Анастасия Федина: Симфонический концерт Александра Зиновьева для читающей публики

29.07.2017 Ученики А.А. Зиновьева

 

Анастасия Михайловна Федина, специалист в области математической логики, ученица А.А.Зиновьева, член Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня»

 

«Фактор понимания в моем исполнении (мое учение) как в целом, так во всех его деталях принципиально отличается от всех известных мне учений такого рода. Все они (включая марксизм) строятся как компиляции из того интеллектуального материала, который насочиняли различные авторы. Я же предлагаю теорию с единым (некомпилятивным) понятийным аппаратом, организованным в целое по правилам разработанной мною же логической концепции. И это — не просто дело моего личного вкуса»

Александр Зиновьев

 

Симфонический концерт Александра Зиновьева для читающей публики

Рассказ о программе

 

Вступление 

Сначала о названии. Симфонизм как метод написания музыки хорошо известен и означает, что композитор умеет превращать звучание самых разных музыкальных инструментов в осмысленные произведения. И хотя профессиональная жизнь музыкантов  несомненно усложняется по сравнению с работой музыканта-одиночки, открывающиеся возможности симфонической музыки завораживают всех, и конечно же тех, кто эту музыку слушает. Но это для тех, кто слушает.

А те, кто пишет, читает или изучает тексты, каков их симфонизм и нужен ли он при анализе языковых смыслов?

Такой метод используется при изучении текстов, несущих большую понятийную нагрузку. Симфонией (др.-греч. συμφωνία — созвучие) или конкорданцией (лат. concordia — согласие) обозначают книги, в которых собраны отрывки из одного или нескольких сочинений, содержащие перечисленные в симфонии слова (конкорданция слов) или содержащие один и тот же смысл (реальная конкорданция). Первые попытки в составлении подобных книг как необходимых при исследовании Библии предприняли парижские доминиканцы в 1262 году. Под началом кардинала Гуго де-Санкто-Каро они создали конкорданцию к Вульгате. В последующем симфонии были составлены к большинству переводов Библии на живые языки. В 1829 году Ломлер создал симфонию к сочинениям Лютера, в 1842 году Густав Флюгель — к Корану, а в 1881 Коуден-Клерк — к Шекспиру.

Очевидно, потребность в симфонизме есть и у читающей публики. Но в 60-е годы XX века у симфонизма как метода исследования появился особый смысл. И связано это с возникновением и лавинообразным развитием кибернетики, науки, изменившей все сферы человеческой деятельности, в том числе и интеллектуальной. Основоположник кибернетики  Норберт Винер первым предупредил о грядущих проблемах

как социальных:

«Представим себе, что вторая революция завершена. Тогда средний человек со средними или ещё меньшими способностями не сможет предложить для продажи ничего, за что стоило бы платить деньги. Выход один — построить общество, основанное на человеческих ценностях, отличных от купли–продажи. Для строительства такого общества потребуется большая подготовка и большая борьба, которая при благоприятных обстоятельствах может вестись в идейной плоскости, а в противном случае — кто знает как?» (Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. М.: Советское радио. — 1958. С. 70),

«Целенаправленный механизм вовсе не обязательно будет искать путей достижения наших целей, если только мы не рассчитаем его специально для решения этой задачи. Причем в ходе проектирования такого механизма мы должны предвидеть все ступени процесса, для управления которым он создается, а не применять приближенные методы прогнозирования, эффективные лишь до определенного пункта, дальше которого расчеты ведутся при возникновении новых затруднений. Расплата за ошибки в прогнозировании и в наше время достаточно велика, но она еще больше возрастет, когда автоматизация достигнет полного размаха» (Винер Н. Наука и общество // Вопросы философии. — 1961, № 7)

так и когнитивных:

«Относительно легко отстаивать добро и сокрушать зло, когда они четко отделены друг от друга разграничительными линиями и когда те, кто находится по ту сторону, — наши явные враги, а те, кто по эту сторону, — наши верные союзники. Но как быть, если в каждом случае мы должны спрашивать, где друг и где враг? Как же нам быть, если, помимо этого, мы еще передали решение важнейших вопросов в руки неумолимого чародея или, если угодно, неумолимой кибернетической машины, которой мы должны задавать вопросы правильно и, так сказать, наперед, еще не разобравшись полностью в существе того процесса, который вырабатывает ответы? Можно ли в этих условиях доверять обезьяньей лапе, у которой мы попросили двести фунтов стерлингов?

Нет, будущее оставляет мало надежд для тех, кто ожидает, что наши новые механические рабы создадут для нас мир, в котором мы будем освобождены от необходимости мыслить. Помочь они нам могут, но при условии, что наши честь и разум будут удовлетворять требованиям самой высокой морали.

Мир будущего потребует еще более суровой борьбы против ограниченности нашего разума, он не позволит нам возлежать на ложе, ожидая появления наших роботов-рабов» (Винер Н. Творец и робот. — М., 1966, с. 15).

Сам Норберт Винер свои суждения основывает на следующих наблюдениях:

«Мне очень хорошо известны машинопоклонники нашего мира с их лозунгами свободного предпринимательства и экономики, основанной на стремлении к наживе. Я думаю, что машинопоклонники могут существовать и существуют и в коммунистическом мире.

Власть и жажда власти — это, к несчастью, реальные силы, которые выступают в разнообразных облачениях. Среди фанатичных жрецов силы встречается немало таких, которые нетерпимо относятся к ограниченным возможностям человечества, и в особенности к ограничениям, связанным с ненадежностью и непредсказуемостью человеческого поведения…

Помимо того что машинопоклонник преклоняется перед машиной за то, что она свободна от человеческих ограничений в отношении скорости и точности, существует еще один мотив в его поведении, который труднее выявить в каждом конкретном случае, но который тем не менее должен играть весьма важную роль. Мотив этот выражается в стремлении уйти от личной ответственности за опасное или гибельное решение. Побуждения такого рода проявляются в попытках переложить ответственность за подобные решения на что и на кого угодно: на случай, на начальство, на его политику, которую-де не положено обсуждать, или на механическое устройство, которое якобы невозможно полностью постичь, но которое обладает бесспорной объективностью…

Из таких же мотивов исходят и те, кто раздает одним солдатам, исполняющим приговор о расстреле, боевые патроны, а другим — холостые, с тем чтобы каждый солдат так никогда и не узнал, участвовал ли он в убийстве. Несомненно, что подобными же уловками будет пытаться успокаивать свою совесть то высокопоставленное должностное лицо, которое осмелится нажать кнопку первой (и последней) атомной войны <…> Как только такой господин начинает сознавать, что некоторые человеческие функции его рабов могут быть переданы машинам, он приходит в восторг. Наконец-то он нашел нового подчиненного — энергичного, услужливого, надежного, никогда не возражающего, действующего быстро и без малейших размышлений!

Такая психология свойственна колдуну в полном смысле этого слова. От колдунов такого рода предостерегают не только церковные доктрины, но и органически присущий человечеству здравый смысл, выраженный в легендах, мифах и творениях здравомыслящих писателей. Все они сходятся на том, что колдовство не только грех, ведущий в ад, оно таит в себе опасность для самой жизни на Земле. Это обоюдоострый меч, который рано или поздно пронзит вас.

Джэкобс, английский писатель начала XX века, довел этот принцип до своего логического конца в повести «Обезьянья лапа», которая представляет собой один из классических образцов «литературы ужасов».

В повести описывается английская рабочая семья, собравшаяся к обеду на кухне. Сын вскоре уходит на фабрику, а старики родители слушают рассказы своего гостя, старшего сержанта, возвратившегося из Индии. Гость рассказывает об индийской магии и показывает талисман — высушенную обезьянью лапу. По его словам, индийский святой наделил этот талисман магическим свойством исполнять по три желания любого из трех своих последовательных владельцев. Гость говорит, что это подходящий случай испытать судьбу. Он не знает первых двух желаний предыдущего владельца талисмана, но ему известно, что последним желанием его предшественника была смерть. Сам он был вторым владельцем, но то, что он испытал, слишком страшно пересказывать. Гость уже намерен бросить волшебную лапу в камин, но хозяин выхватывает ее и, невзирая на предостережения, просит у нее двести фунтов стерлингов.

Через некоторое время раздается стук в дверь. Входит очень важный господин, служащий той фирмы, в которой работает сын хозяина. Со всей мягкостью, на которую он способен, господин сообщает, что в результате несчастного случая на фабрике сын хозяина погиб. Не считая себя ни в коей мере ответственной за случившееся, фирма выражает семье погибшего свое соболезнование и просит принять пособие в размере двухсот фунтов стерлингов.

Обезумевшие от горя родители умоляют — и это их второе желание, — чтобы талисман вернул им сына… Внезапно все погружается в зловещую ночную тьму, поднимается буря. Снова стук в дверь. Родители каким-то образом узнают, что это их сын, но, увы, он бесплотен, как призрак. История кончается тем, что родители выражают свое третье и последнее желание: они просят, чтобы призрак сына удалился.

