Александр Зиновьев: «Желтый дом» (выдержки из романа)

АЛЕКСАНДР ЗИНОВЬЕВ 

«ЖЕЛТЫЙ ДОМ» 

Романтическая повесть в четырех частях, с предостережением и назиданием

* * *

СОДЕРЖАНИЕ 

Предостережение 

Часть первая      

ПРОПЕДЕВТИКА

Часть вторая

АПОЛОГИЯ НЕЧИСТОГО РАЗУМА

Часть третья

АПОЛОГИЯ ПРАКТИЧЕСКОГО БЕЗУМИЯ

Часть четвертая

ВЕЧНЫЙ МИР

Назидание

* * * 

ПРЕДИСЛОВИЕ 

Эта книга была написана в 1978-1979 годы. Уже более тридцати лет шла «холодная» война Запада во главе с США против Советского Союза.  Главным оружием в этой войне и главным полем сражений была идеология. Советская идеология в эти годы была на вершине своей мощи. Вместе с тем, к этому времени уже наметился ее кризис, переросший вскоре во всесторонний кризис советского общества. Это был первый в истории специфически коммунистический кризис. Он стал одним из важнейших в комплексе факторов, которые обусловили крах Советского Союза и советского (русского) коммунизма.  В предлагаемой вниманию читателя книге описана предкризисная ситуация в Советском Союзе, причем – описана в том виде, какой на нее открывался на уровне именно советской идеологии. Разумеется, мне тогда в голову не приходила мысль, что дни Советского Союза и советского коммунизма уже сочтены. Что их кризис был неизбежен, это мне было уже ясно. Но я тогда еще был уверен в том, что он будет преодолен средствами коммунизма, а не завершится антикоммунистическим переворотом.  Правящие круги Советского Союза еще не встали на путь капитуляции перед Западом и предательства реальных достижений и идеалов коммунизма. Они  еще принимали жесткие меры против всяких покушений на эти достижения и идеалы. Это проявилось в частности в их борьбе против диссидентских умонастроений.  Нарастание таких умонастроений и борьба против них стали основным предметом внимания в этой книге. 

А.Зиновьев  

Москва, 2005  

* * *  (Выдержки из романа)  * * * 

ЖЕЛТЫЙ ДОМ 

Желтый дом – это совсем не то, о чем вы подумали. То, о чем вы подумали, называется более поэтично: Канатчикова Дача, Матросская Тишина, Белые Столбы. Вслушайтесь, как это звучит: Бе-лы-е Стол-бы! Если бы я был иностранцем, из-за одного этого названия поехал бы по туристической путевке именно туда, а не в Загорск, Суздаль, Самарканд и Горки Ленинские. Но я совсем не иностранец и никогда им не буду.  

Странно, не правда ли: для нас все, живущие за границей, иностранцы, а иностранцы нас почему-то иностранцами не считают. Даже монголы и китайцы не хотят считать нас иностранцами. Даже болгары для нас иностранцы, а мы для них – нет.  Мы для всех просто советские люди. 

Как только я сейчас вот это самое, мое Второе «Я» сразу же сказало  мне, что Белых Столбов все равно мне не миновать, хотя я и не иностранец, а рядовой советский человек. Вот вы опять ошиблись, решив, что у меня раздвоение личное. У меня есть еще и Третье «Я», и Четвертое, и Пятое «Я»… В общем, сколько угодно. Как-то я попытался их сосчитать, но сбился. Одно из моих «Я» рассмеялось по этому поводу и заметило, что у меня этих «Я» не меньше, чем баб перебывало. К сожалению, добавило другое «Я», среди них не было ни одной стоящей. Где они, те божественные существа, из-за которых и ради которых?! 

Но вернемся к нашей теме. Второе «Я» не раз говорило мне, что я — парень способный, но имею один (если бы только один!) роковой недостаток: ни одну мысль не могу додумать до логического конца, то есть ни одну статейку не могу довести до стадии гонорара. Не то что Ленин. Кстати: сказало Семнадцатое «Я», ты не заметил одно поразительное явление? Во времена Сталина было великое множество психов, свихнувшихся под Ленина, и ни одного, свихнувшегося под Сталина!  Любой лысый проходимец маленького роста мог отрастить бородку клинышком и под видом Ленина ездить без билета в трамвае и бесплатно ходить на детские сеансы в кино. У нас во дворе жил один такой. Сначала он объявил себя заветником Ленина, потом — помощником, потом — личным эмиссаром, а когда облысел совсем и с перепоя стал шепелявить и картавить на все буквы алфавита — самим Лениным. Всю улицу потешал. И представь себе, таких «Лениных» почти совсем не забирали. Очень редко забирали, когда они начинали кричать о зарплате служащих не выше зарплаты рабочих. Нашего «Ленина» забрали лишь после того, как он въехал во двор стоя на броневике. 

