Ольга Зиновьева: Защитить защитника

«Аргументы недели», 4 мая 2022 г.

«Александра Зиновьева оклеветали»: вдова философа об использовании его имени Академией наук

Сергей Рязанов

 

Статья в формате PDF

 

Иногда герои, защитившие других, сами нуждаются в защите. Так обстоит дело с Александром Зиновьевым (1922–2006) – грандиозным русским философом, социологом, писателем, орденоносцем Великой Отечественной войны. Одним из главных идеологов России рубежа тысячелетий. Безупречным патриотом, который, будучи изгнан в 1978 году на Запад, отказался от западных грантов и стипендий, не бросил ни одного камня в свою страну и вернулся домой в 1999-м – в связи с натовскими бомбардировками Югославии.

Гость «АН» – вдова и соратница мыслителя, директор Биографического института Александра Зиновьева, руководитель Международного научно-образовательного центра им. Зиновьева в МГУ, философ Ольга ЗИНОВЬЕВА.

 

Белая ярость.

– Ольга Мироновна, к нам поступила информация о вашем обращении в Следственный комитет. Что послужило причиной?

– Причиной послужили оскорбление достоинства и клевета на ветерана Великой Отечественной войны. На сайте Института философии и права Сибирского отделения РАН размещена книга «Человек у зеркала: Антропология автобиографии». Автор седьмой и восьмой глав (некий Смирнов) в непостижимо разнузданной форме нанёс публичные оскорбления памяти моего покойного мужа. Оклеветал его. Приведу лишь пару высказываний. Вот, например, о его военных буднях: «То, что надо убивать врага, – это одно. Но это ведь не означает, что такое занятие должно доставлять удовольствие и приятность. Это уже пахнет садизмом…» Или: «А были они у него, эти реальные военные будни? Где его окопная правда? И вообще – где и как он конкретно воевал?» Книга содержит кучу подобных оскорблений. Это именно куча. Возникает ощущение, будто лопнула фановая труба, простите мне непоэтичный слог.

Напомню, что Александр Александрович (здесь и далее речь о Зиновьеве. – Прим. «АН») вступил в армию добровольцем в 18 лет. Служил в штурмовой авиации, где цикл жизни измерялся полётами. На его счету 31 боевой вылет. Он в том числе совершал бреющие, то есть очень низкие полёты, крайне опасные для лётчика, – фотографировал вражеские объекты. На борту вместо пулемётов размещали фотокамеры, и самолёт становился для врага главной мишенью, по нему строчили со всех сторон. Когда Александр Александрович вернулся после очередного такого вылета, механики, осмотрев изрешечённый корпус, сказали: «Это невозможно, самолёт не должен был долететь». Сам он не слишком любил вспоминать о таких вещах – настоящие фронтовики, как известно, не рассказывают длинно и красочно о войне. Как заметил поэт Михаил Кульчицкий, «война – совсем не фейерверк, а просто – трудная работа».

Я испытываю белую ярость. Любящая женщина всячески оберегает избранника своей жизни. Мне всё равно, под какими академическими мантиями и под какими «крышами» пребывают эти подонки, осуществляющие циничную вендетту, – я не позволю глумления над памятью моего мужа. Вся его жизнь была восхождением на Голгофу, и он шёл по жизни с высоко поднятой головой, с честью, которой могла бы позавидовать вся Академия наук.

– Каковы ваши требования?