Лейтмотив всех этих историй — опасность, связанная с природой магического. По-видимому, корни этой опасности кроются в том, что магическое исполнение заданного осуществляется в высшей степени буквально и что если магия вообще способна даровать что-либо, то она дарует именно то, что вы попросили, а не то, что вы подразумевали, но не сумели точно сформулировать. Если вы просите двести фунтов стерлингов и не оговариваете при этом, что не желаете их получить ценою жизни вашего сына, вы получите свои двести фунтов независимо от того, останется ли ваш сын в живых или умрет.

Не исключено, что магия автоматизации и, в частности, логические свойства самообучающихся автоматов будут проявляться столь же буквально» (там же).

После того как в современном мире роль обезьяньей лапы стала играть торжествующая демократия и период исполнения первого желания с 200 фунтами стерлингов закончился, стало ясно, что с возникшем демократическим приведением надо что-то делать. Но что? Наши честь и разум вряд ли удовлетворяют «требованиям самой высокой морали». Демократия с ее рыночной экономикой опирается на человека-потребителя, по сути — иждивенца, а социальные отношения строит на конкуренции и наживе, тут не до высоких материй. Главное успеть вовремя сориентироваться и не дать себя поглотить или облапошить. Человеческий мир несмотря на стремление к глобализации стал опасно разобщен и крайне недоверчив, при этом последний оплот разумного существования человечества — суверенные государства, в которых люди пытаются сохранить общность интересов и основанную на доверии сплоченность, подвергаются остракизму в любых его формах.

Попробуем взглянуть на будущее глазами другого ученого, нашего соотечественника Александра Зиновьева. Этот удивительный человек видел основную ущербность прогрессирующего человечества в неумении осмыслять созидаемое ими как универсум, как неразрывное целое. Вот, что он пишет о проблемах больше всего волновавших его в 60-е годы прошлого века:

 «…Я же, отстаивая свою точку зрения в спорах с другими студентами и преподавателями, определил для себя направление моих научных интересов на целых восемь лет. Я решил построить такую науку, которая охватила бы все проблемы логики, теории познания, онтологии, методологии науки, диалектики и ряда других наук, имевших дело с общими проблемами языка и познания. Но охватила бы не в качестве различных разделов, объединенных под одним названием и под одной обложкой, а в качестве единого объекта исследования. Я решил начать строить эту науку так, чтобы все упомянутые проблемы естественным образом распределились в различных ее частях в зависимости от ее принципов построения и возможностей. Как назвать эту науку, было для меня делом второстепенным. Термин «философия» не годился, так как советские философы сразу усмотрели бы в моей претензии покушение на привычное состояние философии. Исключительно из тактических соображений я решил не выделять свой замысел из рамок логики и не афишировать его в общей форме. Со временем, когда я сделал достаточно много в отношении реализации этого замысла и когда ситуация для логики в советской философии стала на редкость благоприятной, я стал употреблять выражение «комплексная логика», чтобы хоть как-то отличить делаемое мною от всего того, что делали другие» (Зиновьев А.А. Исповедь отщепенца. — М.: Вагриус. — 2005, с. 243).

Представим себе сообщество производителей музыкальных инструментов, главным критерием успешной деятельности которых является количество купленного у них товара. Постоянно возрастающее производство неизбежно приведет к кризису избыточности. Тем не менее, производство музыкальных инструментов не страдает от избыточности, недостатка или низкого качества своего товара, а возникающие проблемы не перерастают в кризисы, грозящие разрушением музыкальной культуры. К счастью для этого сообщества ему приходится вести постоянный диалог с музыкантами, а те в свою очередь находятся в непосредственном диалоге с любителями музыки. А это значит, что компетентность управленческих структур производителей музыкальных инструментов в значительной степени определяется не их умением постоянно увеличивать число продаж, а способностью вести конструктивный диалог с сообществами, непричастными к их роду деятельности. Результатом такого диалога становится производство самых разных и даже не совсем обычных музыкальных инструментов, что в свою очередь переводит сочинение музыки на принципиально новый уровень.

В начале XVIII века создается камертон, во времена Бетховена — метроном. Наличие камертона, метронома и превосходно звучащих инструментов позволило композиторам заняться написанием симфонической музыки, а это, надо сказать, не лаптем щи хлебать. Здесь никак не обойтись без постоянно совершенствующего умения заставить звучать самые разные инструменты как единое целое, используя своеобразие каждого из них для расширения границ выразительных возможностей музыки.

Достижения музыкального сообщества в организации людского взаимодействия не стали мировым достоянием, поскольку сама проблема не считается существенной из-за преобладающего убеждения, что наиболее жизнеспособны сообщества, организованные по принципу: если прибылен или влиятелен, значит успешен, а если успешен, то придется с тобой считаться, а на неудачнике можно отыграться.

Отметим, что деятельность людских сообществ совсем необязательно вносит свой вклад в сохранение жизни на Земле. Скажем сообщество изготовителей ядов, пока эти вещества создаются в небольших количествах, вряд ли изведет человечество, но промышленное производство наркотиков, биологического и химического оружия может свести на нет достижения людей в области прогресса. Управленческие сообщества, призванные минимизировать разрушительные последствия той или иной деятельности и гармонизировать ее, в сущности, не ведают, что творят. Понимание того, что и в каких количествах необходимо производить, не решается растущими показателями ВВП, по каким бы хитроумным формулам этот показатель не вычислялся. К тому же деятельность управленцев основана на конкуренции в чистом виде, а оценка принимаемых ими решений производится по критериям малопригодным для прогнозирования последствий реализации таких решений. Что-либо похожее на камертон и метроном, позволяющие настроить инструменты оркестра и выстроить акустику зала, среди этих критериев не просматривается.

Александр Зиновьев стал первым человеком, проанализировавшим социальные последствия применения теоретический знаний, понятийный аппарат которых не отвечает требованиям логической непротиворечивости. Сколь фундаментальным образом этот подход меняет познавательные возможности людей обсудим во второй части рассказа о программе созданного им симфонического концерта.

Cogito ergo sum

Известное выражение Рене Декарта обычно переводится как «Я мыслю, следовательно я существую», но можно перевести и так: «Я как таковой есть результат мышления». В этом случае точнее передается декартовская трактовка латинского слова cogito (думать о чем-то). Для Декарта деятельность мозга, приводящая к возникновению картины мира, называемой реальностью, является сущностной характеристикой человека (да и не только его, а всякого живого существа). В отличии от живой природы, объекты, относимые к неживым, при взаимодействии с другими объектами или сохраняют следы этого взаимодействия, или преобразуются в другие объекты. А это значит, что происходящие с этими объектами изменения можно контролировать или прогнозировать, опираясь на показатели, доступные внешнему наблюдению. Закрепленные в словесной форме результаты таких наблюдений обычно называются фактами. Наблюдение за объектами, относимыми к живой природе не дает столь однозначных результатов. Если вы ударили по мячу и он полетел вправо, можно смело делать вывод, что вы ударили по мячу с левой стороны. Но если кролик, к которому вы приближаетесь, поскакал вправо от вас, это вовсе не значит, что вы подходите к нему с левой стороны. Если вы захотите разобраться, почему кролик куда-то поскакал, то вам придется выяснить, как на основе представлений кролика о мире формируются его поведенческие предпочтения. В этом случае одного наблюдения за поведением кролика явно недостаточно. Вот тигр Амур. Вроде бы с ним все ясно: находится в ограниченном пространстве, еду получает в определенное время и определенным образом. Запускают к нему козла на съедение, козел весьма нагло заявляет о своих правах на занимаемую тигром территорию, а тигр в ответ решает «Почему бы и не пожить вместе». Пришлось людям назвать козла Тимуром и ждать, чем все это закончится. Прогнозирование, допускающее только два варианта — съест или не съест — никак не уточняет наше представление о тигриных и козлиных предпочтениях. Пришел день, когда отдыхавший тигр вынужден был объяснить пристававшему к нему Тимуру, что ему не до него. Поскольку голосовой аппарат Амура не позволяет произносить назидательные сентенции о своих правах в их сообществе, он просто слегка потрепал надоеду. Но легкая трепка тигра достаточно серьезно травмировала Тимура, и того пришлось отправлять на лечение. Попытка заменить подлечившемуся козлу грозное соседство тигра на общение с подругой-козой успехом не увенчалась: Тимур предпочел Амура. Правда, общаются они, находясь в разных вольерах, но явно проявляют интерес друг к другу.

Что будет дальше, по-прежнему неясно. Пока что можно сказать, что история эта не пришла к своему логическому концу, а тому, кто захочет разобраться в происходящем с тигром и козлом, придется заняться изучением сообществ тигров и козлов как таковых, биографических особенностей жизней Амура и Тимура, а также особенностей местности, в которой эти животные пребывают. Понятно, что любители подобных исследований вряд ли отыщутся. Вся надежда на особенности местности: заповедная зона предполагает работу профессиональных этологов, а постоянная видеотрансляция с возможностью лично посмотреть на жизнь Амура и Тимура в вольерах минимизирует нездоровое воздействие чьей-то буйной фантазии на представления людей о мире животных.