Я не шучу и не выдумываю. Это — реальный факт. Уму непостижимо, где он достал броневик. Болтали, будто за поллитра уговорил механика-водителя из казармы… Раньше наместе тех вон домов казарма была. Эта гипотеза насчет броневика получила некоторое подтверждение. Воинскую часть после этого случая куда-то перевели, а казарму отдали тому самому учреждению, которое забрало нашего «Ильича». Впрочем жильцы были довольны. «Ильич» всем надоел своими пьяными дебошами и угрозой устроить новую революцию, а солдаты осточертели тем, что каждое утро чуть свет начинали топать по мостовой и орать дурными голосами: 

Гулял по Уралу Чапаев-герой,

Он соколом рвался с полками на бой. 

Так вот, «Лениных» было навалом, а Сталин был всего один. Один-то один, сказало Третье «Я», зато…Тс-с, крикнул я, заткнитесь! Желтый дом, если хотите знать, это здание гуманитарных — институтов Академии наук. Расположено оно почти в центре Москвы, рядом с наполненной мочой круглой лужей, на месте которой стоял в свое время не имеющий архитектурной ценности храм Христа Спасителя. И названо оно так вовсе не потому, что в нем психов не меньше, чем в Белых Столбах, а потому, что оно окрашено в желтый цвет. И красилось так с самого начала. Оно было желтым еще до революций, когда в нем размещалось некое акционерное купеческое товарищество. Заметьте, купеческое товарищество! Купец — и товарищ! Жуть берет. Нет, недаром они выкрасили свою торгашескую контору в желтый цвет!  

Рассказывают, что лет десять назад дом выкрасили в голубой цвет. Два дня он простоял голубым. Потом посинел. Потом позеленел. А в понедельник сотрудники пришли на работу в привычно желтый дом, сочтя прошлую голубую неделю периодом просыхания желтой краски.  Рассказывают также, что еще накануне революции Ленин (настоящий, а не псих, хотя и настоящий, говорят, был тоже слегка того) подписал декрет о создании советской Академии наук. Вот предвидение… твою мать! Говорят, он сделал это, еще когда в шалаше жил.Сейчас в этом шалаше филиал Исторического музея. Что же это за шалашик был?! Ведь только для дирекции филиала комнат пять надо! Говорят, наш нынешний директор академик Петин (бывший Исаак Моисеевич) самолично возил Ленину бумажку на подпись насчет Академии наук. А на другой день после революции революционные моряки уже ходили по Москве и распределяли купеческие и дворянские особняки, офицерские собрания и английские клубы под институты Академии наук. Всем институтам отвели голубые, зеленые, красные здания, а гуманитарным почему-то желтое.  

Как только балтийский матрос Железняк (говорят, это был именно он) увидел желтый дом около бывшего храма Христа Спасителя, он ткнул в него маузером (эх, маузер, мечта Детства!) и рявкнул: тут!! И добавил уже более уверенно и спокойно: первый этаж, вашу мать, под редакцию журнала «Вопросы идеологии»; второй этаж, вашу мать, под Институт истории; третий этаж, вашу мать, под Институт экономики а четвертый, само собой, под Институт идеологии. Точка и ша! А мой друг Поэт, проведший в Желтом доме всего пару часов в ожидании моей получки, выдал такой стих: 

Есть в Москве, считай что в центре, желтый дом.

С виду – дом, каких полным-полно окрест.

Но в середке разместился в доме том

Мировой и эпохальный мысли трест.

День за днем в него течет людской поток

Рьяных тружеников трепа и пера

Для просиживанья юбок и порток,

Для движенья в кандидаты, в доктора,

Для речей, для упражненья жадных ртов,

Для разносов и хвастливого вранья,

Для окладов, для занятия постов, —

Собираются сотрудники с ранья.

Чтоб наукам путь исканий освещать,

Чтоб искусствам долг партийный поручить,

Чтоб успехи нашей жизни обобщать,

Чтоб других уму и разуму учить,

Чтоб противников помоями облить,

Чтоб ревизию раскапывать до дна,

Чтоб цитатами планету завалить, —

Заседают в этом доме допоздна.

* * * 

КАЖДЫЙ ДЕНЬ ЛЕНИНСКОЙ ВАХТЫ – УДАРНЫЙ 

Входя в наш институт, первым делом увидишь на глухой стене большой лестничной площадки огромные позолоченные буквы «Советский мыслитель». Так называется наша стенная газета – неотъемлемый атрибут всякого советского учреждения. Под золотыми буквами висит сама стенгазета, выпущенная еще месяца два назад к празднику. На первом заглавном листке изображен Ленин (судя по гигантской черепушке и поднятой руке), а рядом с ним — таинственные кроваво-красные слова: в ДНИ ВСЕНАРОДНОГО ТОРЖЕСТВА ПРОДОЛЖАЕТСЯ УДАРНАЯ ПРАЗДНИЧНАЯ ВАХТА.  

