Искандер Валитов,
методолог, политический консультант
Остаться в живых.
Работы Зиновьева и Щедровицкого — и есть наша современная русская философия
.
Неудобный Зиновьев
Александр Зиновьев написал более 40 книг, представляющих собой, по свидетельству самого автора, одно системное целое. Многие из них неоднократно переизданы. Блестящие логические, философские, социологические и литературные труды. Обилие интересных, острых, парадоксальных и точных идей. Логическая безупречность, объемный взгляд. Этого не отрицают ни его друзья, ни его враги.
Вместе с тем известность Зиновьева не коррелирует ни с талантом его произведений, ни с их количеством на книжных полках. Я бы даже говорил о его скандальной неизвестности. Зиновьев был отторгнут практически всеми, с кем он жил и работал. Избавиться от него пытались и собратья по логическому цеху (еще в СССР), и советская власть. Он остался чужим для советских диссидентов. Он не стал своим для западных советологов. Интеллектуальная элита Запада постаралась не заметить его глубокие и фундаментальные труды по современному западному мироустройству. В «новой России» Александр Александрович читал лекции на каких-то необязательных к посещению факультативах для узкой группы студентов. Ни новые/старые коммунисты, ни «демократическая оппозиция» не сумели сделать из него «борца с ненавистным режимом». Его нет на знаменах наших отечественных патриотов. Его замалчивают все. Нет последователей, нет хотя бы «резонирующих групп». Развитые им представления не стали частью ничьей, в т.ч. государственной, идеологии. Мне не известен ни один политический, социальный или культурный проект, который хоть как-то опирался бы на его учение.
Такое ощущение, что он неудобен всем. Да и сам он говорил и писал о себе как об «отщепенце». Дело, конечно, не только в личных качествах Александра Александровича и духе бунтаря-одиночки. Точнее, совсем не в них. Был он, по свидетельству знавших его людей, всегда дружелюбен, неизменно открыт, искренен, честен, уважителен. Неудобно его знание. Содержание его книг беспощадно по отношению к общепринятым и широко распространенным идолам и мифам. Так для кого же он все это писал? Кому адресовано все это богатство содержания? Какой эпохе? Зачем нам творческое наследие Зиновьева?
Постмарксист
По словам самого Александра Александровича, он 16 раз прочитал «Капитал» Карла Маркса. Сумел «снять» метод, в котором Маркс строил свой анализ. Зиновьев остался марксистом в том смысле, что Марксов метод, оформленный им как «метод от абстрактного к конкретному», он использовал практически во всех своих исследованиях. При этом Зиновьев вышел далеко за рамки марксизма в том, что касается представления самих исторических процессов и средств анализа этих процессов. Ему пришлось, для того чтобы схватить суть происходящего, разработать свой категориальный и понятийный аппарат.
Вот как он сам об этом пишет: «..Все то, что мне приходилось читать и слышать, было непригодно для понимания наблюдаемых мною явлений социальной реальности. Мне пришлось вырабатывать удовлетворяющее меня понимание самому, причем — в одиночку и во враждебном моему пониманию окружении.
Со временем я обнаружил то, что сами существующие средства познания, включая логику и диалектику в том виде, в каком они официально признавались и описывались в учебниках, были непригодны для выработки понимания, к которому я стремился. И мне пришлось в течение многих лет разрабатывать свою логическую теорию, без которой мой подход («поворот мозгов») к социальным явлениям был бы невозможен» («Фактор понимания», 2006).
По Зиновьеву, в основании исторического процесса лежат не товарно-денежные отношения, а «законы социальности» — правила, по которым вынуждены строиться большие объединения людей. Правила эти не могут быть нарушены без ущерба для самих объединений. Никакие, даже самые прекрасные, идеи не могут быть основанием для того, чтобы игнорировать действие этих «законов».
В этом смысле люди не вольны в своих действиях. Они изобретают и строят социальные организации, но в тех рамках, которые позволены им «объективными законами» существования таких объединений. Именно знание этих «объективных законов», а не эмпирические наблюдения позволяют исследователю обрести прогностическую мощь по отношению к существующим социальным организмам и заглянуть за горизонт.