Поведение живых существ довольно часто определяется не столько теми или иными особенностями этого мира, сколько сложившимися поведенческими предпочтениями. В природе предпочтения организуются мыслящей субстанцией, к которой в животном мире и у человека относится мозг. Как вы думаете, что собой представляет мир умершего или человека, подключенного к аппаратам искусственного поддержания жизни? Деятельность мозга, организуя неразрывную связь между живым существом и окружающим миром, направлена на то, чтобы выделить границы этого существа, а в воспринимаемом мире важную, нейтральную и незначимую для определения и сохранения этих границ информацию. С этой точки зрения  человек не является индивидом рано или поздно погибающим в противостоянии с окружающим миром, он пребывает внутри этого мира, он один из многих и многого, кем и чем созидается доступная его восприятию реальность.

Если от мышления зависит созидаемый общими усилиями мир, то каким образом это происходит? Давайте посмотрим, что пишет об этом Александр Зиновьев:

«Во всех известных мне прогнозах будущего социальных явлений будущее рассматривается как нечто статичное, как раз навсегда данное, как свершившееся, т.е. вне времени. Такой подход оправдан в отношении индивидуальных событий, интересующих нас исключительно с одной точки зрения — совершаются (происходят) они или нет. Это, например, результат выборов президента или парламента, начало или исход войны. Но он непригоден в тех случаях, когда прогноз касается социальных субъектов, которым предстоит жить в будущем длительное время, — когда прогноз касается социального будущего. Социальное будущее есть явление в физическом будущем относительно времени, когда делается прогноз. Но оно станет социальным настоящим для социального субъекта, к которому относится прогноз. В том будущем состоянии этот субъект будет воспроизводиться, изменяться и эволюционировать во времени. То, что решающим образом определит это состояние данного субъекта в его будущей жизни, зарождается и до известной степени формируется в его социальном настоящем. Задача прогноза в этом случае — не просто предсказать, произойдет что-то или нет, а в том, чтобы выяснить, на какой основе будет происходить жизнь интересующего нас субъекта в социальном будущем.

При такой ориентации исследования главная задача социального прогноза состоит не в гадании по поводу того, что будет в будущем такого, чего нет в настоящем, а в выделении в современной социальной реальности того эмбриона будущего, которого человечество уже носит в своем чреве, т. е. в установлении и описании социальных явлений, уже зародившихся и существующих в настоящем и имеющих шансы сыграть решающую роль в будущей судьбе человечества» (Зиновьев А.А. Логический интеллект. — М., 2005, с. 272).

«Прогнозы различаются по многим признакам, в том числе по содержанию, по степени обоснованности, по методам обоснования. Одно дело — предсказание моды женской одежды в предстоящем сезоне, и другое дело — предсказание состояния человечества через сто лет. Одно дело — гадание о будущем по линиям на руке или по звездам, и другое дело — расчеты с использованием современной информационной технологии и с участием большого числа квалифицированных специалистов.

Степень обоснованности прогнозов колеблется в диапазоне от нуля до единицы, часто достигая нуля и никогда не достигая единицы. Она зависит от многих факторов, в том числе от характера объекта предсказания, от имеющейся информации, от отдаленности времени, к которому относится предсказание, от данных науки и т. п. Человеческое поведение основывается на прогнозах достаточно высокой степени надежности, но эти прогнозы сравнительно примитивны, и обоснованность их обычно не выражается явно или вообще сводится к привычке.

Надо различать степень обоснованности прогнозов и степень доверия к ним людей. Одни прогнозы люди воспринимают как бесспорные, в других сомневаются, а в третьи вообще не верят. При этом степень доверия к прогнозам зависит не столько от степени их обоснованности, сколько от субъективного отношения людей к тому, что, как и кем предсказывается. Люди чаще верят в нелепые и необоснованные прогнозы, сильно воздействующие на их сознание и чувства, соответствующие их желаниям, ожиданиям, опасениям и т. п., чем обоснованным предсказаниям, не соответствующим их умонастроениям и способностям понимания. В наш век баснословных научных открытий массы образованных людей больше верят средневековым и современным шарлатанам и всякого рода демагогам, чем трезвомыслящим ученым. Феномен Кассандры сохраняет силу и в наше время. Всеобщая враждебность к научной истине в отношении социальных явлений есть один из самых поразительных (для меня) феноменов нашего времени, сопоставимый с аналогичной враждебностью к науке вообще в эпоху средневекового мракобесия.

Прогноз будущего с таким «поворотом мозгов», о котором речь идет в этой книге, руководствуется такими методологическими установками. Прежде всего должен быть четко выделен социальный субъект (в рассмотренном выше смысле). Для нас это — наиболее развитые в социальном отношении человеческие объединения, играющие решающую роль в социальной эволюции человечества и в отношении которых есть основания предположить, что они эту роль не упустят в обозримом будущем.

Социальное будущее данного субъекта есть результат двух совокупностей факторов. К первой совокупности относятся факторы социального настоящего, материал субъекта и объективные социальные законы. С этой точки зрения социальное будущее есть реализация тенденций и потенций настоящего. В этом, и только в этом смысле будущее предопределяется настоящим. В этом, и только в этом смысле будущее предсказуемо с нашим «поворотом мозгов».

Ко второй группе факторов, о которых идет речь, относятся такие, которые не зависят от настоящего и не содержатся в нем. Их невозможно обнаружить путем анализа настоящего, поскольку их там вообще нет. От этих факторов зависит то, в какой мере и в какой форме реализуются потенции и тенденции настоящего, как будет жить материал настоящего, в какой форме проявляются объективные социальные законы. В этом смысле будущее не предопределено настоящим и не может быть предсказано с нашим «поворотом мозгов». Более того, исследование с такой ориентацией должно сознательно отвлечься от факторов второй совокупности. Так что его результат может быть лишь условным» (там же, с. 270–271).

Обратимся в качестве модели прогнозирования будущего к результатам естественнонаучных исследований. Как с точки зрения естествоиспытателя организуются сохраняющиеся длительное время  ареалы обитания больших совокупностей живых существ? Например, расположенный на западном побережье Канады в провинции Британская Колумбия остров Ванкувер. Остров омывается Тихим океаном на западе, проливами Хуан-де-Фука и Джорджия на юге и востоке. На его Западном побережье, в долине Карма́на, растет самое большое в Канаде дерево — ситкинская ель высотой в 95 м. Эти ели обычно достигают высоты 30–50 м, но, благодаря влажному климату, а также нересту в этих местах тихоокеанских лососей, разлагающиеся останки которых обогащают почву острова азотно-фосфорными удобрениями, растущие в этих местах хвойные деревья превосходят по своим размерам своих  собратьев из других регионов земного шара. Население острова — около 723 000 человек. Крупнейшими городами являются Виктория, столица Британской Колумбии, Нанаймо, Данкан, Порт-Альберни, Кортни, Кэмпбелл-Ривер, а в северной части Острова — Порт-Харди и Порт-МакНилл. Обитающие в этих местах индейские племена сохранили свою культуру и образ жизни. Экономика острова строится на использовании природных ресурсов. Это переработка и экспорт хвойной древесины, рыболовство и разведение в садках лосося, туризм, сельское хозяйство (даже виноградарство). Как видим, остров вполне вписался в жизнь Канады, и даже мировое сообщество не обеспокоено ненужными для торжества демократии особенностями его существования.

С точки зрения экологов определяющим фактором сохранения жизни на Ванкувере является ежегодный нерест лососевых. Свои рассуждения специалисты подкрепляют не мистическими озарениями или общеевропейскими ценностями, а проводимыми научными исследованиями, результаты которых экспертными сообществами пока сомнению не подвергались. Но это до тех пор, пока в жизнь острова Ванкувер не вмешивается внешний, то есть не заложенный в сложившейся структуре жизнедеятельности острова, а значит и непредсказуемый фактор.

Теперь предположим, что по каким-то причинам какой-то вполне достойной, а значит и преуспевающей, корпорации понадобится этот остров. Понятно, что как уважающее себя сообщество корпорация примет во внимание тот факт, что остров — территория суверенной Канады и не сделает ее предметом купли–продажи, и даже не станет нанимать для захвата столь нужного ему пространства частную армию. Оно заинтересуется проблемами сохранения популяции тихоокеанских лососей и привлечет к исследованиям ученые сообщества. Одни специалисты расскажут миру, в каких невероятных количествах гибнет лосось в этих местах, другие покажут, сколь варварски ведут себя обитатели острова по отношению к лососю. Канадцев постараются убедить в том, что без соответствующих специалистов они не справятся с имеющимися у них проблемами и их стране просто необходимо вступать в ту или иную ассоциацию, в союзе с которой они продолжат успешный путь к торжеству демократических ценностей и сохранению популяции мигрирующих лососей. Можно не сомневаться, что специалисты, взявшие на себя тяжелую ношу по правильной организации жизни на Ванкувере, будут связаны с деятельностью почтенной корпорации: ведь именно она в свое время забила тревогу.