На прочих листах мелькают красиво вырисованные заголовки статей: С ПОЛНОЙ ОТДАЧЕЙ

В ТВОРЧЕСКОМ ПОИСКЕ

УВЕРЕННОЙ ПОСТУПЬЮ

ВО ИМЯ НАРОДНОГО СЧАСТЬЯ

РАБОТАТЬ БЕЗ ОТСТАЮЩИХ

РЕЗЕРВЫ — В ДЕЙСТВИЕ

ПРАВОФЛАНГОВЫЕ В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ СОРЕВНОВАНИИ

К НОВЫМ РУБЕЖАМ

ВОЖАК МОЛОДЕЖИ

ПЯТИЛЕТКА НА МАРШЕ и т. п. 

Под заголовком В ТВОРЧЕСКОМ ПОИСКЕ фотография самого директора, академика Петина. Он дает интервью заведующему производственным отделом стенгазеты, очень прогрессивному и критически настроенному ученому, доктору наук Булыге.  Под заголовком ПРАВОФЛАНГОВЫЕ… фотография ведущего параноика нашего сектора, доктора наук Смирнящева, который а пьяном виде поклялся поднять несуществующую советскую логику на уровень мировых достижений.  

Под заголовком ВОЖАК МОЛОДЕЖИ фото секретаря комсомольского бюро института, молодого карьериста и проходимца. Вожак сфотографирован в профиль — это его любимая поза. Институтские остряки утверждают, что он тренируется занять освободившееся после разоблачения Сталина место рядом с классиками. И шансы у него на это есть ибо он облысел еще до окончания факультета. Правда лысеть он начал с затылка. Но это ничего не значит. Говорят сам Ленин начал лысеть тоже с затылка.  В отделе САТИРЫ И ЮМОРА несколько карикатур, в центре которых изображена синяя бутылка, а в ней — красная рожа признанного институтского алкоголика Шубина. В общем, не газета, а материализованная скука и серость. А говорят, что когда-то в институте выходила мощная стенгазета; слухи о ней доходили и до факультета. Но мне так и не удалось увидеть ни одного из тех талантливых и острых номеров. Думаю, что в этих разговорах больше преувеличения, чем истины. 

На лестничной площадке каждое утро тебя неизменно встречает КГБ. КГБ это не Комитет государственной безопасности, а инициалы заведующей отделом кадров института Клавдии Григорьевны Быковой. Она стоит неподалеку от стола, на котором лежат книги прихода-ухода сотрудников, и круглыми всевидящими глазами смотрит сквозь спешащих и заискивающе хихикающих мелких сотрудников. Она ждет звонка, чтобы забрать книги и унести их к себе в отдел кадров, отделенный от прочего внешнего мира железной дверью с окошечком. После этого она будет ждать робких постукиваний в это окошечко и трепетных извинений по поводу опозданий. И неумолимо требовать объяснительных записок, просмотренных и подписанных заведующими секторами или их заместителями. Меня она ненавидит пролетарским чутьем бывшей ткачихи (?) и смотрит на меня как на классового врага, как на проводника тлетворных влияний, в общем — как на потенциального диссидента. И каждый раз, когда она замечает меня, ее физиономия выражает безмерное удивление: мол, как этот негодяй ухитрился пролезть в наше идеологически выдержанное и непорочное учреждение?! А началось с того, что однажды я высказал сомнение относительно ее пролетарского происхождения. Не может быть, оказал я ребятам на малой лестничной площадке, чтобы с таким задом — и ткачиха. Наверняка в райкоме комсомола начинала. Мое подозрение подтвердилось. И вместо того чтобы по достоинству оценить мой комплимент насчет ее фигуры, она одарила меня непреходящей ненавистью. И мне она не прощает опоздания даже на сотую долю секунды. Моя рука может уже протянуться к той страничке книги прихода-ухода, где вписано мое имя, но, если при этом прозвенел звонок, книга уплывает из-под моего носа за железную дверь отдела кадров, и я начинаю лихорадочно искать Труса (это заведующий сектором) или Смирнящева (это его заместитель), ибо размер моего опоздания будет исчисляться «именем сдачи объяснительной записки. Расписавшись в книге прихода-ухода (на сей раз я не опоздал) и скользнув безразличным взглядом по выдающемуся заду КГБ, я исчезаю долой с ее немигающих глаз в узком коридоре, ведущем на малую лестничную площадку. Тут около научного кабинета вокруг умнейшей дуры института Тормошилкиной, недавно защитившей докторскую диссертацию по Джордано Бруно, столпилась группа мыслящих дур института, еще и не помышляющих о докторской. Тормошилкина стоит и вещаете таким видом, будто она сама горит на костре за передовые убеждения и героически переносит муки. При моем приближении дуры умолкают, из чего я делаю вывод, что они трепались об интимных тряпках, а не об идеях, ибо Тормошилкина недавно была в Париже. 