– К выпуску упомянутой книги имеет прямое отношение Институт философии РАН (центральное научно-исследовательское философское учреждение страны. – Прим. «АН»). Президент В.В. Путин подписал указ о праздновании в 2022 году столетия со дня рождения Александра Александровича, и произошло это никак не благодаря ИФ РАН, скорее вопреки. Однако, поскольку решение о праздновании юбилея принято на высшем уровне, ИФ РАН приготовил целую серию соответствующих мероприятий. На встрече с министром науки и высшего образования В.Н. Фальковым я сказала, что запрещаю ИФ РАН проводить какие-либо мероприятия в память о моём муже, пока не получу извинений – публичных извинений! – от руководства института. «У нас есть наше видение истинного Зиновьева», – ранее заявил директор института А.А. Гусейнов, которого Александр Александрович считал своим другом. Ещё сам Данте разместил в девятом круге ада предателей родины, друзей и родных, называя предательство дружбы тягчайшим грехом, связанным с поруганием веры. Я не позволю этим оборотням фальсификацию наследия Зиновьева, проистекающую из узколиберальных русофобских установок. Они покусились на совесть нашей эпохи, на её социальный нерв. Мы прожили вместе 40 лет – тяжёлую, страшную, красивую жизнь, и я этого так не оставлю. Я буду до последнего защищать честь и достоинство Александра Зиновьева, как он защищал родившую его и рождённую им эпоху.

Что же касается моего обращения в Следственный комитет, то требования мои таковы: тираж книги должен быть изъят из продажи, а все денежные средства, выделенные под этот грант, должны быть возвращены в государственную казну. Мне, кстати, позвонили коллеги из Российского фонда фундаментальных исследований (государственная некоммерческая организация. – Прим. «АН»): они потрясены тем, на что и как потрачены выделенные ими деньги. Мы живём в военное время, и фактически произошла вражеская вылазка: покушение на Зиновьева и его наследие – это покушение на русские национальные начала современной России. Нельзя потакать этой озверевшей русофобии. Мы окружены агрессивной «пятой колонной», и нельзя допустить, чтобы она стала армией.

 

Путь гения.

– Говоря о «пятой колонне», невозможно не сказать о том, что Зиновьев в чьих-то глазах – диссидент.

Александр и Ольга Зиновьевы, 30.01.1969 г. (Москва)

– Он жёстко реагировал, если его так называли. Не считал себя диссидентом и не был им. Когда нас выслали из СССР и наш самолёт приземлился во Франкфурте, Александра Александровича в аэропорту встретила толпа журналистов. Первый вопрос звучал так: «Господин профессор, вы счастливы, что наконец оказались на свободе?» – и господин профессор, никогда не говоривший двусмысленностями, ответил: «Я не был несвободным». Это стало первым звоночком Западу, что Зиновьев не диссидент, не враг СССР. А когда кто-то назвал его полковником КГБ, он рассмеялся: «Полковник? Маловато».

– «Целились в коммунизм, а попали в Россию» – это изречение Зиновьева стало крылатым. После развала страны он много говорил о том, что критика советскими гражданами советского строя была использована Западом против СССР. Сожалел ли Зиновьев, что в 1975 году переправил на Запад рукопись своего первого романа «Зияющие высоты»?

– Он публично говорил, что если бы знал, как будут использованы его работы, то не написал бы ни строчки. Кто-то извратил процитированную вами фразу – мол, «мы целились в коммунизм, а попали в Россию», – нет, себя Александр Александрович в виду не имел, он в коммунизм не целился. Когда Горбачёв, совершив первую поездку в Англию, не посетил могилу Маркса (посещать её первым делом – тогдашняя традиция для партийно-правительственных делегаций СССР), муж сказал мне: «Оля, начинается эпоха великого исторического предательства». О людях, совершивших это предательство, он впоследствии высказался так: «Эти люди были героями моей первой книги «Зияющие высоты». Я это поколение знал хорошо».

– И всё же какую цель преследовал Зиновьев, когда писал «Зияющие высоты» и принимал решение о публикации романа на Западе?

