Алексей Пилько, кандидат исторических наук
Российско-американские отношения (1992 – 2010): логика цикличности и фактор постсоветского пространства
Российско-американские отношения после распада СССР остаются значимым пунктом в мировой повестке дня. Даже с учетом разницы в возможностях, которыми обладают на международной арене нынешние Москва и Вашингтон, очевидно, что от того, как будет складываться диалог между двумя крупнейшими ядерными державами, зависит очень многое в нашем мире.
Одним из важнейших факторов, определяющих формулу поведения России и США по отношению друг к другу, является постсоветское пространство. Распад Советского Союза привел к появлению «ближнего зарубежья» – нового понятия в лексиконе россиян. Оно свидетельствует о том, что им очень трудно относиться к бывшим советским республикам так же, как и к другим странам. Значительная часть российской элиты видит необходимость сохранения тесных связей между Российской Федерацией и новыми государствами, возникшими на территории СССР, в силу экономических (взаимозависимость предприятий, работавших в советской экономике; доступ к источникам сырья и рынкам сбыта), стратегических (необходимость обеспечивать безопасность своих границ) и социально-гуманитарных (например, родственные и личные связи многих граждан РФ) и других причин. И эта ситуация вряд ли изменится в будущем.
В восприятии Соединенных Штатов постсоветское пространство представляется совершенно иным. Для них распад СССР явился закономерным итогом демонтажа того самого «советского колониализма», вопрос о котором пытался поднять еще Дж.Ф. Даллес на Бандунгской конференции 1955 г. И любые действия России, направленные на укрепление отношений со своими географическими соседями, воспринимаются по ту сторону океана как стремление бывшей метрополии вновь поставить свои колонии под контроль. А это, по мысли многих представителей американского политического истеблишмента, неизбежно приведет к появлению мощной евразийской державы, претендующей на мировую гегемонию. Поэтому для США укрепление политической независимости и экономической самостоятельности новых государств, появившихся на карте мира после 1991 г., стало залогом сохранения весьма выгодного для них геополитического status quo на огромном континенте.
Такое различие во взглядах Москвы и Вашингтона не могло не привести к негативным последствиям для двусторонних отношений. Для того, чтобы показать это, достаточно обратиться к их истории, которая, после распада Советского Союза, насчитывает уже восемнадцать лет. В целом можно выделить три этапа взаимодействия России и Соединенных Штатов на международной арене (1992 – 1999 гг., 2000 – 2008 гг. и 2009 – 2010 гг.), из которых два первых удивительным образом представляют собой полностью законченные циклы с определенной внутренней логикой.
Первый цикл: российско-американские отношения в 1992 – 1999 гг.
Хотя формально-юридически Советский Союз не существовал после 1992 г., фактически ситуация была сложнее. Можно сказать, что Беловежские соглашения и Алма-Атинская декларация, поставившие точку в существовании сверхдержавы, носили политико-декларативный характер. Между Россией и бывшими союзными республиками предстояли переговоры по целому спектру нерешенных хозяйственно-экономических, военных, политических, социальных и гуманитарных вопросов. Начался неизбежный, но мучительный этап выстраивания отношений между Москвой и появившимися в большом количестве на ее границах новыми государствами. Многие из которых столкнулись с таким грузом внутренних проблем, что у местных элит не было иного выхода, кроме как обратиться за помощью к «старшему брату».
Следует подчеркнуть, что такое положение дел учитывалось Соединенными Штатами в отношениях с Россией в первые годы после распада СССР. Действия Вашингтона в этот период позволяют говорить о том, что он предполагал сохранение за Кремлем роли регулятора, который поддерживал бы на постсоветском пространстве определенную стабильность. Именно по этой причине США не противодействовали российским действиям в Приднестровье и Грузии в 1992 – 1993 гг.
Более того, в целом в эти годы на международной арене США пытались хотя бы формально создать видимость партнерских отношений с Россией. Конечно, задачу им облегчал значительный проамериканский крен российского политического руководства. Однако, по-видимому, и в Белом доме некоторое время питали иллюзии о том, что Россия вполне может стать своего рода «младшим партнером» Америки и в ряде случаев – обеспечить защиту ее национальных интересов.