Дверь в отдел борьбы с антикоммунизмом приоткрыта. В щель виден сверкающий глаз Тваржинской, самого непримиримого и темпераментного борца с врагами марксизма и ревизионистами. Она стоит на страже и бдит. Мне показалось, что она прислушивается к разглагольствованиям Тормошилкиной. Навстречу мне плетется сотрудник сектора философии естествознания Качурин. Меня он не любит и проходит мимо, не здороваясь.  Дело в том, что раньше он был единственным сотрудником института, носившим длинные волосы и бороду. Пришел я и затмил его красотой своей бороды и кудрей. И он бороду сбрил, а волосы отрастил еще длиннее моих. Они теперь жирными и жиденькими прядями болтаются у него чуть ли не до пояса. По образованию Качурин физик-теоретик. В силу выдающейся бездарности был оттуда вытолкнут к нам в аспирантуру. И здесь вовсю расцвел его талант трепача на модные темы современной науки. Он начал такие штучки откалывать, что даже видавшие виды философские зубры посинели от зависти. И его слегка одернули — подловили на чем-то и, по слухам, заставили стать стукачом. После этого его стали выпускать за границу, где он имел успех среди французских маоистов. 

Когда я поравнялся с кабинетом секретаря партбюро, навстречу мне с Круглыми от ужаса тазами вылетела Вирусик, ведущая сплетница института. Как ее звать и чем она занимается официально, известно лишь в отделе Кадров. Как, набросилась на меня Вирусик, так ты ничего не знаешь?! Снимают! Кого?? Да ты что, с Луны свалился? Директора!! И она умчалась дальше разносить эту сплетню. Особенность Вирусика состоит в том, что, несясь в одну сторону коридора, она разносит одну сплетню, а возвращаясь обратно -противоположную. И потому ее сплетни всегда подтверждаются. Не успел я дойти до малой площадки, как меня обогнала Вирусик, бросив на ходу, что директор уходит в ЦК с повышением. Перед самым выходом из коридора на малую площадку меня обошла группа явных институтских евреев-антисемитов, из которых недавно создали особый сектор по борьбе с международным сионизмом. Но руководство сектором поручили все же настоящему антисемиту Ежову, который не скрывает того, что, по его мнению, самый опасный элемент в институте — его подчиненные. Это не помешало, однако, руководимому им сектору включиться в борьбу за звание правофлангового в соцсоревновании. 

На малой площадке уже собралась теплая компания — председатель ДОСААФ Добронравов, крупнейший бездельник института, Юра из иностранного отдела, штатный офицер КГБ, Учитель, несколько аспирантов и Вадим, правая рука Смирнящева. Я задержался с ними выкурить сигарету. И между прочим выдал им свою проблему: как правильно писать — абосрать или абасрать? Вадим тут же заявил, что я незнаком с современной логикой, ибо не учитываю всех возможностей. А таковых четыре: обо… оба… або… аба… Дело не в этом, сказал я. Какая правильная? На площадке разгорелся дикий спор. Я направился в комнату сектора — показаться Смирнящеву, ведущему параноику сектора, мечтающему поднять несуществующую советскую логику на уровень мировых достижений. Смирнящев стоял посредине комнаты. Штаны у него мешком отвисали почти до колен, а снизу были укорочены почти до тех же колен. Огромный лоб был откинут вверх, к потолку. На диване сидел один из моих подопечных психов — Реформатор. Реформатор уличал Смирнящева в непонимании азов логики, а Смирнящев скрипел в потолок что-то насчет материальной импликации. Увидев меня, Реформатор смолк. Я извинился, сказал, что занят, что меня вызывают в дирекцию, и выскочил обратно на площадку. В этот день весь институт с остервенением обсуждал поставленную мною проблему. Поразительно то, что во всем институте не смогли за весь рабочий день отыскать ни одной статьи и книги, где встречалось бы это слово. А Реформатор меня подстерег около Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Почему Пушкина? Репина, Сурикова, Васнецова и прочих основателей соцреализма — это еще куда ни шло. Но Пушкина… Он же рисовал плохо. Именно в этот момент меня и сцапал Реформатор, я вот тут подсчитал, сказал он, что можно высвободить десять миллионов человек для отдаленных районов страны и великих строек коммунизма, если… 

* * * 

ИДЕОЛОГИЯ 

Формальный аспект действия идеологии очевиден, говорит учитель. Менее очевиден ее содержательный аспект. Дело в том, что главное в идеологии — не смысл ее утверждений, а тот способ мышления, какой она прививает людям. Общепринято рассматривать нашу идеологию как учение о человеке, о природе, об обществе, о познании и т. т. Но на самом деле она не есть учение в том смысле, в каком учением является наука. Она есть совокупность некоторых образцов понимания явлений действительности, отобранных для тренировок людей в способе понимания, для обучения их пониманию любых явлений, для натаскивания на некий стандартный способ понимания. Она есть собрание упражнений в понимании. В результате прохождения этого курса упражнений все люди в случае надобности понять некие новые явления действительности поступают сходным образом — у них вырабатывается сходная интеллектуальная реакция на окружающее. Поэтому советские люди не сговариваясь и без подсказок со стороны начальства примерно одинаково реагируют на события, происходящие в стране и за границей, на научные открытия, на явления природы. Наиболее значительной попыткой обнажить эту суть нашей идеологии и была работа «О диалектическом и историческом материализме», приписываемая Сталину. Сейчас о ней помалкивают не из-за Сталина, а именно потому, что она выдавала глубинные секреты идеологии, слишком обнажала последнюю. 