Все вроде бы замечательно, кроме одной незначительной вещи: воспроизведение популяции лососей выстроено в симбиозе с окружающим остров океаном и для ее существования, скажем, обязательна  30-процентная сохранность появившегося потомства и гибель всех пришедших на нерест самок. Но радетели сохранения жизни лососей могут искусственно изменить нерестовый маршрут и тем самым нарушить кормовой баланс обитающих на острове живых существ. Разумеется, в связи с этим людям окажут гуманитарную помощь, ну а животных и растения занесут в красную книгу. Если же нерестовый маршрут не изменят, но максимально сохранят потомство, то через несколько лет к острову приплывет такое количество рыбы, что она погибнет просто из-за нехватки кислорода в источниках пресной воды. Источники будут загрязнены, и вполне ожидаемо, что вскоре ученые мужи объявят миру об экологической катастрофе на острове Ванкувер.

Почему подобные деяния становятся все более заурядным событием, а сообщества людей это вполне устраивает?

До определенного времени жизнь на Земле поддерживалась естественным образом и людские представления о будущем и основанная на этих представлениях деятельность не сильно влияли на возможность существования самой жизни. Появление письменности в корне изменило ситуацию. Письменные источники позволили людям особо не заботиться о передачи из уст в уста сложившихся представлений об устройстве мира и правил поведения в нем человеческих индивидов. И хотя результаты воздействия людей на окружающую среду, а тем самым и на их собственную жизнь, становились все более непредсказуемыми, самих людей это вполне устраивало. К чему анализировать весь спектр возможных последствий, если преуспевшие в промышленных революциях страны становились более благополучными? Появится проблема, тогда и решим.

Что при этом происходило с картиной мира в головах людей? Письменность позволила передавать и использовать накопившийся исторический опыт из рук в руки. Этот опыт теперь можно было скрыть, исказить, но одновременно сделать его достоянием не только своих соплеменников, но и всякого, кто сумеет прочесть написанный текст. Присутствие другого для передачи нужных сведений перестало быть обязательным.

Если вы хотите лучше понять, чем жизнь сообществ, лишенных письменности, отличается от прогрессивно мыслящего человечества, советую посмотреть документальные фильмы о туарегах и аборигенах Австралии. Испанский режиссер вышедшего в 2013 году фильма «Туареги воины в дюнах» Хосе Мануэль Новоа так характеризует эти племена:

«Туареги, хранители пустыни, единственные, кто способен укротить ее суровый нрав. Издревле они внушали страх той яростью, с которой защищали свои негостеприимные земли. Их караваны с солью до сих пор ходят через пустыню Тенере. Они не признают никаких границ и убеждены, что пустыня принадлежит им».

Продьюсировавший фильм «Kanyini» (2006 г.) и принимавший участие в качестве рассказчика в вышедших в 2014 г. фильмах «Священный Огонь», «Сонгмен» и «Живущий Kanyini» один из видных представителей коренной австралийской культуры Боб Рэндалл считает, что мировоззрение аборигенов лучше всего передает утверждение:

«То, что ты живой, связывает тебя со всем, что существует в этом мире».

Иными словами, социальная жизнь людских сообществ в дописьменной истории характеризовалась стремлением человеческих особей жить в симбиозе с окружающим миром, а их поведенческие предпочтения в массе своей определялись этим стремлением.

Хотя в в реальности написанный текст изменяет только тот материал, на котором он пишется, распространение письменности позволило людям отслеживать и анализировать события в значимо большем пространственно-временном объеме. При этом оказалось совсем необязательно согласовывать написанное с сообществами людей.

Овладение столь сложным навыком и без результатов, отвечающих на повседневные нужды людей, порождало у пишущего стремление к отчуждению своей деятельности от житейской рутины. Результат возникшего поведенческого предпочтения был двояким: в мышлении помимо реальности возник мир идей, а в социальной жизни у сообщества пишущих сформировались претензии на их более высокий интеллектуальный статус: истукан первобытного человека превратился в языческого жреца, а капища преобразовались в храмы. Одновременно в обществе начали формироваться два новых типа деятельности: интеллектуальная (приведшая к созданию научных сообществ) и властная (приведшая к возникновению сообществ, претендующих на то, что именно их представлениям о мире должна быть подчинена жизнь других людей).

В итоге из совокупности индивидов, совместно решающих проблемы своего существования, человеческие сообщества распались на конкурирующие за свое место под солнцем сословия, а картина мира из области эпоса перешла в область летописания и создания исторических хроник. По-Зиновьеву это значит, что сообщества людей перестали восприниматься человейником, то есть отдельными индивидами совместно воплощающими в жизнь ту или иную задачу, они стали осмысливаться как социум, предназначенный для получения определенных результатов.

Первой серьезной попыткой ограничить безудержное стремление властных сословий подчинить деятельность людских сообществ своим представлениям о мире, навязав всем определенный тип поведенческих предпочтений, стали монотеистические учения. Возникшие на их основе мировые религии не позволили человеческому сообществу сгинуть в трясине сословного чванства и эгоизма. Одновременно стала распространяться грамотность, сделавшая доступной письменные источники большему числу людей, а это в свою очередь обогатило мир интеллектуальной деятельности. Наука, став достоянием грамотной части человечества, ослабила путы сословной ограниченности ученой братии, а значит обрела большую свободу в поведенческих предпочтениях. И совсем не случайно, что грандиозные научные открытия сопровождались революционными изменениями в способах социальной организации людей.

На властные функции стали претендовать сословия не по праву рождения в определенном сообществе людей, а по умению организоваться таким образом, чтобы от их деятельности зависело благополучие других людей. В социальной организации людей стал преобладать корпоративный вариант, а значит возросло число сообществ, претендующих на властную деятельность. Конкурентная борьба между этими сообществами за право оказывать услуги другим людям и сообществам существенно изменила поведенческие предпочтения людей. Мир стал осмысляться как результат конкурентной деятельности, целью которой является осуществление чаяний людей, непричастных к этой деятельности. Какого типа поведенческие предпочтения порождает такая картина мира? С одной стороны возникает поведение потребителя, считающего, что кто-то другой должен организовать его жизнь и обеспечить всем необходимым для нее. Задача потребителя — выполнить условия, на которых поставляются такого рода услуги. Одновременно формируется конкурентное поведение за право оказывать услуги потребителю.

Что происходит с мышлением вовлеченных в подобные отношения людей? Ни потребитель, ни производитель не осмысляют мир как нечто целое. Сохранение или расширение границ своего существования становятся более важной задачей поведенческих предпочтений, нежели попытки понять, чем в этом мире определяются такие границы, что существенно для их сохранения, к чему может привести их безудержное расширение. Человек, выбравший обезьянью лапу для исполнения своих желаний, думал, что дело в желаньях, а не в лапе. И если у других не получилось, с ним все будет хорошо. Все-таки прежде, чем что-то пожелать или выбрать, какого рода услуги вам потребны, не лучше ли разобраться, каким образом это будет осуществлено и что в результате получится? Но именно эта опция отключена в поведенческих предпочтениях господ производителей и послушных им потребителей. Сам Александр Зиновьев воспринимал результат подобных поведенческих тенденций как неизбежный и трагичный. Вот что он ответил незадолго до смерти в интервью журналистке радиостанции «Говорит Москва» Светлане Духаниной на ее вопрос «Что вы посоветуете людям? На что нужно обращать внимание и где расставлять акценты?»:

— Давать советы — не моя профессия. Я и в лучшие времена никогда советы не давал, поскольку я аналитик и исследователь. В нынешней ситуации, тем более, давать советы в этом океане болтунов — просто безумие. Я предлагал и предлагаю только одно — научное понимание реальности и ее анализ. Этому нужно учиться с нуля. Обучать людей понимать и анализировать действительность — важная задача.

Сейчас Россия, да и весь мир, оказались в нулевом положении. Произошло колоссальное снижение интеллектуального уровня всего человечества. Это тотальное снижение, которое охватило буквально все сферы человеческого бытия. Это снижение — знамение времени. Как оно будет преодолеваться, какими путями? Пока, я не вижу реальных путей. Вряд ли и в мире сейчас найдется группа людей или исследовательский институт, которые способны выполнить эту задачу. Это тотальное интеллектуальное снижение охватило почти все страны. Разве что пока не очень дошло до таких стран как Франция, Италия, Англия, Германия, но США охвачены этим целиком.

Можно говорить о том, что изменился интеллектуальный тип поведения и жизни людей. Интеллектуальные механизмы, управляющие людьми, стали совсем другими. В этом есть своя закономерность. Почему? Идут беспрерывные войны, глобализация, новая мировая война нового типа — война за покорение всей планеты. Такая война не может пройти бесследно для интеллектуальной составляющей человечества. Даже в лучшие времена в прошлом (когда начинались войны) первое, что происходило — снижение интеллектуального уровня людей. Это закономерное явление. На преодоление этого мирового кризиса, если он вообще будет когда-либо преодолен, уйдут десятки, а может быть и сотни лет. <…>

— Вы говорите, что не все хотят деградировать. Но ведь деградация не зависит от воли людей — с этим ничего не поделаешь. Возьмите телевизионные передачи, репертуар театров, всю современную культуру — все деградирует. Если вы попытаетесь проанализировать, о чем говорят люди, вы увидите ужасающую картину интеллектуального падения. Это закономерность, и ничего сделать нельзя.