Сложившаяся ситуация стала меняться под воздействием двух обстоятельств, одно из которых связано с российскими внутриполитическими трудностями, а другое – с ситуацией на Балканах. Резкий переход от социализма к капитализму, грубые просчеты при проведении экономических реформ, растущая социальная напряженность в обществе привели к серьезному политическому кризису, вылившемуся в драматические события октября 1993 г. Сторонний наблюдатель, безусловно, может квалифицировать их как существенное ослабление того фундамента, на котором основано государство. И уж, конечно, в этой ситуации он непременно сделает вывод о том, что такая страна вряд ли способна стабилизировать окружающее (в данном случае – постсоветское) пространство. Скорее она сама является источником дестабилизации.
Начавшаяся в декабре 1994 г. первая чеченская война должна была только убедить Вашингтон в том, что Россия представляет собой государственное образование на грани банкротства – слабое и, по-видимому, находящееся в стадии дезинтеграции. Иными словами, примерно с 1994 г. США начинают думать не о том, как сотрудничать с Кремлем и выстраивать с ним полноценное партнерство, а о необходимости реагировать на то, что происходит с РФ. На ее социально-экономические трудности и внутриполитический коллапс, грозящий, при определенных обстоятельствах, выйти за пределы российских границ. Поэтому Соединенные Штаты постепенно меняют свою политику по отношению к бывшим советским республикам. Негативное же отношение Москвы к этому игнорировалось. Она более не воспринималась в качестве сколь-нибудь значимой силы.
Дальнейшее ухудшение отношений связано и с положением на Балканах. В 1995 г. Россия, впервые после окончания холодной войны, открыто встала в оппозицию США (и Западу в целом) по значимому международному вопросу. Москва раскритиковала операцию НАТО против боснийских сербов. Конечно, в арсенале Кремля не было никаких значимых аргументов для предотвращения вмешательства Североатлантического альянса и его действия свелись к дипломатическим демаршам. Однако для Вашингтона такое поведение со стороны РФ и ее отход от прозападной линии на международной арене означал, что она из потенциального «младшего брата» окончательно превратилась в проблему. В представлении немалой части политической элиты Соединенных Штатов Кремль окончательно дискредитировал себя, не сумев создать демократический политический строй, нормально функционирующую экономику и ударившись во внешнеполитический авантюризм.
К этой тенденции присовокупилось ощущение победы в холодной войне, которое в представлении американских политиков ставило Российскую Федерацию на одну доску с послевоенными Германией и Японией. А из этого «синдрома победителей» выросло желание поскорее определить судьбу советского наследства – восточноевропейских стран и бывших советских республик. Одним из свидетельств этому является тот факт, что именно в это время началась активная разработка идеи расширения НАТО на восток (1). Все это предопределило негативный формат российско-американских отношений в дальнейшем. Они стремительно падали по наклонной. С 1996 г. стремительно набирает обороты процесс укрупнения Североатлантического альянса. Причем Вашингтон находит здесь широкую поддержку со стороны своих западноевропейских союзников, также весьма обеспокоенных российским политическим и экономическим хаосом.
Финальной чертой первого этапа российско-американских отношений стала операция НАТО против Югославии. Косовский кризис и первая волна расширения альянса в какой-то момент вернули их практически на уровень, близкий к первой половине 80-х гг. А начавшаяся в августе 1999 г. вторая война на Кавказе еще больше их усугубила. К этому же периоду относятся и серьезные попытки Соединенных Штатов всерьез закрепиться на постсоветском пространстве в качестве международного игрока, оппозиционного России. В апреле 1999 г. в столице США (в разгар югославской кампании и одновременно с официальным объявлением о вступлении трех восточноевропейских стран в Североатлантический альянс) произошло знаковое событие, которое в глазах Кремля выглядело как демонстративный «плевок в лицо». На юбилейном Вашингтонском саммите было объявлено о создании ГУУАМ(2) и опубликована декларация об интеграции этого образования в европейские и евроатлантические структуры. Москва могла констатировать, что пять бывших советских республик – Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан и Молдавия – стремительно уходят в западную (читай – американскую) сферу влияния. И она сталкивается с перспективой утраты своего влияния на территории, которая на протяжении значительного исторического периода входила в состав Российского государства.