* * * 

ПСИХИ 

Около каждого гуманитарного института (как исследовательского, так и учебного) околачивается куча нормальных психов. Я не считаю тех нормальных, которые на самом деле суть психи и которые околачиваются не около, а внутри институтов. Но если бы вы знали, сколько их околачивается коло философских учреждений! Казалось бы, куда проще: пихайтесь в историю — первый этаж и почти безопасно. Так нет, все гоношат в философию податься. И ничто не может Ловить их — ни вечно ремонтируемый лифт (значит, пехом на четвертый, а фактически на пятый, так как между третьим этажом и четвертым есть еще площадка с книжным киоском; причем этажи дореволюционные, то есть метров по пять, а не по два с половиной, как теперь!), ни вечная угроза впасть в ревизионизм и незамедлительно отбыть в Белые Столбы.  

Почему бы это, как вы думаете? Я лично разумного объяснения найти не смог, хотя довольно долго в институте специально занимался психами — это была моя официаль­ная работа: читать их сочинения, рецензировать, беседовать отвечать на письма, давать консультации. И между прочим, давать заключения для тех же Белых Столбов. И должен при­знать (и горжусь этим!), что ни разу не написал в своих за­ключениях, что автор того или иного сочинения психически ненормален. Но также должен признать, что это ни разу не остановило наших психиатров. Именно на основе моих за­ключений о нормальности сочинений психов последних вре­мя от времени забирали в Белые Столбы. Некоторых насов­сем.  Например, один профессор (настоящий, а не липовый) принес к нам в институт в трех толстенных папках моногра­фию «Итоги. Сорок лет в огню борьбы». Большевик с доре­волюционным стажем. Куча орденов за мирное строитель­ство и за обе войны. Я спросил его, почему «в огню», а не «в огне». Он сказал мне, что я — сопляк, молод учить его. Я сказал, что рецензию на его опус придется все равно мне писать. Услышав это, он резко изменился, переправил «ю» на «е» и стал слезно умолять меня прочитать рукопись. И я прочитал. Запоем прочитал. И написал восторженный отзыв, рекомендуя рукопись издать немедленно. Профессора забра­ли (вместе с рукописью). Меня хотели уволить, но простили по молодости.  

Поскольку я в это время был уже кандидатом в кандидаты в члены партии, решили на год отодвинуть воп­рос о моем поступлении в кандидаты в члены и поручили в качестве общественной работы вести политкружок у строи­телей на подшефном предприятии. Или человек, которого прозвали Демагогом. Он раз в неделю появлялся у нас на лестничной площадке, где мы обычно курили и занимались трепом, и обвинял нас, молодежь (мы тогда были молодежью не только в смысле мелкости должностей, но и по возрасту), в трусости. Кто из вас осмелится крикнуть громко, что Маркс дурак, спрашивал он. Ну?! Никто! А я вот могу. И он орал на весь наш Желтый дом: Маркс дурак! Мы усмехались и говорили ему, что не кричим не потому, что боимся, а потому, что не считаем Маркса дураком. Бросьте мне голо­ву морочить, кричал он. Только круглый дурак может думать, что Маркс не дурак! Вот смельчак нашелся, шепнуло мне Второе «Я», А ты попробовал бы крикнуть, что Ленин дурак. Любопытно, спросило Третье «Я», что бы тогда произошло? Разогнали бы институт, сказал я, и дело с концом. А что, если попробовать, сказало Четвертое «Я». Вот ты, как специалист по психам, ответь: можешь ты подучить этого Демагога крикнуть «Ленин дурак»? Вряд ли, сказал я. У всех психов, с которыми мне приходилось иметь дело, работает какой-то защитный механизм. Они все свихиваются в русле и в духе. И даже те, кто свихивается с риском (как этот Демагог), рискуют вполне разумно и в пределах. И в Столбы они попадают не за политику, а за медицинские отклонения.  Чтобы отмочить хохму с крупным политическим риском, нужен вполне нормальный человек. Ну а есть ли в нашем заведении такой нормальный человек, спросило Седьмое «Я». Нет и быть не может, сказал я. 

Одному психу мне удалось здорово помочь. Ныне он автор ряда книг, доктор философских наук, профессор в том самом областном городе, который недавно рапортовал Партии и Правительству о досрочном перевыполнении пятилетки в четыре года. Псих появился у нас в институте как самый нормальный медицинский псих, с тонюсенькой рукописью, в которой он доказывал, что русский народ открыл диалектический материализм задолго до Маркса и Энгельса, что он у него в крови. И доказывал он этот свой (рискованный на первый взгляд) тезис с помощью пословиц, поговорок, прибауток, частушек и прочих достижений русской культуры. Например, пословица «В мире, что в омуте, ни дна ни покрышки» у него доказывала, что русский народ испокон веков считал мир бесконечным в пространстве и временила пословица «Девкой меньше — бабой больше» доказывала, что закон неуничтожимости материи и перехода ее из одной формы в другую был известен русскому народу еще со времен Ивана Грозного, а то и ранее.  Мне очень захотелось сыграть с Психом шуточку, и я уговорил его расширить работу, назвать ее «Элементы диалектики в русском народном творчестве» и сдать на обсуждение в сектор истории русской философии в качестве кандидатской диссертации. Целую неделю я в поте лица сочинял Психу сверхидиотический философский текст, в который мы с ним погружали собранные им прибаутки и пословицы. Я писал с наслаждением, воображая, какой гомерический хохот будет стоять в Желтом доме и его окрестностях, когда диссертация Психа будет предана гласности. Но я был позорно посрамлен. Диссертацию приняли с восторгом. В полгода Психу устроили сдачу кандидатских минимумов. Даже за иностранный язык поставили четверку. Не помню точно, за какой именно. Да и ему самому было безразлично за какой, так как он не знал никакого. 