Будущего нет
Маркс, согласно Зиновьеву, ошибался в оценке роли и значения сферы власти и управления для социальных объединений. Сегодня рост управляемости всех культурных, политических, социальных и хозяйственных процессов колоссален. Усиление сферы управления — главный тренд современного мира. Интеллектуальные ресурсы, включенные сегодня в сферу управления, огромны. И в то же время качество этого интеллекта падает ускоренными темпами.
«Во что превращается гигантское скопление владеющих интеллектуальной мощью людей, воображающих, будто им подвластно все, будто они безраздельно распоряжаются силами ума, будто они применяют эти силы наилучшим образом? Колоссальный рост интеллектуального могущества человечества имел неизбежным следствием еще более грандиозное помутнение умов, снижение общего интеллектуального уровня человечества, тотальное оглупление, выдаваемое за колоссальный прогресс познания» («Фактор понимания», 2006).
Зиновьев полагает, что рост управляемости вкупе с «помутнением умов» будет иметь страшные последствия. Люди лишатся будущего и собственной человечности. «Социальное будущее никем и ничем не планируется. Творчески оно должно быть свободным. Оно — резерв эволюции. Но таким ли оно остается теперь? Оно все более сокращается. Оно заполняется планами, проектами, делами, делами, делами. У людей не остается того, что еще не так давно было обычным для праздного творчества, для неожиданных открытий, для случайностей. Мир запрактизирован сверх всяких пределов. Практическая детерминация заполняет все, куда она неограниченно проникает. Глядя на копошащиеся скопища людей, что-то делающих, трудно представить себе, что в них еще шевелятся мозговые извилины. Творческий компонент заменяется механическим» («На пути к сверхобществу», 2000).
Западный тоталитаризм будет ничем не лучше побежденного советского. Многие абстрактные возможности будущего уничтожаются. Закрываются многие возможные линии эволюции. Суть американизации — в роботизации человека. Люди становятся все более частичными и механистичными. Деградация идет ускоренными темпами.
Люди уже утратили сам смысл своего бытия. В языке Вернадского это могло бы звучать как замещение живого вещества на косную материю.
Есть ли у нас шанс остаться живыми разумным существами, способными творить себя и мир? Иначе, есть ли шанс сохранить смысл Бытия?
Фактор понимания
Зиновьев видел этот шанс в том, что он называл «фактором понимания».
То, как люди понимают себя и свою ситуацию, является важным фактором ситуации, действующим объективно и с неизбежностью. Полагаю, что Зиновьев стремился сделать понимание общечеловеческой ситуации действующим фактором жизни отдельных людей и групп.
Люди должны знать не только обстоятельства своей личной жизни и своего ближайшего окружения. Каждый — в том числе и через своих детей — с неизбежностью разделит судьбу всего человечества. Люди должны понимать свою общую судьбу. Единое, безжалостно правдивое понимание происходящего с нами может дать шанс на спасение.
И это понимание, утверждает Зиновьев, возможно. Утверждает всей своей жизнью отщепенца, утверждает всей совокупностью работ. Его «фактор понимания» лежит за рамками задач управления, проектирования, манипулирования, организации, идеологизации. Это фактор понимания надвигающейся катастрофы, фактор Конца. Поэтому это фактор Начала, фактор личного поступка и личного действия.
Элементы будущего
Мне приходилось часто слышать обвинения Зиновьева в «отсутствии социальной позиции», в отказе от социального действия и т.п.
Вот что он сам говорил в ответ: «У меня нет никакой позитивной программы социальных преобразований. Нет не потому, что я не способен что-то выдумать на этот счет, а в принципе. Любые положительные программы социальных преобразований имеют целью и отчасти даже результатом построение некоего земного рая. Но опыт построения земных раев всякого рода показывает, что они не устраняют жизненных проблем, драм и трагедий. Наблюдая жизнь и изучая историю, я убедился в том, что самые устойчивые и скверные недостатки общества порождаются его самыми лучшими достоинствами, что самые большие жестокости делаются во имя самых гуманных идеалов. Нельзя устранить недостатки того или иного общественного строя, не устранив его достоинства. Нельзя реализовать в жизни положительный идеал без отрицательных последствий. …Отказываясь от позитивных программ преобразований общества, я не призывал к этому других. …Я был частным лицом, одиночкой. Мой отказ от программ преобразований касался лишь лично меня» («Исповедь отщепенца», 1990).