Таким образом, за период с 1992 г. по 1999 г. отношения между Россией и Соединенными Штатами прошли полный цикл, логику которого можно определить выражением «от любви до ненависти». Обе стороны страдали от утраченных иллюзий. Вашингтон – от ощущения, что Россия могла бы стать его партнером и помочь в решении ряда международных задач, а превратилась в деградирующее, нестабильное и агрессивное государственное образование. Москва – от чувства, что Запад в лице США просто обманул ее, получив свои выгоды от добровольного демонтажа Организации Варшавского договора и предоставления права на отделение республикам СССР, ничего не дав за это взамен. И его в значительной степени разделяло и российское общество, которое еще относительно безболезненно согласилось с утратой влияния в Восточной Европе, однако не могло смириться с проникновением Запада, превратившегося за 90-е гг. из друга во врага, на постсоветское пространство, считавшееся «своим». В глазах большинства россиян после распада Советского Союза происходил непрерывный процесс упадка влияния их державы и роста американского могущества, из которого Америка извлекала колоссальные выводы.
В этом отношении 1999 г. со всеми его, упомянутыми выше, знаковыми событиями стал определяющим, «поворотным» пунктом, завершившим первый этап развития отношений между РФ и США, и в значительной степени определившим логику дальнейшего развития событий.
Второй цикл: российско-американские отношения в 2000 – 2008 гг.
Можно сказать, что 2000 г. стал для Москвы и Вашингтона временем политического «обновления». В России нещадно критикуемого Бориса Ельцина сменил молодой и энергичный президент – Владимир Путин, с которым российское общество, уставшее от хаоса и нестабильности, связывало большие надежды. В Соединенных Штатах на смену демократу Биллу Клинтону пришел республиканец Джордж Буш-младший, обновивший команду Белого дома.
После косовского кризиса Белый дом на непродолжительное время избрал тактику «игнорирования» Кремля, подчеркивания его малозначительной роли на международной арене. Скорее всего, причиной такого поведения американской элиты стало не желание посильнее обидеть бывшую сверхдержаву, а отсутствие какой бы то ни было ясной стратегии в отношении РФ. В предыдущее десятилетие из нее не получилось сделать дружественное государство. Настоящим врагом она, несмотря на драматичные балканские события, тоже не стала. Особой угрозы для осуществления американской политики в Европе или в каком бы то ни было регионе мира Москва не представляла. В общем, в политической элите США было понимание того, что выработка политической линии по отношению к России не входит в число жизненно важных задач с точки зрения национальных интересов Соединенных Штатов.
Первой попыткой как-то изменить сложившуюся в российско-американских отношениях ситуацию стала встреча двух новых лидеров этих стран в Любляне в июне 2001 г. Стороны выразили готовность развивать сотрудничество. А вскоре оно перешло и в практическую плоскость в силу произошедших 11 сентября того же года событий. В отличие от многих других государств, не исключая и союзников США по НАТО, российская помощь оказалась весьма действенной в Афганистане, куда переместился центр мировой политики. Удивительно, но с практической точки зрения та самая Москва, которую считали практически списанной «в утиль», действовала намного эффективнее, чем вся огромная военная машина Североатлантического альянса. Кремль также согласился с военным присутствием американцев и их союзников в бывшей советской Средней Азии, весьма важном для него в экономическом, геополитическом и военном смыслах регионе. В 2001 – 2002 гг. казалось, что партнерство России и Соединенных Штатов явно переживает ренессанс.