И на зашиту Психа выпустили вне всякой очереди. Защита прошла с блеском. Псих после этого стал покровительственно похлопывать меня по плечу и давать дельные теоретические и практические советы. Потом Псих на длительный срок исчез. Потом одна за другой в печати стали появляться его статьи, которые ничем не уступали статьям наших ведущих философов. Потом появилась его книга, за ней другая. Потом он приехал на Всесоюзное совещание заведующих кафедрами общественных наук. А я все это время пребывал в недоумении: почему моя хохма не состоялась? Дурак, сказало мне однажды Тридцатое «Я», они просто привыкли к глупости. Если хочешь их насмешить, напиши что-нибудь дельное, и сам увидишь, что с ними будет твориться. Ты же сам читал сочинения классиков. Читал? «Диалектику природы» Энгельса читал? Читал. «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина читая? Читал. «Философские тетради» того же автора читал? Читал. Ты даже «Математические рукописи» Маркса читал? Так чего же ты недоумеваешь?! Твой Псих с точки зрения уровня идиотизма просто провинциальный щенок в сравнении с этими шедеврами мирового, эпохального, исторического идиотизма. Ясно, сказал я. И после этого выводить медицинских психов в люди перестал. 

С некоторыми психами я поддерживал отношения и после того, как эти мои функции передали другому сотруднику, молодому специалисту, только что окончившему факультет. Наиболее любопытные из них — Реформатор, Террорист и Обличитель. 

* * * 

НАШ ЧЕЛОВЕК 

Вы спрашиваете, почему наш человек таков? Да по той простой причине, что его мнения по вопросам абсолютно никакой роли не играют, и из эмоций, как говорится, даже подштанники не сошьешь. Он существует в таком разрезе бытия, в котором мнения, эмоции и намерения суть лишь пережитки прошлого, выжить с которыми в коммунистическом, почти коммунистическом, прокоммунистическом и прочих видах современного общества практически невозможно. Преимущества нашего человека перед всеми прочими состоят, подчеркиваю, не в том, что он имеет какие-то особые мнения, особые эмоции, особые цели и намерения, особые принципы, а в том, что он ничего подобного вообще не имеет. Наш человек силен не наличием чего-то, а отсутствием такого наличия. Наличие можно потерять. Наличие может пострадать. Отсутствие потерять нельзя. И повредить его невозможно. Вотв чем сила нашего человека.  

Поясню свою мысль, предложив вам следующую модель. Возьмите любой кусок материн и начните постепенно изымать из него все, что в нем содержится. Но делайте это так, чтобы отсутствие изъятого кусочка было как-то обозначено! Чтобы потом всякий, взглянув на кусок пространства, который занимал взятый вами кусок материи, мог безошибочно указать, что и где лежало в нем до того, как вы все из него изъяли. Хитрая задача? Что поделаешь. Наше время — время неразрешимых проблем. Так вот и с нашим человеком. Возьмите старого человека или остатки такового, чудом сохранившиеся на Западе. И начните из него изымать все качества, накопленные веками, но как-то обозначайте пустые места, чтобы заметно было, что именно изъято. Изъяли, например, смелость, надежность, честь, достоинство, мораль, добросовестность, доброту, оставьте в опустевшей душе особые метки, что тут-то и тут-то по идее должны были бы быть смелость, надежность, честь, достоинство, мораль и прочее, но куда-то испарились. Что, вы спросите, останется в человеке после такой опустошающей операции? Думаете, ничего? Глубоко ошибаетесь! Остался интеллект. Слышите? Ин-тел-лект! Способность думать,  говорить,  ставить  проблемы,  обсуждать проблемы, обмениваться мнениями, опять говорить не думая, говорить, обсуждать без проблем. Интеллект останется. А это куда важнее всего того хлама истории, от которого вы очистили его душу. И Боже упаси, если вы при этом плохо вычистите эту душу. Если в ней останутся кусочки изымаемых качеств, они начнут гнить в плохо очищенной Душе, порождая душевное зловоние, подобно тому, как остатки пищи во рту разрушают зубы со всеми известными последствиями.  

