Ольга Зиновьева на Книжном фестивале «Красная площадь»: Нам светит звезда первой величины — Александр Зиновьев

О Евгении Евтушенко начал рассказ сам глава АСПИ, вспомнив, что поэт учился с его бабушкой в Литинституте, и у него даже есть подписанная книга со словами, которые особенно характерны для Евтушенко:

Дай бог всего, но лишь того,

за что потом не станет стыдно.

«Афористичность, юношеская прямота, дерзость — с ним оставались всегда, до самого конца», — заметил Шаргунов, и обратился к Игорю Волгину с простым вопросом: «Каким он вспоминается? Что бы вы выделили главное в судьбе, в портрете Евтушенко?»

Игорь Волгин, поэт, историк литературы, рассказал, что, когда он делал «Игру в бисер» с Евгением Евтушенко, они оба подсчитали, что последний в литературе на тот момент существовал уже 65 лет. Для сравнения: Лев Толстой был только 53 года. Он не только факт русской литературы, он — факт русской истории.

Игорь Волгин вспомнил, как он писал к 80-летию Евтушенко строки-послание:

Вступая в девятый десяток,

Восторгов дитя и клевет,

Ты весь — от макушки до пяток —

Безумного века поэт.

Так будь же в таланте и силе,

Да славится имя твое!

Поэт, ты не больше России,

Но, впрочем, не меньше ее.

Было верно замечено, что Евтушенко совпал с эпохой, как и эпоха совпала с ним. Это было время ощущения чего-то свершающегося, чувство обновления, колоссальный социальный оптимизм. Все ждали перемен, все чувствовали, что у СССР еще есть духовные силы, поэтому он не лицемерил, когда создал нового лирического героя:

Я разный —

я натруженный и праздный.

Я целе-

и нецелесообразный.

Я весь несовместимый,

неудобный,

застенчивый и наглый,

злой и добрый.

Я так люблю,

чтоб все перемежалось!

И столько всякого во мне перемешалось

от запада

и до востока,

от зависти

и до восторга!

Он совершил языковую и рифменную революцию, создав «новую фонетику века». Объездив 120 стран, еще в 55-м году писал:

Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,

Со всеми говорить хотя б на ломаном…

Вспомнили даже, как после первого прочтения «Бабьего Яра» со сцены овации стояли 20 минут, что сравнимо только разве что с «Пушкинской речью» Достоевского 1880 года. «Он совокупил в себе всю отечественную поэзию, аккумулировал в себе сознание людей, поэтому останется не только в памяти века, но и в памяти всей русской литературы».

Далее встречу продолжили воспоминаниями о Валентине Распутине, которому в этом году могло бы исполниться 85 лет. «Глубина, сосредоточенность и умение молчать», — так охарактеризовал писателя Сергей Шаргунов. И действительно, при всей остроте его прозы в его текстах слышится молчание между строк.

Николай Иванов, председатель правления Союза писателей России, и вовсе заметил, что, когда у него спросили, чем СПР может гордиться, заметил: «Тем, что все руководители нашего союза лежат в русской земле: Гамзатов, Солоухин, Распутин». По воспоминаниям, Распутин никогда не был первым человеком президиумов, но при этом на всех собраниях он задавал важный вопрос: «Чего вам не хватает?» У него было удивительное желание жить настоящим.

«Распутин ассоциируется с Байкалом, Байкал — это глубина и чистота. Чистота — это Распутин».

Об Андрее Битове, также не дожившем до своего 85-летия, Сергей Шаргунов сказал: «При всей метафизичности его проза полна реалистичных деталей». А поговорить об авторе «Пушкинского дома» пригласили писателя, литературоведа и соредактора журнала «Звезда» Андрея Арьева: «Всем всегда интересно, откуда появился писатель. Что читал, как воспитывался. И вот про Битова можно сказать, что он вышел из «Робинзона Крузо», где показана крайне абсурдная степень свободы».

Главной характеристикой Битова было острое нежелание кому-либо подчиняться. Это нежелание и привело его в литературу через… геологию. Сам Андрей Арьев заметил, что из всех знакомых не встречал ни одного непорядочного геолога. Такая примета профессии. И выбрав горный институт, Андрей Битов мыслил логично и понятно: чем дальше от Москвы, тем свободней; геологи — достойные люди, полные романтизма, выражающие идею свободы.

Но после второго курса в горном у Битова что-то пошло не так. И это что-то было литературным объединением ЛИТО, куда его затащил друг, он прочитал там стихи своего старшего брата, был принят, втянулся и забросил учебу. «Вот так началась писательская жизнь Андрея Битова — с плагиата», — посмеивается Арьев.

Битов всегда вспоминал слова своего любимого писателя Зощенко: «От хорошей жизни писателями не становятся». И, поняв и приняв это, он смог постигнуть мир литературы, «познать себя и других людей, которые были он сам» — и получался диалог с самим собой.

Герой Битова — антигерой для соцреализма. Он отошел от образа каноничного советского героя: никаких людей высокого социального положения, никакого соцреалистичного размаха, возвращение к русской традиции, к маленькому человеку. «Только битовский маленький человек противостоит всему окружению, в чем было больше русскости, чем во всех этих героях соцреализма. Его герою всегда сопутствует искуситель, доказывающий, что никто из нас не ангел, — замечает Андрей Арьев. — Он говорил, что ничего более русского, чем русская речь, у нас нет».

Далее поговорили о Владимире Маканине, который, как вспомнил Сергей Шаргунов, уделял большое внимание начинающим авторам, приезжал с мастер-классами и лекциями в Липки.

Воспоминаниями о писателе поделилась Светлана Василенко: «Он был чемпионом Уфы по шахматам и говорил: «Белыми сыграть можно блестяще, но это неинтересно. Интересно играть черными — это глубина». И можно сказать, что последние свои тексты он писал «черными».

Как оказалось, Маканин не любил романистов, которые, по его мнению, мыслили сценами и образами. Ему ближе были Монтень, Рабле, которые «мыслят мыслями», потому что сцену читатель интерпретирует как хочет, всегда по-своему, а мысли нельзя интерпретировать, их можно только вбирать. Роман «Андеграунд, или Герой нашего времени» он называл стволовым: «если писатель растет, то у творчества появляется ствол, а тексты становятся стволовыми».

Маканин из поколения 40-летних выделялся рациональной математичностью. В его текстах важную роль играют рок, судьба. Его сильно интересовало некое донкихотство — человек, постоянно сражающийся со своей судьбой.

Александра Зиновьева, «суверенное государство из одного человека», прошедшего фронт, изгнание, вернувшегося на родину, находившегося в состоянии вечного сопротивления и созидания, вспомнила его вдова Ольга Мироновна Зиновьева.

Она заметила, что Александр Зиновьев, человек яркий, многогранный, как писатель родился в 1976 году в возрасте 54 лет: «Писателями не рождаются, ими становятся по принуждению, по обстоятельству, по вынужденности. Это тот самый случай».

Звезда в логике, известнейшая фигура в философии, тексты которого мы до сих пор открываем. Символом его эпохи, который продолжает жить и сегодня, стали его «Зияющие высоты». «Мы живем в зияющих высотах: город Ибанск продолжает плодить своих наследников, продолжает сражаться со светом. А мы выживаем благодаря тому, что есть писатели. Благодаря тому, что есть люди, которых беспокоит судьба страны, народа».

В конце встречи Сергей Шаргунов справедливо заметил, что «дань памяти писателям — читать и перечитывать их книги».

С чем сложно не согласиться!