западе, собственно, в системе западной цивилизации, хаять ее?
— А почему нет?!
— Но ведь они вам руку протянули в свое время.
— Кто мне руку протягивал?
— Те же самые немцы, когда решался вопрос с вашей высылкой.
— Я ничего не должен. Я все отработал. Я платил налоги с первой минуты пребывания на этой земле. Я не получил ни копейки даром. Я в Германии не заработал почти ничего. Я зарабатывал во всех странах мира и платил здесь налоги. А налоги платил здесь без всяких поблажек, без всяких скидок»[7].
И всё же в Германии ценили Зиновьева. В 1984 он был избран действительным членом Баварской академии искусств. В одной из самых престижных галерей Мюнхена «Вилла Штука» с 28 июня по 20 июля 1984 состоялась персональная выставка картин и рисунков Зиновьева, на которой было представлено более 60 работ, созданных как в Москве, так и в Германии. Выставка имела широкое освещение в прессе и привлекла внимание, как рядовых посетителей, так и специалистов. Работы Зиновьева охотно раскупались коллекционерами. Именно как немецкий писатель номинировался он в 1998 на Нобелевскую премию по литературе.
Отношение Зиновьева к Германии и немцам было неоднозначным. Он высоко ценил достижения немецкой культуры – живопись, музыку, архитектуру. Любимым местом в Мюнхене была Старая Пинакотека, куда он ходил практически каждую неделю. Вместе с женой регулярно посещал концерты классической музыки, ездил в оперный театр в Байройт. Величайшим философом всех времён считал Канта. Но ни забыть, ни простить бед, принесённых Германией России в двадцатом веке, не мог.
Друг Зиновьева Марк Зальцберг вспоминает: «Вот эпизод нашей встречи с Александром в Мюнхене в 1991 году. Сидим мы взнаменитой мюнхенской пивной Hofhbrau (не знаю точно ли написал название. Мой немецкий не ахти какой). Подходит пожилой немец со шрамами на лице и вежливо спрашивает разрешения присесть за наш столик. А.А. с отвращением говорит «bitte». Немец слышит, что мы говорим по—русски и спрашивает, кто мы, откуда и т.п. Мы вежливо отвечаем, но я вижу, что А.А. постепенно накаляется. А немец вдруг спрашивает: «Что вы делали во время войны?». И тут еще оркестрик кстати заиграл «Horst Wessel». И Александр, глядя ему в глаза, с наслаждением говорит: «Я немцев убивал во время войны».Немца смыло так, что мы и не поняли, куда он девался! Я спрашиваю Александра: «Это Вы с ними всегда так?»»Я их ненавижу, а этот судя по шрамам, может быть в меня стрелял!» был ответ и я понял, как тяжело ему жить в ненавистной стране»[8].
Он любил провоцировать своих политкорректных немецких знакомых. Мог прийти в гости на Новый год в гриме Гитлера. Мог публично заявить, что жалеет, что убил мало немцев во время войны. Или сочинить парадокс в духе того, что вошел в книгу «Гомо советикус»:
— «Здесь много иностранцев, — сказал Шутник. — Надо создать из них партию и начать борьбу за власть. Захватив власть, выгнать всех немцев из Германии.
— Отличная идея, — сказал я. — Вполне реалистическая. Уверяю вас, сами немцы попрут в эту партию. У них очень сильно чувство вины и стыда за немцев. Причем только сами немцы способны как следует организовать изгнание немцев из Германии.
— Вздор! — возмутился Энтузиаст. — Как это можно выгнать народ из своей страны?!
— Очень просто. Опыт на этот счет уже есть. Вспомните о Восточной Пруссии!
— А кого вы на место немцев поселите?
— Евреев, конечно. Ну и арабов.
— Они перережут друг друга!
— Тоже неплохо. Ну, немцев из Советского Союза и ГДР.
— А куда вы выселите немцев?
— В Сибирь. Там места всем хватит.