У подавляющего большинства наших людей Души хорошо очищены от скверных качеств прошлого, продезинфицированы, запломбированы, одеты в стальные, а у некоторых — в золотые коронки. Лишь у отдельных наших людей очистка проведена небрежно. И тогда возникают дурные сложности. Но на самом деле они суть некий кариес души, некое духовное зловоние, а не благоухание. Такие хитроумные проблемы возникают для отдельно взятого нашего человека. Ну а если их много? Если их миллионы, и они обречены жить совместно? Начните их теперь усматривать с этой точки зрения, и вы заметите, что они начинают наполняться новыми качествами. Куда они втекают эти качества, трудно определить. Ясно, что не в душу, ибо душа нашего человека должна пребывать в идеально чистом запломбированном и прополосканном состоянии. Куда? Весьма возможно, что в некое поддушие или задушие. Или куда-нибудь еще ниже. Или выше? В интеллект? Все может быть. Это уже дело ученых-естествоиспытателей, а не социологов и философов открыть места стечения упомянутых качеств. Я лично склоняюсь к тому, что именно необычайное развитие интеллекта общественного (идеология наука, литература) обусловило развитие если не интеллекта то чего-то другого, но тоже индивидуального и очень похожего на интеллект. Я в этом пункте прихожу в замешательство, ибо воочию вижу, что отъявленные невежды с этой точки зрения ничем не отличаются от эрудитов, глупцы — от умников, бездари — от талантов, косноязычные — от краснобаев, непрактичные — от расчетливых. 

* * * 

ПИСЬМО К НЕЙ        

Его ввели. Кто ты? — Его спросили судьи.

Ответил: тот, кого вы ждали, люди!

Презрев законы Бытия,

Я к вам сошел из мира света

В канон новейшего Завета

Облечь теченье Жития.

Стечетесь вы из всяких мест,

Смеясь: пришел мессия новый!

Сплетете вновь венец терновый,

Соорудите новый крест.

Ваш безрассудный этот смех

В моей душе тоску пробудит.

Воскликну я: готовьтесь, люди!

Явился я судить вас всех. 

* * * 

НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ 

— Меня поражает стремление человечества избавиться от всего естественно-биологического. Смотри! Мочой мы можем заполонить озера, а люди стремятся изобрести ее искусственно. Мясо биологически можно производить практически в неограниченных количествах. Кролики» куры. А мы тратим огромные средства, чтобы изобрести искусственные заменители мяса. Даже не в шутку думают о разведении людей в колбах. В чем тут дело? — Стремление обрести независимость от породившей людей естественной биологической среды, заложенное в самом биологическом механизме человека. Возможно — инстинктивный страх прошлого или будущего биологического голода. 

— Не думаю. По-моему, тут работает чисто социальный механизм. Просто все естественное неадекватно «новому человеку» и «новому обществу». Но главное — последствия. А они ужасны. Первой жертвой освобождения человечества из его естественно-биологического плена явилась Душа. Души мы лишились. И кажется, на веки вечные. На очереди теперь Чувства. Еще немного, каких-нибудь несколько поколений, и нам на смену придут разумные, но бесчувственные твари. Чисто интеллектуальное любопытство и холодный расчет заменят все наши человеческие слабости. Я этого принять не могу даже ценой десятков тысяч лет жизни. 

* * * 

РЕФОРМАТОР  

— Я тебе сейчас изображу социальную структуру нашего общества, — говорит Реформатор.

— И ты поймешь, почему тут всякое оппозиционное движение обречено на провал. Я тебе изображу крайне упрощенную смеху. Реальность куда сложнее.  

Смотри! Наше общество можно разделить на три слоя — высший, средний, низший.  Высший слой — всякого рода номенклатура — центральная, республиканская, областная, районная. Это — чины партийного и государственного аппарата, руководители всякого рода союзов и обществ, а также непосредственное их окружение. Средний слой — средняя и мелкая интеллигенция и служилый люд. Низший слой — рабочие и крестьяне, всякая подсобная и исполнительская мелкота из сферы обслуживания и т. д.  

Каждый слои, в свою очередь, можно разделить по крайней мере на три подслоя. В численном выражении: высший слой – тридцать миллионов (с семьями), средний – семьдесят, низший — сто пятьдесят. Тридцать миллионов — это целое государство в государстве.  Они могут своими внутренними силами воспроизводиться, допуская лишь ничтожное пополнение из других слоев. В материальном отношении картина тут довольно пестрая. Например, высший подслой низшего слоя более обеспечен, чем средний и низший подслой среднего слоя и даже чем низший подслой высшего слоя. В каждом слое можно выделить часть, обладающую привилегиями совсем в другом разрезе. Например, мастера и рабочие — ударники низшего слоя, учителя  привилегированных школ, портные из ателье для высших слоев, рабочие из обслуживающего верхи персонала и т. п. В этом разрезе примерно шестьдесят миллионов человек живут у нас прилично, половина из них — хорошо, а половина половины — превосходно.  

Можно, далее, рассматривать структуру общества с точки зрения легкости труда, свободного времени и т. п. И опять-таки установить свои численные отношения. В результате общество оказывается скрепленным удобствами жизни для той или иной части населения в самых различных планах. Так что даже не принимая во внимание органы подавления и надзора, можно обнаружить совершенно очевидную незаинтересованность всех слоев общества в постоянной, широкой и преемственной оппозиции.  Что остается? Только одно: реформы! 

