фото © Sputnik / Виктор Толочко
Выступление члена Комитета по международным делам Госдумы РФ, д.э.н., профессора Е.В. Паниной на январском заседании Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня»
В настоящее время социальное знание переживает очень непростой период. Падение престижа гуманитарного образования, сокращение государственных субсидий на его развитие, коммерциализация университетов — эти процессы происходят у нас и на Западе. Университет превращается в своего рода образовательную корпорацию, а гуманитарные науки становятся наиболее уязвимым звеном в системе академического образования. Например, в Великобритании за последние восемь лет общее число студентов увеличилось на 13,5 %. Но среди них 43,4% — это студенты математики, а студенты филологи составляют только 2,5%, студенты историки и философы всего 0,1%.
Статистика для американских университетов еще более красноречива: только 7% от общего числа студентов выбирают гуманитарные науки — вдвое меньше, чем в 1970-е годы.
Бытует мнение, что если ничего путного из человека не получается, он идет в гуманитарные науки. То есть гуманитарий — это такой человек без профессии, который не смог стать математиком, физиком, инженером, врачом, не смог поступить на более престижные факультеты. Что делать с подобным имиджем?
Гуманитарии отчасти сами виноваты в том, что сложился такой меланхолический стереотип. Они склонны занимать оборонительную позицию: дескать, весь мир против нас, а мы — подлинные хранители вековых ценностей. Мы должны защитить человека от бездушных технологий, капиталистического рынка, псевдо-прогресса и так далее. Создается консервативный образ гуманистики как реакции против прогресса, как защиты прошлого против будущего.
На самом деле, призвание гуманитария — вести за собой человечество, быть лидером его самосознания. Гуманитарные науки — это науки о человеке, а там, где нет человеческого самопознания, там нет и человека. Животные знают, а человек не только знает, но и сознает. Гуманитарные науки учат человека понимать и выражать себя, понимать других людей и общаться с ними, понимать другие культуры и эпохи, понимать цели человечества и свое место в истории, сознательно строить свою личность в творческом взаимодействии с другими индивидами и культурами. А, следовательно, быть достойным представителем человечества — человеком в полном смысле слова.
Как отмечают многие аналитики, кризис гуманитарного знания является производным от кризиса модерной концепции национального государства вообще и начавшегося в конце 1970-х годов кризиса модели социального государства в частности. Однако эти процессы не привели нас к появлению новой общепризнанной идеи общества и университетского образования, которая заставила бы отказаться от существующих гуманитарных профессий. Принимая это во внимание, можно утверждать, что так называемый кризис гуманитарного знания — это внутреннее дело самого социально-гуманитарного знания. В некотором смысле он всегда имманентен этому знанию.
Хотелось бы оспорить нередко звучащее мнение о том, что сегодняшнее состояние гуманитарного знания характеризуется кризисом самой идеи дисциплины. Масштабы кризиса, в котором сегодня, по мнению очень многих экспертов, находится гуманитарное знание, сильно преувеличены. Современная востребованность и насущность гуманитарного познания не только в обучении и воспитании будущих специалистов, но и в мировоззренческой компетентности каждого здравомыслящего человека, обусловлена следующими причинами:
— мир становится все более сложным, многополярным и более динамичным, с одной стороны, а с другой — все более конкурентными и сложными становятся отношения между народами, а это требует объективности оценки происходящего и принятия истинно правильных решений;
— все большую роль начинают играть такие характеристики субъектов исторических взаимоотношений, как нежелание считаться с объективными факторами, слабая политическая и общая культура, что требует поиска и анализа общих и специфических закономерностей общественного развития;
— проблемы гуманитарного знания приобретают особый интерес в контексте смены научных парадигм, обслуживавших запросы техногенной цивилизации.
Важно отметить, что гуманитарное знание на протяжении истории своего существования обладало достаточно прочной основой, позволяющей ему оформиться в особую сферу духовной культуры человечества со своим языком, мировоззрением, системой правил и отношений.
Все сказанное выше, безусловно, не отрицает того, что перед современным социально-гуманитарным знанием стоит ряд серьезных проблем. В настоящее время высшее образование все больше превращается в самостоятельную сферу или, выражаясь старым философским языком, все больше отчуждается от науки. Это, конечно, не означает, что высшее образование утратило связь с наукой. Однако в современном высшем образовании как бы сталкиваются две формы демократии: одна, присущая самой науке как непредвзятому поиску истины, и совсем другая форма демократии — популярно-прагматического характера. Внутренне присущий самой науке демократизм в поиске истины вытесняется и даже подавляется в некоторых формах современного образования внешними формами демократизма. Высшее образование становится как бы местом противостояния (пока не очень явного) политического и научного демократизма.