Закономерное не значит хорошее. Человеческий прогресс вообще не есть что-то абсолютно необходимое. Не значит, что люди, изобретающие нечто, стали умнее и двигаются вперед. Ничего подобного. Можно говорить о том, что происходят большие открытия в технической сфере, но это приводит не к развитию людей, а к чудовищному поглупению, причем даже в самых высоких сферах.

Я бы взял для примера совершенно потрясающий случай: лауреаты нобелевских премий, которые считаются самыми умными людьми, — совершенно дремучие люди. Такой дремучести я не видел последние лет 50. Я могу только посоветовать, чтобы к этому относились как к реальности и не строили никаких иллюзий. Я смотрю на своих соотечественников: они ходят по улицам, покупают, продают… Создается впечатление, что что-то происходит. Но в действительности мы живем в мире с другим человеческим материалом, который изменился колоссальным образом. Подавляющее число изменений незримо, и заметить их очень трудно. Во всем мире сейчас нет достаточно развитой научной теории, чтобы хотя бы начать исследования этих процессов. Есть одна единственная теория, разработанная мною (это не для хвастовства), но я работал в одиночку. Сколько бы я ни работал, все-таки это работа одного человека. Кроме этой, других теорий я не знаю. Я всю жизнь работал в этом направлении и эту сторону человеческой жизни знаю лучше, чем что-либо другое.

Для начала разберемся с глупостью. Глупость — это неспособность спрогнозировать ближайшие последствия своего поведения и проистекает она не из ограниченности интеллектуальных возможностей индивида, а из его отношения к другим. Если другой — это тот, кто тебе противостоит или он тебе неинтересен, то твои отношения с этим другим обречены на провал, а результат такого провала может быть плачевным. В известном стихотворении для детей Сергея Михалкова «Упрямый Фома» 11-летний мальчик абсолютно убежден, что сказанное другим не имеет никакого значения:


В одном переулке
Стояли дома.
В одном из домов
Жил упрямый Фома.

Ни дома, ни в школе,
Нигде, никому —
Не верил
Упрямый Фома
Ничему.

На улицах слякоть,
И дождик,
И град.
— Наденьте галоши, —
Ему говорят.

— Неправда, —
Не верит Фома, —
Это ложь… —
И прямо по лужам
Идет без галош.

<…>

Идет в зоопарке
С экскурсией он.
— Смотрите, — ему говорят, —
Это слон. —
И снова не верит Фома:
— Это ложь.
Совсем этот слон
На слона не похож.

Однажды
Приснился упрямому сон,
Как будто
Шагает по Африке он.
С небес
Африканское солнце печет,
Река, под названием Конго,
Течет.

Подходит к реке
Пионерский отряд.

Ребята Фоме
У реки говорят:
— Купаться нельзя:
Аллигаторов тьма.
— Неправда! —
Друзьям отвечает
Фома.

Трусы и рубашка
Лежат на песке.
Упрямец плывет
По опасной реке.

Близка
Аллигатора хищная пасть.
— Спасайся, несчастный,
Ты можешь пропасть!

Но слышен
Ребятам
Знакомый ответ:
— Прошу не учить,
Мне одиннадцать лет!

Уже крокодил
У Фомы за спиной.
Уже крокодил
Поперхнулся Фомой:
Из пасти у зверя
Торчит голова.

До берега
Ветер доносит слова:
— Непра…
Я не ве… —
Аллигатор вздохнул
И, сытый,
В зеленую воду нырнул.

<…>

Проснулся Фома,
Ничего не поймет…
Трусы и рубашку
Со стула берет.

Фома удивлен,
Фома возмущен:
— Неправда, товарищи,
Это не сон!

Ребята,
Найдите такого Фому
И эти стихи
Прочитайте ему.


 

Возможно, что со временем Фома осознает, что поведенческие предпочтения, основанные на принципе «Никому не верь», чреваты непредсказуемыми и роковыми последствиями. Жизненный опыт других людей и основанный на этом опыте принцип «Доверяй, но проверяй» делает будущее человека более предсказуемым. Но в цивилизациях западного типа жизнь больших сообществ строится на принципах конкурентной борьбы, а конкурент — это такой другой, чьи потенциальные возможности необходимо ослабить. А значит, при оценке сказанного или сделанного другим, сначала требуется определить, кто этот другой: партнер, конкурент или потребитель? Если это партнер, то не означает ли его деяние, что он намерен вас предать? Если он конкурент, то можно ли его слова или дела истолковать таким образом, чтобы выявить их порочную суть? Если же он потребитель, то сказанному или сделанному этим человеком необходимо придать смысл, вызывающий у него доверительное отношение к вам.

Если посмотреть, на деятельность европейских сообществ в последнее время, то алогичность проводимых там социально значимых мероприятий невольно наводит на мысль «А все ли в порядке у них с рассудком?» Скажем, в начале январе 2015 года европейцы выразили свой протест по поводу жуткого убийства террористами 12 человек, в основном это были сотрудники парижского журнала Charlie Hebdo. Лозунгом выступивших с протестным маршем людей (среди которых были представлены государственные деятели европейский стран) стало «Я Шарли». Но такой лозунг означал, что убивать полицейских (а среди 12 убитых был и полицейский) можно, а карикатуристов, создающих неполиткорректные и задевающие чувства переживающих трагичные события людей, нельзя. Мы европейцы и вольны говорить все, что угодно. У нас ценность такая «Свобода слова». Ну ладно, бывает. С плохо воспитанными людьми тоже приходится иметь дело. Но в Европе не все так просто. Летом того же года сотрудники расположенного в Амстердаме государственного музея Нидерландов, начали проверять интернет-каталог из 220 тысяч оцифрованных экспонатов, чтобы изменить названия картин, которые кому-то могут показаться оскорбительными. Среди слов, подлежащих замене, «магометанин», «индеец», «карлик». Уже  переименовано около 200 произведений живописи, теперь картина 1900 года Симона Мариса «Молодая негритянка» называется «Девушка с веером». Ну что тут скажешь. Главное правильно обозначить проблему. А проблем такого рода у Европы хоть отбавляй. Тут и расчленение львов в целях просвещения маленьких детей, и проблема ребенка, умеющего отличать маму от папы и попавшего в однополую семью. Думающей Европе несомненно есть чем заняться. Правда, тут есть одна маленькая закавыка. Гордящиеся своей толерантностью европейцы никак не поймут, с чего бы это беженцы из охваченных войной стран, устраивают у них, гостеприимных и добрых, погромы, и даже теракты? Как вы думаете, какое будущее ждет европейцев, если при его прогнозировании они не научатся анализировать события, а не проверять их на соответствие либеральным ценностям?

Человечество — структура текучая, в нем всегда заложены прорывы в иные способы мышления, нежели преобладающие у прогрессивной его части. Но есть ли шанс иному типу мышления приобрести статус влияющего на поведенческие предпочтения людей? И что это за мышление?

Для начала попробуем изменить отношение к другому, сделав первым шагом в оценке его деяний — понимание ситуативного контекста, в котором все происходит, а уж потом оценивать прогностическую значимость произнесенных другим слов или возможные последствия его поведенческих предпочтений. Поясним, как это работает, на примере двух расхожих банальностей из мира европейских ценностей.

Первая приписывается Вольтеру и звучит так «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать». На самом деле фраза эта принадлежит английской писательнице Эвелин Холл, автору вышедшей в 1906 году биографии Вольтера. В своей книге она весьма вольно обошлась с интерпретацией трудов французского философа. Ну да ладно. Попробуем, выяснить, что произойдет, если эту чудную мысль использовать в качестве оценки намерений террориста-смертника? Вы готовы умереть вместе с ним за право вождей терроризма распространять свои убеждения или предпочтете Нюрнбергский процесс над подобными лидерами? Европейцы, по-видимому, предпочитают умереть вместе с террористами-смертниками, но пока не очень понимают, как эти убеждения совместить с такой ценностью, как человеческая жизнь.

Вторая расхожая мысль «Хочешь накормить голодного — дай ему рыбу, хочешь чтобы он был сытым всегда — дай удочку» используется как пример эффективного решения проблем социального неравенства. Предположим, что вы научили человека ловить рыбу, он стал браконьером и извел все ценные породы рыб в местных водоемах. Конечно, он заработал себе на жизнь, но как быть с ценными породами рыб?

Во что превратиться история про рыбака и удочку, если ее поместить в ситуацию, в которой срабатывает фактор понимания. Попробуем ее рассказать.