Вместе с тем, именно в этот период явственно проступили различия между российским и американским его видением. Москва полагала, что партнерские отношения означают равноправие между двумя странами на международной арене. И как минимум – доверительные консультации между ними перед принятием внешнеполитических решений, затрагивающих их национальные интересы. Из Вашингтона складывающаяся ситуация выглядела по-другому. России предлагалось стать своего рода младшим партнером США, в идеале – проводником американских интересов в Азии. Как полагала администрация Буша, РФ просто «вернули» в мировую политику, за бортом которой она по собственной вине осталась после событий 90-х гг.
Естественно, такая разница в понимании негативным образом повлияла на взаимоотношения двух стран. И последствия не заставили себя долго ждать. В 2002 г. Москва нервно отреагировала на односторонний выход Вашингтона из Договора по противоракетной обороне, восприняв это как желание США возродить гонку вооружений и, использовав свои экономические преимущества, получить стратегическое превосходство над РФ. Подозрения российского руководства еще больше усилились после проведения операции по свержению Саддама Хусейна и оккупации Ирака весной 2003 г. Причем Кремль противодействовал действиям американцев всеми дипломатическими способами, которые были в его распоряжении, включая участие в «коалиции критиков» вместе с Францией и Германией.
Соединенные Штаты, в свою очередь восприняли новый тон России как свидетельство отхода от предлагаемого ей сотрудничества в формате младшего партнера. Осенью 2003 г. Москву и Вашингтон ждало новое испытание – «революция роз» в Грузии, которая была однозначно воспринята в Кремле как свидетельство укрепления США на постсоветском пространстве, а в Белом доме – как желание молодой грузинской демократии покончить с остатками зависимости от бывшей метрополии (3). Уверенность в том, что американцы ведут геополитическую игру против России, окрепла у нее после второй волны расширения НАТО на восток. На сей раз членами Североатлантического альянса стали три бывшие советские республики – Эстония, Латвия и Литва. Более того, в Брюсселе неоднократно повторяли две магические фразы, приводившие Кремль в замешательство и воспринимаемые им в качестве открытой угрозы российским национальным интересам: «альянс открыт для вступления новых членов» и «Москва не имеет право вето на расширение альянса».
Однако апофеозом американского наступления в бывшем СССР стали события «оранжевой революции» на Украине. На стыке 2004 – 2005 гг. произошел крутой перелом: Запад и его лидер – Соединенные Штаты, стали однозначно восприниматься российской элитой и обществом в целом как сила, стремящаяся «выдавить» Россию с прилегающих в ней территорий и использовать их, в перспективе, как плацдарм для изменения политического строя РФ. Именно в такую логическую последовательность выстраивалась цепь прошедших событий: «революция роз» в Грузии (2003), вступление прибалтийских стран в НАТО (2004), победа Виктора Ющенко на Украине (2005) и последовавшие в том же году события в Киргизии. От Прибалтики до Причерноморья, от Кавказа до Центральной Азии – Запад и США наступали.
После поражения в «битве за Украину», с 2005 г., Москва переходит в яростную контратаку на постсоветском пространстве. Она начинает воевать всерьез, используя все имеющиеся в ее распоряжении возможности. Кремль решительно поддерживает Узбекистан во время андижанских событий, обеспечивает его переход в свой лагерь и наносит удар ненавистному ему ГУУАМу. Нейтрализует западное влияние в Киргизии. Регулярно поднимает вопрос об американских базах в Центральной Азии. А в новогоднюю ночь 2005/2006 гг. начинается первая газовая война с «оранжевым» Киевом.
В Вашингтоне изменившееся поведение Москвы однозначно интерпретировалось как проявление «имперских» амбиций, подкрепленных нечаянным богатством в виде роста мировых цен на энергоносители. Стремление поставить Россию на место стало выражаться в подчеркнутом заигрывании с бывшими советскими республиками, в одночасье превратившимися в жертвы российской экспансии.
