В ходе первой панели нашей Конференции говорилось о том, что Россия в минувшем веке стала пионером в реализации мечты европейской цивилизации о лучшей жизни, но в итоге, оказалась не бенефициаром, а жертвой максималистского отношения к этой самой мечте. Стремление реализовать явную утопию во что бы то ни стало и любой ценой и привело Россию к национальной трагедии.
Позволю себе продолжить эту мысль. Но хочу обратить внимание на тот факт, что 20 век породил не одну, а две глобальные утопии. Замечу попутно, что утопия – не просто идея или идеология, но мировоззренческая система, так или иначе воплощаемая на практике. В этом смысле ядром и пространством реализации коммунистической утопии, родившейся в Европе, стала Россия, в то время как ядром и пространством второй утопии 20 века — либерально-демократической — стал сам Запад. Считается, что первая утопия потерпела фиаско, но сегодня все более очевидно, что идея всеобщей демократии, утвердившаяся в западной части мира в качестве якобы панацеи от коммунистической угрозы, также оказалась утопией.
Главная причина приближающегося краха ВСЕдемократической утопии – мутация либеральной идеи, её самоотрицание путем трансформации в совокупность взаимоисключающих – общечеловеческих и античеловеческих — идей и практик и, в конечном счете, превращение в свою противопложность. Так, три дня назад в Сочи на заседании Валдайского клуба Президент России заметил: «Односторонний диктат и навязывание своих шаблонов приносят прямо противоположный результат. Вместо урегулирования конфликтов — их эскалация. Вместо суверенных, устойчивых государств — растущее пространство хаоса. Вместо демократии — поддержка весьма сомнительной публики — от откровенных неонацистов до исламских радикалов«.
Разумеется, Запад всячески стремится оттянуть разоблачение мифа о построении на обломках коммунизма сверхобщества всеобщей и управляемой демократии. Посему его идеологами придумана и активно продвигается развернутая и изощренная апологетика.
Один из базовых тезисов этой апологетики состоит, как известно, в отождествлении коммунизма с тоталитаризмом, что в корне неверно. Я не собираюсь оценивать здесь работы Ханны Арендт, Карла Поппера и иных адептов названного тезиса. Скажу только, что в основе коммунистической идеи, начиная с Маркса, всегда находилась идея «Освобождения труда», которого мы пока не увидели ни в одной из так называемых социалистических стран. По этой причине вряд ли стоит ставить знак равенства между коммунизмом и различными авторитарными режимами, которые прикрывали или прикрывают свои истинные цели левой фразеологией. С другой стороны, мы видим сегодня, как под прикрытием лозунгов о Свободе Запад взял на вооружение формулу «Кто не под нами, тот против нас!» и строит сверхглобальное общество, наполняющееся все новыми видами и формами тотальностей.
Александр Зиновьев лет 15 назад назвал это сверхобщество «денежным тоталитаризмом». В книге «Распутье» он, в частности, писал, что «коммунистическая государственность выглядит в сравнении с (нынешней сверхгосударственностью) как дилентантизм». И сегодня «вырабатывается особая «культура управления», которая со временем обещает стать самой деспотичной властью в истории человечества».
Еще один базовый тезис апологетов демократической утопии — постановка коммунизма в один ряд с фашизмом. Понятно, что не только и научное знание, но и элементарный здравый смысл восстают против такого отождествления, посему сторонники либеральной демократии периодически протаскивают через ПАСЕ политические решения, приравнивающие то сталинизм к фашизму, то СССР к фашистской Германии. Соответственно, уже в наше время европолитики считают нормальным, например, на Украине не только запрещение Компартии, но и преследование представителей любых других подлинно «левых» сил. Более того, выворачивая наизнанку создание еврообывателя, они называют откровенных нацистов и бандеровцев «демократами», а противостоящих им интернационалистов – «русскими фашистами». (Нынешние представители киевской хунты договорились до того, что назвали карательную операцию против непослушной части украинского народа «Отечественной войной»).
К настоящему времени в подневольной европейской политологии оформилось представление о трех ключевых политических теориях 20 века – коммунизме, фашизме и либерализме. При этом политологи европейского политологического мэйнстрима утверждают, что либерализм лишен недостатков коммунизма и фашизма, а потому это, дескать, идеальная идеология «на века».
Вместе с тем, в Европе сегодня оформляется и другая точка зрения – что все три названные теории устарели и требуют замены какой-то новой четвертой глобальной теорией. Последняя мысль, безусловно, верна, но с определенными поправками.