— Но если вы выселите немцев из Германии, то тут все придет в упадок, и иностранцы покинут Германию.
— И прекрасно! На освободившееся место мы переселим немцев. И после этого тут можно будет спокойно и сытно жить»[9].
Жёсткая, злая оценка современной Германии дана Зиновьевы в образе, созданном в романе «Пара беллум». Его герой, русский шпион, носящий агентурное имя Немец, мчится «по немецкому автобану на немецкой машине из одного чистенького, похожего на “кухен” немецкого городка, славящегося средневековыми зданиями, в другой чистенький, похожий на “кухен” немецкий городок, славящийся средневековыми зданиями. Хотя он знает эти городки назубок, хотя он бывал в них десятки раз, все они слились в его представлении в один, до тошноты чистенький и похожий на тошнотворно-сладкий “кухен” городок с той же самой ратушей такого-то века, собором такого-то века, рыночной площадью такого-то века, конной или пешей статуей такого-то великого человека (здесь, в отличие от русских, все — великие)… И конечно же с шикарными ресторанами, отелями, витринами магазинов»[10]. Для вечного бунтаря Зиновьева этот одноликий земной рай в виде чистой кухни с декоративными украшениями был невыносим. Одно время Зиновьевы рассматривали возможность переезда в Париж или США, но по сумме различных соображений в конце концов остались в Мюнхене.
Почти четверть жизни прожил Зиновьев в Германии. Это был очень непростой, психологически очень трудный период его биографии. Его непрестанно угнетала оторванность о родины. Постоянно приходилось сталкиваться с чуждой культурной и языковой средой (читать лекции по логике было гораздо проще, чем общаться в магазине или ресторане). Но именно в Германии выросла и получила образование его дочь Полина. Германия стала родиной для его младшей дочери Ксении, появившейся на свет 24 апреля 1990. Покидая Германию в 1999, значительную часть своего творческого архива Зиновьев передал на хранение в Институт Восточной Европы в Бремене.
В 1978 Зиновьев получил гражданство ФРГ. Когда в 1990 указом М.С.Горбачева он был восстановлен в гражданстве СССР, специальным решением немецких властей Зиновьеву было сохранено гражданство Германии. Так странно сплелись нити судьбы – Зиновьев умер гражданином России и Германии.
23 сентября 2009 в городе Вильдбад-Кройт состоялось подписание Соглашения о создании Российско-Баварского Исследовательского центра им. А.А.Зиновьева между Российским государственным торгово-экономическим университетом и Государственным университетом Аугсбурга (Бавария). Сопредседателями Научного совета центра утверждены профессор, доктор Вильфрид Боттке (президент Аугсбургского университета), профессор, доктор Сергей Бабурин (ректор РГТЭУ). Руководителем Российско-Баварского Исследовательского центра им. А.А. Зиновьева стала вдова мыслителя Ольга Зиновьева.
[1] Зиновьев А.А. Исповедь отщепенца. М.: Вагриус, 2005. С. 187–188.
[2] Зиновьев А.А. Указ. соч. С. 195.
[3] Зиновьев А.А. Указ. соч. С. 196.
[4] Зиновьев А.А. Указ. соч. С. 199, 201.
[5] Зиновьев А.А. Указ. соч. С. 202.
[6] Щедровицкий Г.П. Я всегда был идеалистом. – М.: Институт развития им. Г.П.Щедровицкого, 2012. – С. 196.
[7] «Наука понимания и наука убийства». Интервью О.Блоцкого с А.Зиновьевым // «Фигуры и лица». Ежемесячное приложение к «Независимой газете». 1998. Май. С. 10.
[8] Из письма 21.12.2012.
[9] Зиновьев А.А. Гомо советикус // Зиновьев А.А. Коммунизм как реальность. – М.: Астрель, 2008. – С. 437.
[10] Зиновьев А.А. Пара беллум // Зиновьев А.А. Коммунизм как реальность. – М.: Астрель, 2008. – С. 603.