Один мудрый человек, чтобы лучше разобраться в том, как устроен мир людей, решил жить в одиночестве у берега реки. Здесь ему никто не мешал, в реке было много рыбы, и он мог ею питаться. Начав там жить, человек обнаружил, что большая рыба водится в глубоких водах далеко от берега, добыча же рыбешки, плававшей в мелководье занимала много времени и ему редко удавалось просто посидеть и поразмышлять. Но однажды разыгралась буря, и в воду упало огромное дерево. По его стволу мудрый человек добрался почти до середины реки и начал рыбачить. На крючок сразу попалась на удивление большая рыбина. Но тут проходивший мимо молодой мужчина, а с ним еще были двое детей и женщина, попросил мудрого человека отдать ему рыбу, чтобы дети, женщина и он  могли поесть. Мудрый человек сказал, что он может лишь научить мужчину удить рыбу. Мужчина, поняв, что рыбу ему не дадут, направился к женщине и детям, а мудрый человек стал снова удить и сразу поймал еще одну большую рыбу. Теперь у него стало две больших рыбины, и собравшийся уже уходить молодой мужчина снова обратился к мудрому человеку «Послушайте, может быть, вы поделитесь со мной рыбой, ведь у вас их уже две, а я ни о чем не могу думать, кроме как, чем накормить моих проголодавшихся детей». Мудрый человек взглянул на двух прижавшихся к женщине детишек, а потом посмотрел на пойманных рыб. Первая из этих  рыб уже не дышала, но из ее рта все еще сочилась кровь; вторая судорожно билась, пытаясь добраться до воды и каким-то образом избавиться от причиняемой кровоточащей раной боли. Ее раздутое брюхо свидетельствовало, что она скоро должна нереститься. Человек ужаснулся содеянному, но он был мудрым и понял: если изменить форму крючка и сделать его острым, раны от него не будут причинять боль и калечить рыб,  а когда он поймает ту, что собирается метать икру, он снимет ее с крючка и вернет реке, чтобы та не оскудела. Он немедленно принялся за дело, а когда закончил, вдруг вспомнил о молодом мужчине, его детях и женщине. Мудрый человек взглянул в его сторону и увидел, что мужчина уже прикрепил к удилищу лесу и заканчивает затачивать крючок. Самое удивительное, что крючок был почти такой же, как только что изготовленный им самим.

Чем интересна эта история? У нее прогнозируемые продолжения. Ясно, что ни мужчина, ни мудрый человек не подерутся между собой из-за пойманной одним из них рыбы. Мудрый человек, благодаря мужчине, увидел что мир, который он пытался понять, взаимосвязан и его нельзя представить в виде неподлежащей пересмотру и окончательной системы идей. Чтобы человек не предпринимал, ему следует подумать о последствиях, а поняв, в каком мире он может оказаться, лучше разберется, в каком мире живет. Молодой мужчина осознал, что возникшие у него проблемы необязательно сможет решить кто-то другой и, понаблюдав за этим другим, сам нашел выход.

Понимание — это осознание своей ответственности. Что можно сказать про ответственного человека? Он никогда не теряет интереса к жизни, а в его поведенческих предпочтениях преобладает потребность созидать. Хочу напомнить, что последняя книга Александра Зиновьева называется «Фактор понимания» и вышла она в год его смерти. Он не успел увидеть свой труд напечатанным и объяснить, почему он его написал. Это задача тех, кому интересно, что же понял и из каких лабиринтов выбрался его мощный разум.

 

Когнитивные темы

 

Прежде чем перейти к рассказу об инструментарии, с помощью которого запускается аналитическое мышление, обсудим еще две идеи, завещанные нам этим человеком. Первую он высказал 14 марта 2006 года. Это был день, когда он, уже зная, что жизнь его завершается, неожиданно сказал находившимся около него людям:

 «Нам нужна мечта, надежда, утопия. Утопия — это великое открытие. Если люди не изобретут новую, на первый взгляд никому не нужную утопию, то они не выживут в качестве людей. Нам нужна сказка: людям важно, в какой они верят туман и какая им верится сказка».

Вторая была им обозначена в интервью с Михаилом Бойко и Алексеем Нилоговым. Интервью было опубликовано в газете «Завтра» 17 мая 2006 года, через семь дней после смерти Александра Александровича:

«Когда я строил модель Советского Союза, у меня только полгода ушло на математические расчёты. Будь у меня несколько сот человек, мы бы построили модель, с помощью которой могли бы «переумнить» Запад. Можно было бы разработать стратегию выживания в борьбе с таким противником как Соединённые Штаты. Интеллектуальный уровень западных деятелей никогда не был слишком высок. Таким же он остаётся и сейчас: сила есть — ума не надо. На Западе создают компьютерные модели, но у них нет ни одной научной».

Идея «переумнить» Запад, научив его апологетов осмыслять культурные цивилизации как многомерные структуры, элементы которых не просто постоянно взаимодействуют внутри себя. Эти структуры образуют межцивилизационные связи, разрыв которых с необходимостью рушит возможности выживания всего человечества. Неслучайно Александр Зиновьев говорит о разработке стратегии выживания. Стратегия выживания, означает не просто победу над противником, а такую, при которой люди сумеют восстановить разрушенные межцивилизационные связи и сохранить феномен жизни. Вряд ли удастся выработать такую стратегию, если в качестве картинки будущего предлагается неизбежный Армагеддон. Последняя битва, после которой жизнь на Земле прекратится, означает, что во время чумы правы устраивающие пир, а не ухаживающие за больными, убирающие трупы и стремящиеся остановить смертельную эпидемию. Поведенческие предпочтения пирующих в зачумленном городе определяются двумя стереотипными суждениями «Все победы пирровы» и «После нас, хоть потоп».

Возникший вместе с письменностью мир идей принимается людьми в любом качестве. Время от времени возникают дискуссии об ответственности мыслителей и ученых за разрабатываемые ими теории. Но теории разрабатываются по законам логики, а не по законам морали. Их задача — раскрыть весь спектр возможностей. Как будут эти возможности использоваться, определяется не теорией, а практическими задачами. Идеи теории направленного взрыва применяются и при ликвидации ледяных заторов, и при сносе ставших непригодными для жилья зданий, и при ковровых бомбардировках. Ответственность за игру на скрипке лежит не на ее создателе, а на играющем музыканте и он сам решает, на какой скрипке и как ему играть. Если ракетоноситель «Протон» не взлетел, вряд ли за это несет ответственность Константин Циолковский, теоретически обосновавший использование ракет для полета в космос.

Но как быть с такими теориями, как изложенные в изданной в 1883–1885 годах книге Фридриха Ницше «Also sprach Zarathustra. Ein Buch für Alle und Keinen» (Так говорил Заратустра. Книга для всех и для никого) или провозглашенным в 1848 году Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом «Das Manifest der Kommunistischen Partei» (Манифест коммунистической партии). Действительно ли фашизм возник, потому что получили распространение книги Фридриха Ницше, а страны с коммунистической идеологией — порождение теории Маркса или дело не в теориях, а в поведенческих предпочтениях?

Сложившиеся в западноевропейской культуре поведенческие предпочтения определяются стремлением объединять усилия людей на принципах конкурентной борьбы. В конкурентной борьбе задачи понимания ситуации в целом подчинены необходимости ослабить позиции соперника. А значит, при осмыслении складывающихся обстоятельств и принятия решений правящие сообщества будут ориентироваться на теории, с помощью которых срабатывают принципы: «Я знаю, поэтому я прав», «С нами все хорошо, потому что у других плохо». Если теория позволяет обосновать эти принципы, и если она делает это увлекательно, то именно такая теория срабатывает в качестве основы утопической картины будущего, объединяющей поведенческие предпочтения конкретных людей.

Неудивительно, что идеологическая картинка, в которой сообщество может творить безответственные вещи, просто потому что состоит из особенных людей, принимается большинством из-за обыденной доступности строящихся с ее помощью обоснований всего происходящего. По правде сказать, методы современных технологов ведения информационных войн легко вписываются в идеологию фашизма, если ницшеанский термин «сверхчеловек» заменить на термин «демократия». Неслучайно, что тенденция к фашизации сильнее всего выражена в странах, объясняющих свои неудачи в создании конкурентоспособного сообщества последствиями оккупации стран Европы Советским Союзом. Подмена понятий освободитель и победитель на оккупант и агрессор никого не настораживает. Более того такая подмена всячески поддерживается борющимися за торжество демократии властными структурами.

Современные  картинки общества будущего больше всего напоминают соревнования по стрельбе из лука, в которых все участники стреляют мимо мишени, а судящий их по каким-то никому неведомым критериям назначает победителя. Как такое возможно? Очень просто. Уберите мишень и начинайте соревноваться. Что из этого получится? Поразмышляйте и попробуйте сделать будущее более осмысленным и предсказуемым. А вот что думал об этом Александр Зиновьев:

Повторяю и подчеркиваю: создание такого социального идеала на основе научного изучения фактического опыта Советского Союза и других коммунистических (часто их называли социалистическими) стран ни в коем случае не должно быть идеализацией (приукрашиванием) советского периода нашей истории. Задача тут заключается в том, чтобы в индивидуальном (неповторимом) историческом потоке событий выделить то, что является непреходящим, универсальным, закономерным. Иначе говоря, вылепить сам тип социальной организации, законы которой одни и те же для всех времен и народов, где появляются соответствующие объекты и условия для их бытия. Кроме того, изучение советского опыта может стать лишь одним из интеллектуальных источников новой (альтернативной) идеологии, но не единственным. Другим источником должно стать научное исследование самого западнизма, в котором в силу объективных социальных законов развиваются антизападнистские тенденции подобно тому, как коммунистические тенденции зародились и развились в рамках западноевропейской цивилизации.