Именно внешняя, популярно-демократическая форма современного высшего образования оказывается причиной отчуждения образования от науки. Имеется в виду тот факт, что приобретение определенных профессиональных навыков в вузе все меньше оказывается связано с фундаментальными научными основаниями той или иной профессии. Вузовский профессионализм приобретает все больше исключительно рыночный характер, все больше является только в виде ответа, реакции на те или иные требования рынка, а не на требования науки. Возникла своеобразная «рыночная вузовская наука», которая почти утратила связи с фундаментальным научным знанием и за научное знание признает только то, что отвечает требованиям рынка. Получается странная ситуация: не наука развивает вузовское образование, а потеснивший науку своим могучим денежным «плечом» рынок все больше занимает ее место.
Это, в частности, проявляется и в том, что аспирантура современного вуза все больше ориентируется на чисто прикладные исследования, в которых и стремятся найти тождество требования рынка с требованиями науки. Раньше это было принято называть «мелкотемьем» и критиковалось, но теперь считается нормой. Например, аспирант пишет диссертацию о том или ином аспекте развития современного бизнеса в страховании или о той или иной форме организации междугородних перевозок. И когда ему даже вскользь начинают рассказывать о некоторых страницах развития науки, о научных революциях и др., он, естественно, никак не может понять связь между тем, чем он занимается, и наукой в фундаментальном смысле. В результате, обычно у него в голове возникает известный штамп: история науки — это все прошлое, сейчас это не нужно (разве только для экзамена), а вот нужно только то, чем я занимаюсь.
Таким образом, одна из негативных сторон внешней демократизации высшего образования — совершенно изменившееся положение вуза. Если раньше вуз был как бы «учебным продолжением» науки, то теперь в лучшем случае вуз связан с наукой посредством требований рынка, если вообще иногда связан. Конечно, и раньше наука не игнорировала требования общества. Но требования общества и требования саморазвивающегося рынка (который у нас стал отождествляться с обществом) совсем не одно и то же.
Что же это такое — «демократизация образования»? Обычно под этим понимают все большую доступность, распространенность и популярность высшего образования и соответственно науки. Почти забыт или мало обращает на себя внимание на тот факт, что не образование, не науку нужно демократизировать, а сама наука по своей природе внутренне демократична. Забывают то, что исток современной демократии, в лучшем смысле этого слова, не в политике, не в либерализме, не в митингах и др., а в том, что за последние столетия именно развитие науки и привело к демократии.
Складывается впечатление, что об этом факте не помнят вообще. Вспоминают о диссидентах, революциях, войнах, о чем угодно. Но о том, что именно развитие науки в Новое и Новейшее время стало источником демократии, что «вычесть» развитие науки из процесса развития демократии нельзя — об этом не вспоминают никогда. Тот факт, что сама наука по своему объективному отношению к истине, объективности, критичности и самокритичности является самой глубокой формой демократии, что развитие демократии немыслимо без развития науки, что именно развитие науки было, есть и остается главным критерием развития демократического общества, в этом проявляется полная утрата памяти.
Важно отметить, что число последователей той или иной научной школы часто имеет мало отношения к истине. И как здесь не вспомнить пресловутый индекс цитируемости, который стал выставляться сегодня чуть ли не как главный критерий научной истины. Внешне популярные формы научного знания не то, что нетождественны — прямо противоположны научной истине. Наложение этих внешне демократических, популярных форм на образование губит последнее так, как не губят его открытые враги науки — невежды. Образование, сведенное в значительной степени только к таким формам, не может не оказаться в кризисе.
Есть и более глубокая причина, которая говорит о том, почему именно гуманитарное знание подверглось как бы главной, основной девальвации в вузе. Эта причина в том, что гуманитарное знание оказалось не просто как бы наиболее «пересмотренным» в результате либеральных перемен, но вообще перестало рассматриваться как наука, знание в классическом смысле этого слова. Внешняя либеральная демократизация науки привела к тому, что научная доказательность была фактически изъята из сферы гуманитарного знания.
Все чаще сейчас проскальзывает мысль: следовало бы убрать из названий гуманитарных степеней слово «наука». Говорят о том, что надо вместо доктора философских, психологических или иных гуманитарных наук ввести названия такие же, как сегодня в культурологии или искусствоведении: «доктор культурологии», «доктор искусствоведения»… При этом, как обычно, ссылаются на Запад, где, например, есть много «докторов философии», но нет докторов философских наук.