Губительность такой политики была очевидна. Во-первых, сами постсоветские страны были весьма далеки от мировых стандартов демократии. Но они прекрасно осознавали открывшуюся им внешнеполитическую перспективу – «подыгрывать» Вашингтону, подпитывая его иллюзии об агрессивной России, и «выбивать» из нового патрона различного рода преференции. Таким образом, США нисколько не способствовали развитию демократии, но при этом серьезно ухудшали отношения с Москвой. Во-вторых, Кремль был готов жестко биться за свои интересы на постсоветском пространстве. США же, памятуя о его неуклюжих попытках что-то противопоставить им в 90-е гг., не воспринимали это всерьез. В-третьих, в этой малой холодной войне за «советское наследство» у РФ были хорошие шансы. Она обладала экономическими рычагами давления на бывшие советские республики. Эти страны располагались в близких к ней географических регионах. Менталитет их населения и особенности поведения местных политических элит были ей хорошо известны.
Апофеозом российско-американского противостояния стала война в Грузии, разразившаяся в августе 2008 г. Как выяснилось, Россия для отстаивания своих интересов была готова применить и военную силу. Такая решимость означала, что для РФ сохранение влияния на пространстве, некогда называвшемся СССР, было чуть ли не вопросом жизни и смерти. В то время как для США укрепление отношений со странами, бывшими некогда составной частью соперничавшей с ними сверхдержавы, означало всего лишь обретение дополнительных внешнеполитических возможностей.
В Южной Осетии Кремль был поставлен в сложнейшую ситуацию. Его невмешательство, после всех гарантий безопасности, данных юго-осетинскому протеже, ставило под удар доверие к нему не только со стороны других государств – потенциальных союзников, но и могло вызвать цепную реакцию на Северном Кавказе. А именно – убедить как сепаратистов, так и региональные элиты в слабости федерального центра. Поэтому военный ответ на действия Тбилиси был неизбежен. Полностью проигнорировав резкие заявления Соединенных Штатов, Москва фактически дала понять, что по принципиальным вопросам, существенным образом затрагивающим ее национальные интересы, американское мнение ее не интересует. Неожиданно в Белом доме обнаружили, что слухи о «смерти медведя» сильно преувеличены.
Подводя итог событиям 2000 – 2008 гг. можно сказать, что 2008 г. стал для российско-американских отношений таким же знаковым, как и 1999 г. Они снова, во второй раз, прошли знакомый цикл. От попыток сближения до постепенного ухудшения чуть ли не до стадии враждебности. Интересно, что к началу 2009 г. вновь, как и в 2000 – 2001 гг., обновилось и политическое руководство двух стран. На место Владимира Путина и Джорджа Буша-младшего пришли Дмитрий Медведев и Барак Обама. Второй цикл взаимодействия между Москвой и Вашингтоном после распада СССР завершился. Стороны пошли на третий виток.
Вместо заключения: российско-американские отношения в 2009 – 2010 гг.
Известно, что в шахматах случае трехкратного повторения одной и той же позиции наступает пат. Именно с такой угрозой в своих отношениях столкнулись Россия и США в 2009 г. Третий цикл вновь начался с позитивной динамики. Международный лексикон обогатился компьютерным термином «перезагрузка». Администрация Обамы предложила (и нашла полную поддержку в Москве) начать все с чистого листа.
Прежде всего, Вашингтон решил отменить беспокоящее Кремль размещение средств противоракетной обороны в Польше и Чехии. Кроме того, с американской стороны последовал ряд обещаний содействовать вступлению РФ в ВТО. Однако, самое главное, Белый дом сквозь пальцы смотрел на победу Виктора Януковича, которая была воспринята в России как «возвращение» Украины. Конечно, США по многим причинам не могли поддержать признание независимости Южной Осетии и Абхазии, но заявили о том, что различие в подходах к решению этой проблемы не может быть препятствием для российско-американского диалога. Свержение Курманбека Бакиева также не стало причиной какого-либо кризиса. Казалось, американская администрация посылает российскому руководству негласные сигналы о готовности согласиться с усилением его роли на постсоветском пространстве.