При создании нового идеала надо принимать во внимание современную фактическую социальную структуру населения. Она не может ориентироваться на какие-то четко определенные классы или слои, как это было с марксизмом, ибо таких классов и слоев, которые можно было бы консолидировать хоть какой-то идеологией, просто нет в структуре современных человейников, включая западные страны и постсоветскую Россию. К тому же само идеологическое учение не может приобрести убедительность, если будет упрощено ниже некоторого критического уровня. Оно просто будет непонятно и несоблазнительно для большинства плохо образованных людей на низших ступенях социальной иерархии. Оно должно рассчитывать на социально неопределенное множество людей, которых не удовлетворяет западнизм в его современном виде и которые по крайней мере мало что теряют (или ничего не теряют и что-то выигрывают) от ограничения или даже разрушения его и от создания альтернативной социальной организации. Такого рода людей больше всего в среде учащейся молодежи, интеллигенции, государственных служащих, научных работников и т.д. (А.А.Зиновьев. Идеология партии будущего. — М., 2015, с. 218–219).

Мне думается, что создание социального идеала неизбежно связано с людьми, проявляющими способность праведно судить и праведно воинствовать. Тех, кто захочет разобраться с понятием «праведно», отсылаю к Симфонии для Библии. А теперь попробуем разобраться, что такое научное изучение фактического опыта по Зиновьеву.

«Действия людей и результаты этих действий определяются комплексами многочисленных факторов (причин, условий, обстоятельств). В число этих факторов включается и то, что люди думают о ситуации, в которой совершаются их действия, о самих себе и о своих возможностях, короче говоря — фактор интеллектуальный, или фактор понимания. Изучение и усовершенствование его стало делом всей моей жизни с самой ранней юности (с конца тридцатых годов двадцатого века)» (А.А.Зиновьев. Фактор понимания. — М., 2006, с. 5).

«Фактор понимания описывается (выражается) в некоторой совокупности слов, фраз, текстов. Назову это языковое явление учением, не вкладывая в это слово никакого высокопарного смысла. Предметом внимания этого учения являются люди и их объединения. Люди при этом рассматриваются как существа, способные в той или иной мере понимать свое природное и социальное окружение (свою среду жизни), а также самих себя. Такого рода общие заявления вы найдете и в других учениях, претендующих на такие же функции. Но одно дело — общие заявления и обещания, и другое дело — как конкретно выполняются они. Фактор понимания в моем исполнении (мое учение) как в целом, так во всех его деталях принципиально отличается от всех известных мне учений такого рода. Все они (включая марксизм) строятся как компиляции из того интеллектуального материала, который насочиняли различные авторы. Я же предлагаю теорию с единым (некомпилятивным) понятийным аппаратом, организованным в целое по правилам разработанной мною же логической концепции. И это — не просто дело моего личного вкуса. В случае большого числа понятий, утверждений, идей и т.д., включаемых в фактор понимания, никакого другого средства объединить их в единое целое по содержанию просто не существует, поскольку соответствующего единства нет в самих предметных областях, к которым этот интеллектуальный материал относится. Кроме того, в двадцатом веке ситуация в мире с точки зрения интеллектуального материала для фактора понимания изменилась настолько радикально, что добывание информации об эмпирических фактах перестало быть затруднительным. Такая информация теперь имеется в изобилии и доступна без особых усилий, причем — обычно уже в обработанном в какой-то мере виде. Так что главным в исследовательской работе стало теоретическое осмысление готового эмпирического материала, логическая обработка последнего. Наконец, в двадцатом веке произошел великий перелом в самой социальной реальности. Он оказался настолько значительным, что все учения, в той или иной мере претендующие на ее понимание, стали неадекватными новым явлениям и потеряли смысл. Предлагаемое мною учение с самого начала ориентировалось именно на эти перемены. Логическая обработка языка с такой ориентацией вышла, естественно, на первый план. Но логическая не в каком-то общепринятом смысле (таковую я отвергал и отвергаю для себя как непригодную), а в том смысле, в каком она описана в моих работах» (там же, с. 7–8).

Попробуем разобраться, о какой логике идет речь? Прежде всего, в этой логике высказывания могут быть истинными, ложными и доказуемыми. Что это значит? Возьмем высказывание 2 х 2 = 4. На первый взгляд, чего тут рассуждать: определенно мы имеем дело с истинным высказыванием. Но если поинтересоваться, почему мы в этом уверены, то, вероятнее всего, прозвучим ответ — его истинность доказана математикой. Но если спросить математика, что это за уравнение такое 2 х 2 = 4, то в ответ можно услышать: «Это не уравнение, а одна из строчек таблицы умножения. Такие таблицы упрощают вычисления, но при трудоёмких подсчетах лучше пользоваться таблицей логарифмов. С их помощью умножение заменяется на более простое сложение, деление — на вычитание, а возведение в степень и извлечение корня преобразуются соответственно в умножение и деление на показатель степени. Не зря Пьер-Симо́н, маркиз де Лапла́с говорил, что изобретение логарифмов, «сократив труд астронома, удвоило его жизнь». Впрочем, в наше время с подсчетами и расчетами очень хорошо справляются вычислительные устройства».

Получается, что высказывание 2 х 2 = 4, скорее имеет отношение к проблеме повышения производительности труда, нежели к установлению истины. Если кто-то решит, что накапав два раза по два, он получит 4 капли, пусть попробует доказать тому, кто не видел как и чем он капал, что это точно 4 капли, а не просто какая-то жидкость. Математик же на вопрос «Сколько капель я накапал, если капнул 4 раза?», вполне может ответить, что это определяется не тем, сколько раз вы капали, а тем, какое количество жидкости вы считаете каплей? Небезызвестный Удав из мультфильма «38 попугаев», узнав о том, что его длина меняется в зависимости от того, кто его мерит, задумчиво заметил, что в «попугаях» он гораздо длиннее. Но ни Удав, ни смотревшие этот мультфильм маленькие дети при этом не делали вывод, будто их рост зависит от единиц измерения, а не от процессов, называемых взрослением. Тем не менее, утверждение
1 удав = 38 попугаям = 5 мартышкам = 2 слонятам,
истинно, если удав, мартышка, слоненок и попугай рассматриваются в качестве единиц измерения, а измерения проводятся так, как это делали герои мультфильма.

Математики же как люди интеллектуально наблюдательные обратили внимание и на тот факт, что, взяв в качестве единицы измерения какой-либо объект, вы не всегда сможете его соотнести с любым другим объектом, используя только натуральный ряд чисел. И хотя любой школьник знает, что радиус окружности и ее длина находятся в соотношении l = 2πr, где π — иррациональное число, большинство людей мало интересует, как это сказывается на понимании картины мира. Между тем, математиков-пифагорейцев это открытие, настолько потрясло, что один них, Гиппас, нарушил традицию пифагорейцев хранить свое учение в тайне от непосвященных. По одной из легенд за это Гиппас был сброшен с корабля в море с формулировкой «Раскрыв секрет невыразимого, он удостоился страшнейшего наказания — быть отделенным от сущего и низвергнутым в ничто, откуда прибыл». Понять последователей Пифагора можно. В основе их картины мира лежало предположение, что число есть та сила, которая суммирует данные единицы в определённое целое и сообщает ему определённые свойства, числа и геометрические объекты едины и неразделимы. Когда же  выяснилось, что диагональ квадрата по отношению к катету обладает чем-то таким, что числом описать не удается, то представления о гармонии сфер сильно пошатнулись. Акусматики, занимавшиеся у пифагорейцев философско-ритуальной стороной учения, предпочли говорить о невыразимости гармонии сфер.

Математики же, в чьи обязанности входило исследование четырёх пифагорейских матем: арифметики, геометрии, гармоники и сферики, оказались людьми не только интеллектуально наблюдательными, но и интеллектуально мужественными. Они, если  говорить языком традиционной логики, нашли выход, приняв важное правило «Мы не работаем с понятиями, мы работаем с определениями». Соблюдение этого правила сделало математику важнейшей и плодотворнейшей из наук. Что же произошло?

Представьте себе, что вас попросили выбрать из двух задач ту, которую вы сможете успешно решить. Первая из русской народной сказки про Андрея-стрельца — «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что»; вторая — «Сосчитай всех овец». Если дающему такие задания человеку важно, чтобы с задачей вы не справились, то попробуйте понять, как доказать, что задание выполнено и задача решена. Как ни странно, легко доказать выполнение первого задания и невозможно доказать, что выполнено второе. Чтобы пойти «туда, не знаю куда», достаточно побывать во многих местах, а потом попросить пославшего вас, указать, где же вы были. На любой его ответ, вы можете смело говорить, что он не угадал, поскольку другой не может знать, что вы разумеете под словами «где вы были» — конкретное место, места, в которых вы побывали за какое-то время, или просто все, что вы когда-то посетили. Доказательство выполнения второй части первого задания строится по аналогичной схеме. Доказать же, что вы сосчитали всех овец не удастся, поскольку неясно, что имеется в виду под словом «все» — овцы из какой-то овчарни, овцы обитающие в какой-то местности или что-то еще.