Речь идет о том, чтобы узаконить уже существующее разделение между гуманитарным знанием и «точными науками». Не преодолеть то, от чего так страдает наука и что давно осознано и считается ненормальным положением, а просто узаконить такое разделение. Но это еще полбеды. На самом же деле в таких предложениях скрыто иное (хотя, может быть, те, кто выступают с подобными предложениями, не всегда отдают себе в этом отчет). Скрыто то, что гуманитарное знание вообще перестает рассматриваться как логически доказательная наука. К гуманитарному знанию начали относиться только как к перебору мнений, концепций, идей, которые якобы бездоказательны. Пусть де эти гуманитарии выясняют свои отношения. Или, как уже принято говорить, жизнь идет своим чередом, и ученые в своих вузах пусть и спорят, кто там был прав в истории, философии, культуре и др.
Это не просто выражение глубокого равнодушия по отношению к гуманитарному знанию. Тем самым разрушается единство знания, единство науки и начинает культивироваться крайняя односторонность специализации. А это, в конечном счете, означает утрату наукой своей универсальности.
Наконец, общей проблемой социально-гуманитарного знания во всем мире является то, что сегодня в многократно усложненном мире оно часто не в состоянии объяснить происходящие изменения и достоверно спрогнозировать будущее развития нашего социума.
Что необходимо сделать для преодоления кризиса гуманитарных наук?
Прежде всего, следует признать, что современный ученый-гуманитарий для того, чтобы серьезно заниматься научной деятельностью должен обладать определенным минимумом знаний во всех основных гуманитарных науках, т.к. для исследования современного мира необходимо применять глобальные подходы, требующие разносторонних знаний.
Для этого, возможно, необходимо создание кафедр, программ, отделений творческого мышления — creative thinking. А, может быть, даже целые гуманитарные профессиональные школы при университетах – такие, как школы политических, юридических, теологических наук, медицинские и бизнес школы, обучающие практической деятельности в данных областях. Гуманитарий должен мыслить, создавать, изобретать. А этому надо начинать учить в раннем возрасте, первые шаги делать уже в дошкольном и в школьном образовании. В школе необходимо приучать учеников самим ставить креативные задачи и решать их, а не организовывать процесс обучения таким образом, чтобы это делал только учитель. Тогда школа станет учебным заведением, которая готовит творчески мыслящих людей. В этом случае, например, на философских и филологических отделениях вузов преподаватели смогут не просто передавать студентам знания, а станут строить весь учебный процесс на основе творческого, креативного мышления студентов. Таким образом, учебный процесс подготовки творческих личностей станет единым, непрерывным от школы до вуза.
Знание консервативно и адаптивно, мышление революционно. Знание есть информация о наличных фактах и связях мироздания, мышление — трансформация этих связей, создание новых идей и представлений, которые движут вперед цивилизацию. Мышление ничему не соответствует, напротив, приводя мир в соответствие с нашим мышлением, мы создаем новые виды техники, искусства, коммуникации.
Кафедра креативного мышления — это кафедра будущего человечества, куда технологии и естественные науки входили бы на равных с гуманитарными. Курс творческого мышления на этих кафедрах можно было бы начать с общей теории интеллектуальных инноваций. Затем мы стали бы преломлять разные гуманитарные дисциплины через призму творческого мышления. Эту часть учебного года можно посвятить созданию новых понятий и слов. Следующую — разработке новых грамматических правил, структур языкового мышления. Дальше переходим, например, к литературе и создаем манифесты новых художественных движений, вводим новый «-изм» в общественное сознание. Дальше — философское сознание, альтернативные модели мироустройства. Подключаем компьютерщиков, которые могли бы вместе с нами воссоздать гераклитовские, кантовские, гегелевские миры, миры с n+1 числом измерений, окружить себя этими мирами на уровне виртуальной реальности.
Таким образом, мы можем экспериментально строить разные варианты будущего цивилизации или даже будущих цивилизаций.
Гуманитарное образование, вольно или невольно, будет двигаться в ту сторону, куда зовет логика цивилизованного процесса. Гуманитарная составляющая техники, экономики, промышленности, средств коммуникации, международных отношений будет все более возрастать. Посмотрите, например, на современную рекламу: ее фокус переносится с материальных свойств товара на ценностные свойства бренда, что способствует переходу от материального потребления к духовному освоению. Современное производство все более одухотворяется, индивидуализируется, очеловечивается. Каждый товар — это не просто вещь, а еще одна возможность для человека раскрыть себя, приблизиться к своему максимуму и абсолюту.
Для практической реализации всего вышесказанного, прежде всего, необходимо коренным образом изменить отношение государства к социально-гуманитарному знанию. Государственная политика всесторонней поддержки гуманитарного образования в России (от материальной помощи до поднятия престижа в обществе гуманитарной науки) должна стать важнейшим направлением государственной политики.