Думаю, что те, кто его обвинял в отсутствии социальной позиции, не поняли главного: Зиновьев иначе, чем они, видел живой исторический процесс. Эмбрионы будущего он видел в усилиях понимания, автономности человеческого самоопределения и личностных поступках.
Он строил знание не для властей предержащих и не для «социальных инженеров». Его знание было для новых людей, для малых групп, свободных братств, объединенных фактором понимания и ценностью собственной жизненности, противостоянием косности и мертвечине. Для тех идеалистов, кто сможет жить, как сам Зиновьев, — за рамками расчета, «рационального эгоизма», не по законам организаций, элементами которых люди с неизбежностью являются. Его социальное знание подлинно гуманитарное: зная правду, пытаться сохранить себя как культурную и человеческую единицу.
«Если ты бессилен изменить реальное общество в соответствии со своими идеалами, изменись сам, говорил я себе, построй в себе самом это идеальное общество, создай из самого себя идеального человека, как ты его себе представляешь. Наверняка найдутся и другие люди, которые пойдут тем же путем, что и ты. Я — одиночка. Но общество с необходимостью порождает таких, как я, регулярно. Сходные условия жизни с необходимостью вынуждают их идти тем же путем, что и я. Со временем их будет много, и они своим примером изменят жизнь гораздо радикальнее, чем все реформаторы, вместе взятые. История уже знает примеры такого рода. Возьмите хотя бы христианство. Христос появился тоже как результат крайнего отчаяния. И он тоже утверждал, что Царство Божие в самом человеке. Он тоже говорил, что надо начинать с изменения самого себя. Правда, он уже мог обращаться к людям. А сейчас даже это пока еще невозможно. И прошли многие столетия, прежде чем программа Христа дала какой-то результат. А чтобы такие, как я, стали играть роль в истории, на это нужно время, причем время историческое. Нужно историческое терпение» («Исповедь отщепенца», 1990).
План на тысячу лет
Говоря об Александре Зиновьеве, было бы несправедливо ничего не сказать — в контексте данной статьи — о его выдающемся ученике Георгии Щедровицком. В философских и методологических кругах как их личные отношения, так и содержательные оппозиции были частым предметом обсуждений. Полагаю, что никакой принципиальной оппозиции между Щедровицким и Зиновьевым нет. Зиновьев больше фокусировался на понимании социальной ситуации, средствах понимания и описания большого социума, Щедровицкий же — на методологии действия (как стать мощнее тех социальных систем, в которые ты включен). В оценках и установках они во многом сходились. Георгий Петрович также полагал, что дальнейшая эволюция человечества возможна только в каких-то экологических нишах, он также разделял отказ от задач преобразования социума (он считал, что акцент надо делать на процессах самоорганизации малых групп).
Работы Зиновьева и Щедровицкого — и есть наша современная русская философия, она же европейская и мировая. И лежит она в современных мировых трендах. Жизнь продолжится в отдельных человеческих популяциях. Наступает период ранних христианских общин.
* * * * * * * *
Все статьи специального выпуска журнала “Однако”, посвященного 90-летию со дня рождения Александра Зиновьева на тему “Зияющая высота” (№ 33 (142), 12 ноября 2012 года) — программный выпуск о формировании интеллектуальной и философской повестки дня для России.
Михаил Леонтьев: “Думайте! Думайте! Думайте!” К юбилею Александра Зиновьева
Тимофей Сергейцев: После Маркса. Философия деятельности. О главной работе Александра Зиновьева «Восхождение от абстрактного к конкретному»
Дмитрий Куликов: Точка опоры. Наследие Александра Зиновьева — единственное, что позволит нам сформировать русскую философию XXI века
Искандер Валитов: Остаться в живых. аботы Зиновьева и Щедровицкого — и есть наша современная русская философия
Камила Валитова: Полевые заметки об учителе
Владимир Липилин: Человек-астероид. В Костромском государственном университете прошла IV Международная конференция «Зиновьевские чтения»
Интервью с Эдуардом Лозанским: Александр Зиновьев: Я советую одно: думайте, думайте, думайте!
Ольга Зиновьева: Новая утопия — идеология мира будущего