Доказательства такого рода преобладают в рассуждениях последователей акусматиков и представителей гуманитарных наук. Для математика же обе задачи лишены смысла, поскольку первая из них имеет бесконечно много вариантов решений, а вторая ни одного. С точки зрения поведенческий предпочтений сообщество математиков стало развивать умение отличать бессмысленные задачи от значимых, а не имеющие ни одного решения от имеющих решение при определенных условиях. При этом отношение к другому определялось тем, насколько тот способен найти просчеты в математических доказательствах или убедительно подтвердить их правильность. Настоящим триумфом творческой продуктивности такого умения стали труды Иоганна Кеплера (1571—1630) и Исаака Ньютона (1643—1727), положившие начало возникновению такого явления, как точные науки, что в свою очередь привело к формированию сообществ капиталистического типа.

Из приведенных рассуждений становится понятным, что в разрабатываемой Александром Зиновьевым логике истинность высказывания и его доказуемость не одно и то же. Истинность важнейший показатель социальной значимости высказывания, но она напрямую связана с контекстом, в который высказывание помещено. Отрицание истинности высказывания не означает его ложности в любых контекстах. Недоказуемость высказывания не есть основание для исключения его из контекста. Прогностическая значимость какого-то контекста оценивается по всему спектру доказуемых в этом контексте высказываний. А теперь давайте разберемся, о какого рода контекстах идет речь в методологии фактора понимания. Конте́кст (от лат. contextus —  соединение, связь) предполагает, что какой-то элемент анализируется не сам по себе, а в связи с чем-то. Например, «слово» в контексте художественного произведения анализируется иначе, чем слово в контексте словарей, или в контексте научных работ, или в контексте публицистических произведений. Контексты, которые анализируются в методологии фактора понимания Александра Зиновьева возникают, когда происходит взаимодействие по меньшей мере двух субъектов и оба субъекта — люди. Такой способ взаимодействия лучше всего передается словом «диалог» в самом широком значении этого слова.

Но анализ ведения  диалога в методологии фактора понимания только намечен. Его разработка задача тех, кто выберет путь, по которому шел Александр Зиновьев. Что мы должны при этом помнить: в диалоге всегда присутствует другой; отношение к другому, значимо влияет на наши интеллектуальные возможности разобраться в происходящем, наши поведенческие предпочтения значимо влияют на отношение к другому. Что нас может вдохновлять: интеллектуальная наблюдательность и интеллектуальное мужество сообщества математиков, превративших свою науку в одну из самых прогностически значимых и плодотворных; способность сообщества музыкантов так вести диалог с другими сообществами, что разработанный ими принцип симфонизма стал достоянием многих. Если у нас что-то не будет получаться, попробуем остановиться и снова начать с цифры 2006, еще раз почитав работу Александра Зиновьева «Фактор понимания», думаю, что поможет.

 

Кода

 

Что же за программу наметил в своих произведениях Александр Зиновьев?

Вот что он сам пишет о причинах, побудивших его заняться поиском теории описания феномена жизни:

«Больше всего в результате потрясений прошедшего и наступившего столетия пострадал сам феномен человеческой жизни. Он был разрушен почти до основания. Люди теперь даже представить себе не могут масштабов потерь и вообще не думают о них. Слова всякие произносятся в изобилии. Слов много. Но все, что люди говорят на эту тему, лишено смысла. Я хочу кратко пояснить читателю, в чем именно заключается суть феномена жизни. На более или менее детальное описание потребовалась бы разработанная в деталях научная теория. Сделать ее сейчас мне уже не по силам.

Прежде всего, феномен жизни, в моем понимании, это не просто какие-то кусочки живого вещества, это — сложнейшая живая структура. Самое сложное в перспективе эволюции вообще. Это не означает, что она (теория) уже существует в готовом виде. То, что я в свое время успел тут что-то сделать, это — лишь незначительный первоначальный мизер.

В пору молодости, когда я увлекся этой проблемой всерьез, я представлял себе структуры жизни, включавшие в себя огромное число логически необходимых компонентов. Подчеркиваю: логически необходимых, т.е. таких, без которых эти структуры не могли бы жить без ошибок.

Повторяю и подчеркиваю, феномен жизни я мыслю как самое сложное в перспективе живое образование. Я не исключаю, что оно со временем может стать всеобъемлющей живой структурой, охватывающей весь объем бытия когда-нибудь в его будущем виде. Ничего нереального в этой фантазии я не нахожу.

Феномен жизни не есть всего лишь нагромождение каких-то структур. Это — логически организованное, внутренне дифференцированное, систематизированное построение. Он не вырастает сам по себе. Он может быть создан только искусственно, изобретен усилиями выдающихся творческих умов. И на создание его могут уйти многие годы, возможно даже столетия и даже тысячелетия. Это может быть творение человечества, возможно — последнее, заключительное, окончательное» (А.А.Зиновьев. Фактор понимания. — М., 2006, с. 519).

В основе такой теорий лежит принцип симфонизма. Сам Александр Зиновьев в начальном периоде своей работы предпочитал говорить о комплексности и одну из первых книг назвал «Комплексная логика», а в более поздних исследованиях никак не характеризовал свой метод. Пока он не покинул нас, нам было у кого поинтересоваться, о чем все-таки идет речь в тех или иных работах, посвященных поднятым им проблемам. Теперь, чтобы понимать, в каком направлении мы движемся, важно охарактеризовать основной принцип построения этой методологии. На мой взгляд, точнее всего передает особенности проделанной Александром Зиновьевым аналитической работы термин «симфонизм». Симфонизм предполагает, что при принятии прогностически значимых решений среди определяющих взаимодействие различных человеческих сообществ факторов, фактор понимания имеет статус основополагающего. Истина не просто постигается людьми, она ими созидается. Эта та партитура, на основе которой исполняется, возникающая в результате сложного и многомерного процесса взаимодействия симфония. Симфонизм разработанной Александром Зиновьевым методологии открывает феномену жизни будущее. Как не сбиться с пути и в своем движении вперед? Стремится принимать ответственные решения, а значит понимать, что произойдет, когда такие решения будут приняты.

 

Программа

 

Методологическая тема

  • Восхождение от абстрактного к конкретному (на материале «Капитала» К. Маркса). Кандидатская диссертация 1954 г.— М., РАН. Институт философии, 2002.
  • Логическое строение знаний о связях // Логические исследования. — М., 1959.
  • Следование как свойство высказываний о связях // Научные доклады высшей школы. Философские науки. — 1959. — № 3.
  • Об одной программе исследования мышления // Доклады АПН РСФСР. — 1959. — № 2.
  • О логической природе восхождения от абстрактного к конкретному // Философская энциклопедия. — 1960. — Т. 1.
  • Зиновьев А. А. К вопросу о методе исследования знаний (высказывания о связях) // Доклады АПН РСФСР. — 1960. — № 3.
  • К определению понятия связи (в соавторстве с И.И. Ревзиным) // Вопросы философии. — 1960. — № 1.
  • К определению понятия связи // Вопросы философии. — 1960. — № 8.
  • Об основных понятиях и принципах логики науки // Логическая структура научного знания. — М., 1965.
  • Философские проблемы многозначной логики. — М.: изд. АН СССР, 1960.
  • Логика высказываний и теория вывода. — М.: изд. АН СССР, 1962.
  • Основы логической теории научных знаний. — М.: Наука, 1967.
  • Очерк многозначной логики. — М., Наука, 1968.
  • Комплексная логика. — М.: Наука, 1970.
  • Логика науки. — М.: Мысль, 1971.
  • Логическая физика. — М.: изд. АН СССР, 1972.
  • Нетрадиционная теория кванторов // Логическая структура научного знания (сборник статей). — М.: Наука,, 1973.
  • Логика классов (множеств) // Логическая структура научного знания (сборник статей). — М.: Наука,, 1973.
  • Коммунизм как реальность (работа впервые опубликована в 1980 г.). Кризис коммунизма (работа впервые опубликована в 1990 г.) — М.: Центрполиграф, 1994.
  • Запад. Феномен западнизма. — М.: Центрполиграф, 1995.
  • Очерки комплексной логики. — М.: Едиториал УРСС, 2000.
  • На пути к сверхобществу. — М.: Центрполиграф, 2000.
  • Глобальное сверхобщество и Россия. — Минск: Харвест; М.: АСТ, 2000.
  • Логическая социология. — М.: Социум, 2006.
  • Фактор понимания — М.: Алгоритм, Эксмо,

 

Тема поведенческих предпочтений 

 

Тема диалога 

Related Articles