В свою очередь, Москва также пошла на определенные уступки, поддержав санкции против Ирана и обеспечивая важный для проведения операции НАТО в Афганистане транзит. Наконец, новая пассивная роль США на постсоветском пространстве не послужила для Кремля сигналом к немедленным активным действиям. Как выяснилось, российское руководство относится весьма осторожно к вновь открывшимся возможностям упрочить свое влияние в республиках бывшего СССР. Ключевым пунктом «новой дружбы» между Россией и Америкой стало подписание в апреле 2010 г. соглашения о сокращении стратегических наступательных вооружений – СНВ-3.
Таким образом, в 2009 – 2010 гг. двусторонние отношения приобрели хорошую позитивную динамику. Однако их историческая ирония состоит в том, что начав третий цикл с «в плюсе», стороны постепенно, как и в случае с двумя предыдущими циклами, начинают скатываться «в минус». Инициатор «перезагрузки», Барак Обама, пользовавшийся после победы на выборах существенной поддержкой со стороны американского общества, ныне испытывает серьезные внутриполитические проблемы. Его дела обстоят не так хорошо. Свидетельством этому является поражение демократов на промежуточных выборах в Конгресс, которое может существенно ограничить реализацию инициатив Белого дома.
Мощным ударом по российско-американским отношениям станет неспособность президента США добиться ратификации договора СНВ-3. Ведь проблема поддержания стратегического баланса сил входит в число абсолютных приоритетов с точки зрения национальных интересов России. Это послужит Кремлю доказательством ненадежности, зыбкости партнерства с Соединенными Штатами. В целом по состоянию на конец 2010 г. можно констатировать, что взошедшие было ростки сотрудничества между Москвой и Вашингтоном начинают постепенно увядать.
Очевидно, что серьезность ситуации понимают как в РФ, так и в США. Попыткой коррекции создавшейся ситуации стало приглашение России к участию в создании европейской противоракетной обороны, официально озвученное на саммите НАТО в Лиссабоне. На вербальном уровне оно было поддержано российским руководством. Однако сложность сотрудничества на этом направлении в том, что у Москвы и ее западных партнеров весьма разное понимание того, какой должна быть ПРО в Европе. Одна только дискуссия о российском праве вето при принятии решения о ликвидации потенциально опасной ракеты способна вызвать такие сильные противоречия, которые вполне могут привести этот проект к полному краху. Отдельным проблемным аспектом остается строительство Соединенными Штатами системы глобальной ПРО, которое в корне противоречит российским представлениям о стратегической стабильности.
Сегодня на горизонте российско-американских отношений появилась не очень радостная перспектива. Если те внутриполитические процессы, которые сейчас развиваются в США, продолжатся, их ждет сложное будущее: стагнация с безуспешными попытками переломить ситуацию в 2011 — 2012 гг. (когда Барак Обама будет каждый раз сталкиваться с сопротивлением Конгресса при попытках что-то изменить в диалоге с Россией) и, возможно, «перезагрузка» в обратном направлении после президентских выборов 2012 г. Скорее всего, при новом (очень возможно – республиканском) президенте Соединенные Штаты вновь станут относиться к РФ с меньшим энтузиазмом и большей подозрительностью. А постсоветское пространство снова станет ареной соперничества двух держав. И, к сожалению, эта тенденция вполне может стать определяющей на десятилетия. Ведь четвертого цикла во взаимоотношениях между Москвой и Вашингтоном может и не быть.
1. Впервые этот вопрос стал серьезно обсуждаться в НАТО во время Берлинского саммита альянса в 1996 г.
2. Сотрудничество между Грузией, Украиной, Азербайджаном и Молдавией в рамках ГУАМ началось после встречи президентов этих стран 10 октября 1997 г. в Страсбурге (во время саммита Совета Европы). Первоначальный статус ГУАМа – «консультативный форум». В 1999 г. в нему присоединился Узбекистан. В 2001 г., после саммита ГУУАМ в Ялта, форум был преобразован международную региональную организацию.
3. Тот факт, что внешнеполитический курс Эдуарда Шеварнадзе мало отличался от действий Михаила Саакашвили, почему-то не очень принимался в расчет в США.