Первая поправка состоит в том, что фашизм не является утопией, исходя из самой этимологии термина «утопия» (благо), поскольку изначально находится не в позиции стремления к достижению общественного блага, но в позиции деления мира на тех, кто достоин блага и тех, кто его недостоин.
Согласно второй поправке, фашизм неправомочно поставлен в один ряд с коммунизмом и либерализмом, поскольку это не идеология в полном смысле этого термина, а в лучшем случае — квазиидеология. К примеру, Умберто Эко считал фашизм Муссолини не теорией, а политическим театром… Умберто Эко, конечно же перегнул палку, поскольку фашизм отличается от театра примерно так, как похороны отличаются от свадьбы. Но, с другой стороны, мы знаем, что если еврофашизм еще как-то пытался возвыситься путем опоры хоть на какую-либо философскую теорию, например, на метафизику и нигилизм Ницше, то нынешний, например, бандерофашизм на Украине и подобные ему современные праворадикальные практики даже не пытаются восходить к каким-либо высоким идеям, но, напротив, нисходят к «мусорной демократии», языческим культам и животному мракобесию. (Что лишний раз подтверждает наш тезис о деградации идеи и практики демократии евро-американского образца).
Фашизм, таким образом, не идеология, а скорее, некий ПСИХОЗ, который искусственно вызывается у тех или иных наций с целью их превращения в средство достижения конкретных целей. Важно понимать – каких целей и в чьих интересах.
Сторонником такой точки зрения был, насколько я понимаю, и Александр Зиновьев, который никогда не противопоставлял коммунизм фашизму, считая коммунизм антитезой, прежде всего, так называемому ЗАПАДНИЗМУ – циничной смеси неоконсервативных, либеральных, потребительских, фашистских, расистских, персоналистских, фрейдистских и прочих идей, выгодных западной олигархии. Так вот: существует мнение, что в 30-е годы прошлого века еврофашизм стал реакцией западного мира на рост популярности в Европе и США «левых» идей. Действительно, фашизм – плоть от плоти капиталистической и олигархической системы, которая периодически спускает праворадикалов с поводка, как только возникает угроза существованию этой системы. Соответственно, в 20 веке еврофашизм был использован мировой олигархией для борьбы с СССР. Сегодня границы Западного мира находятся гораздо восточнее – на Украине, и в качестве орудия против России, где вновь оформляется и заявляет о себе какая-никакая социальная альтернатива западным «сверхчеловеческим» теориям, используется укронацизм.
Впрочем, вряд ли стоит в ходе Зиновьевских чтений говорить об идеологических маргиналах. Полагаю, что наше внимание должно быть сосредоточено на теме преодоления двух глобальных утопий нового времени. Нам важно сегодня ответить на вопрос: а может ли существовать идеологическая жизнь после смерти либерально-демократической утопии?
Мы очевидно должны понять, ЧТО идет на смену теории всеобщей управляемой демократии – только ли тоталитаризм либертарианско-расистского типа или что-то еще?
Посткоммунистическая Россия, как известно, купилась на идею всеобщей демократии западного типа. Но сегодня эта демократия повернулась к России задом, в результате чего российские элиты внезапно для себя оказались в идеологической пустоте. В силу этой самой ПУСТОТЫ возникла угроза, что подвергшаяся остракизму Россия не мобилизуется и превратится в рай для отечественного производителя (а затем и потребителя), но станет ПУСТОШЬЮ в духе Курта Уиммера, режиссера известного блокбастера «Эквилибриум», агрегирующего самые знаменитые антиутопии 20 века от Замятина до Бредбери.
Впрочем, сегодня для России более подходит другой образ – планеты Терминус из самой, пожалуй, выдающейся книги Айзека Азимова «Основание», обитатели которой, обладая колоссальным интеллектуальным потенциалом, пытаются выжить в кольце агрессивных государств-выродков, которые когда-то были процветающей периферией Империи, а затем получили независимость). Таким образом, главная когнитивная проблема современной России состоит, судя по всему, в необходимости ответить на вопрос о том, как нам избавиться от утопии глобальной демократии с минимальным риском для жизни наших граждан. И должна ли Россия для этого определиться с новой национальной мечтой или же россиянам следует сосредоточиться на анализе сводок о динамике товарооборота и биржевых индексов?
Очевидно, новое российское национальное мировоззрение должно быть не отрицанием коммунизма, но его интеллектуальным преодолением. С другой стороны, это мировоззрение должно стать конкурентоспособным по отношению к американской версии доктрины всеобщей демократии, мутирующей на наших глазах в какую-то инновационную помесь расизма и биополитики.