– Написал, потому что не мог молчать: страна гнила с головы. «Публиковать или нет – должна решать ты», – сказал он мне. Я встрепенулась: «Ты автор – тебе и решать». Он ответил, что не боится и что уже повидал все ужасы жизни: войну, Лубянку, Лефортово (с 16 лет Зиновьев, не принимая несправедливостей сталинского строя, состоял в террористической группе, намеревавшейся убить Сталина; был арестован, бежал и находился на нелегальном положении до тех пор, пока в 1940 году не вступил в армию, объяснив отсутствие документов утерей. – Прим. «АН»). «Мне не страшно, а ты должна нести ответственность за нашего ребёнка, так что решение должно быть твоим», – настоял он. Много времени на принятие решения мне не потребовалось, ведь речь шла о литературном шедевре. Я сказала: «Как ты будешь жить, зная, что есть такая книга и она спрятана в коробке подальше от глаз? Сможешь дальше работать, как будто ничего не произошло?» Муж посмотрел на меня своими лучезарными глазами и ответил: «Конечно, нет». И я решила: нужно публиковать.

После опубликования «Зияющих высот» (швейцарским издательством Le_SSRqAge de_SSRqHomme. – Прим. «АН») мужа исключили из партии, уволили из Института философии, лишили званий «старший научный сотрудник» и «профессор». Разжаловали гвардии капитана авиации в рядовые. А после опубликования (тем же издательством. – Прим. «АН») второго романа, который называется «Светлое будущее», нас изгнали из страны. Запад ценил фигуру мыслителя мирового масштаба: стоит упомянуть избрание в академии Германии, Италии и Финляндии, многочисленные международные научные и литературные премии, в том числе элитарную премию Алексиса де Токвиля. Книги Александра Зиновьева издавались на 28 языках громадными тиражами и всегда были бестселлерами. Но всё это происходило до публикации им первых аналитически беспощадных книг о Западе, западнистском обществе, глобализме.

Александр Александрович впоследствии вспоминал: «Любопытно, что и на Западе ситуация для меня изменилась незначительно. Пока я писал критические работы о советском обществе, меня там превозносили и издавали мои произведения огромными тиражами на всех языках планеты. Стоило мне начать исследования западного общества, руководствуясь моими принципами – «истина во что бы то ни стало, истина любой ценой», – как отношение ко мне мгновенно изменилось. Мою работу о Западе и о будущем западного общества закрытые рецензенты оценили в той же терминологии, в какой оценивали мои работы о советском обществе в СССР, то есть как клевету на западное общество. И сразу начался бойкот моих работ на Западе». С таким же бойкотом, таким же сопротивлением либеральной цензуры Александр Зиновьев столкнулся в России, когда мы вернулись на родину в 1999 году.

– Расскажите о возвращении.

– Оно произошло в связи с натовскими бомбардировками Югославии. «Я оставляю Запад, который стал моим врагом», – сказал муж. Он считал эти бомбардировки реализацией трагического сценария, конечная цель которого – Россия, поэтому жизнь вне родины стала для него невозможна. Самой страшной для Александра Александровича была мысль о том, что русских вычеркнут из истории. «Мы должны переумнить Запад», – говорил он. Кстати, за Европу он переживал тоже, переживал за то, что с ней происходит. Европу трудно представить без России, как и Россию без Европы. Александр Александрович беспокоился за нашу цивилизацию – цивилизацию разума. Он писал: «Сегодняшняя эпоха не просто посткоммунистическая, она ещё и постдемократическая! Сегодня мы являемся свидетелями установления демократического тоталитаризма или, если хотите, тоталитарной демократии… Это последняя фаза развития западного общества, которое началось в эпоху Возрождения».

Геополитический разворот нынешнего российского руководства привёл к освобождению имени моего мужа. Оно более не замалчивается, оно востребовано. Александр Александрович категорически одобрил бы российскую спецоперацию на Украине, понимая, что станет с нашей страной, нашим языком, нашей культурой, если мы не поддержим президента. Неудивительно, что именно теперь, когда президент своим указом обозначил столетие великого русского мыслителя, всколыхнулась вся эта чудовищная масса «пятой колонны», занимающая командные высоты в науке, культуре и СМИ и практически безнаказанно выплёскивающая потоки лжи на президента России и Александра Зиновьева.