Мы совершенно точно знаем, что замысел западных игроков в геополитические шахматы в, например, украинской партии состоит в том, чтобы Россия ответила на укронацизм русским фашизмом, а на идею унитарной Украины – имперскими амбициями. Дабы затем легитимно «освободить» многочисленные российские народы от «диктата Империи Зла».
К сожалению, некоторые российские политики заглотили эту наживку, в результате чего из различных политических щелей повылезали имперцы, ордынцы и иные адепты «сильной» (в кавычках) России. Мы каждый день видим на телеэкранах персонажей, которые призывают трансформировать Россию в Империю, а Президента страны в Верховного правителя… Впрочем, российский народ мудр, и он давно ответил еврофашизму и унитаризму интернационализмом и федерацией (См., Лепехин В. Имперство как способ национального суицида).
Но что тогда мы должны противопоставить двум глобальным утопиям 20 века, если не национализм и имперство?
Для ответа на вопрос в 21 веке нужно, как я полагаю, посмотреть на мир под принципиально новым углом зрения – не в до сих пор модной на Западе формационной парадигме и не во втаскиваемой сегодня в Россию парадигме имперской, но в парадигме антропоцентрической.
Напомню, что антропологическое измерение мировых процессов было свойственно европейскому экзистенциализму, который, увы, фактически закончился на Эрихе Фромме и Юргене Хабермасе. Но еще больше такое измерение было характерно для большинства русских и российских мыслителей — от Достоевского и славянофилов 19 века до нашего великого современника Александра Зиновьева.
У нас, у России имеется колоссальное антропософское наследие, которое было задвинуто на задний план в советское и постсоветское время. И сегодня это наследие должно быть поднято из сундуков и заново переосмыслено и укреплено. У нас есть такие философы мирового уровня как Владимир Соловьев, Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Константин Леонтьев, Николай Лосский, Павел Флоренский и Алексей Лосев. У нас есть великие социоисторики Николай Данилевский, Лев Мечников, Николай Трубецкой и Лев Гумилев. Широко известна евразийская школа русской философии. У нас есть академики-цивилизационщики Владимир Вернадский и Никита Моисеев. У нас есть наследие Александра Зиновьева и Московской методологической школы и целая плеяда блестящих философов-современников, которых я не стану сейчас называть, поскольку всех не перечислить.
Антропоцентрический взгляд на сущее – это вообще визитная карточка Русского мира. Такой взгляд предполагает рассмотрение человека в единстве всех его ипостасей – как части природы, социального существа и божьего творения. Антропологическая и связанная с ней аксиологическая проблематика становится сегодня магистральным направлением современной российской философии, и вот в такой парадигме мы особенно ясно видим разницу в подходах Запада и условных Востока, Севера и Юга на человека и, следовательно, на общество и мир вокруг нас.
Сегодня Запад вновь силой навязывает миру модель сверхобщества – общества, разделенного на правых и виноватых, на «имеющих право» и «тварей дрожащих». В то время как в России вновь начинают не столько МЕЧТАТЬ, сколько ДУМАТЬ о новом человеке – совершенном не в физическом, но духовном смысле.
И последнее: в современной российской философской антропологии – в противовес расистской теории сверхобщества — утверждается тезис об уникальности и ценности всех существующих в мире антропосистем. И на этой основе получает свое развитие следующая версия сформировавшихся на планете Земля мировоззренческих миров:
Мир Запада – это Мир вещей, денег, технологий и рационального мышления. Это мир физического — потребления, удовольствий и развлечений, который все больше превращается в Мир насилия и разложения.
Мир условного Востока – это мир традиции и единства человека с природой, мир иррационального и метафизического.
Мир условного Юга, который благодаря стараниям Мира Запада все больше превращается в Мир хаоса, войн, разрухи, нищеты и террора…
Наконец, Мир условного Севера, мир ЕврАзии и Большой России. Это Мир людей и ценностей, Мир Духовного, который не сводится ни к рациональному, ни к иррациональному.
Стало быть, Русский мир – это не мост между мирами рационального Запада и иррационального Востока, это не прокладка и транзитное пространство. Это самоценный и мир, стремящийся к цивилизационной полноте. И чем быстрее мы осознаем самобытность и самодостаточность нашего с Вами мира, тем быстрее мы преодолеем груз названных нами двух глобальных утопий 20 века, тем быстрее в России сформируется стратегия суверенного развития.