— Но в таком случае и реформы безнадежны, — говорю я. — Если у нас такая жесткая структура, то всякие улучшения будут угрожать ее существованию.— А разве реформа обязательно улучшение? И вообще, что значит улучшение или ухудшение? Например, если отменить специальные закрытые распределители для номенклатуры, улучшение это будет или ухудшение? С точки зрения низов — вроде бы улучшение. Но номенклатура свое возьмет Другими, нелегальными средствами, и будет еще хуже. — Так зачем же тогда реформы?  Как зачем?! Что-то надо же делать! Мощь государства. Престиж. Оборона. Западу нос утереть надо. Экономия. Ты меня удивляешь! Задача реформ — сделать явными все наши Ношения, легализовать, упростить, исключить ненужное, сократить непроизводительные траты и т. п. Вот я подсчитал, сколько людей можно высвободить и направить в отдаленные районы страны, на Великие Стройки Коммунизма, если… 

* * * 

Случится однажды с тобою беда.

Тебя уведут. Может быть — навсегда.

Возьмут тебя молча у всех на виду.

Не скажешь ты Им: не хочу, не пойду!

Отец не увидит, не кинется мать

Последнего сына у них отнимать. 

Отважно не крикнут товарищи Им:

Он друг наш, в обиду его не дадим.

Они промолчат. И о чем толковать?

Зачем понапрасну собой рисковать?

Не раздадутся коллег голоса.

Они отвернутся и спрячут глаза.

От них одиноким уйдешь в Никуда.

Не оставив в их памяти даже следа.  

* * * 

ОБЫЧНЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ 

Рабочий день в Желтом доме — обычно унылая и бессобытийная рутина. Придя на работу, люди уже ждут, когда закончится время их пребывания здесь. Только отдельные исключительные индивиды получают удовлетворение от своего функционирования в этой рутине. Это, например, КГБ, наслаждающийся своей властью над самыми низшими сотрудниками института (кандидаты наук уже плюют на нее). Смирнящев, стремящийся поднять уровень науки и вписать свое имя в историю. Осипов, рвущийся делать карьеру всеми доступными средствами. Шубин, которому надо покрасоваться в пьяном виде в каком-то обществе. Большинство же, повторяю, на работу приходит с неохотой и покидает ее с удовольствием. 

День за днем одно и то же. Лишь иногда происходят исключительные события. То у кого-нибудь украдут шубу или деньги. То какой-нибудь профорг попадается на махинациях с марками. То разыгрываются ковры или подписка на классиков литературы. То приходит «телега» на Шубина из вытрезвителя. На сей раз предметом переживаний и сплетен для сотрудников стала история с младшей сотрудницей сектора истмата Галей, которая поддерживала дружеские отношения с женой одного известного диссидента. В институте узнали об этом и начали на нее давить, чтобы она прекратила эти отношения. Она, однако, отказалась прекратить. И Органы ГБ, принявшие решение изолировать диссидента от общества, предложили руководству института наказать Галю. Цель очевидна: другим наука, Гале наказание, диссиденту наказание. И началась подлая игра могучего аппарата власти и солидарного с ним общества против беззащитной женщины с грошовой зарплатой и мизерной должностью. Сначала хотели изобразить из Гали сумасшедшую и засадить в сумасшедший дом. Но после тех мировых скандалов отказались от этой затеи. Тогда предложили Гале перейти на другую, более выгодную работу. Поскольку в институте для нее была создана нетерпимая обстановка, она согласилась. Оформилась на новое место по всем правилам. Затем уволилась из института. И после этого выяснилось, что оформление на новой работе было чистой фикцией. Суд отклонил жалобу Гали. Устроиться на подходящую работу не было никакой возможности. Нависла угроза принудительного трудоустройства и высылки из Москвы, — к чему и стремился КГБ. 

История, как говорят, теперь совершенно заурядная. Случаев таких называют десятки. Но в этой истории любопытно другое. В инсценировке перехода на другую работу принимали участие десятки «порядочных» людей. В суде все свидетели лгали, что было очевидно. Никто в защиту Гали не сказал ни слова. И я в том числе. Я утешал себя тем, что я — человек маленький, от меня ничего не зависит, я тут ни при чем. И ограничился чисто теоретическими рассуждениями. Даже сделал «открытие» на этом материале: общества различаются тем, с какими типами индивидов они расправляются, какими методами расправляются, как ведет себя окружение. И по этой схеме пришел к выводу, что наше общество — общество подлецов, подонков, ничтожеств, трусов. Я страдал. Но не за судьбу несчастной Гали, а за самого себя. Вот, мол, в каком ты мерзком обществе живешь. Ты даже не имеешь никакой возможности приложить свои силы к защите слабого и несправедливо обижаемого человека. А что ты в самом деле мог сделать, — Сказал Железный Феликс. — Не успел бы пикнуть, как мы тебя раздавили бы как клопа.

— Раздавили бы, — поддакнул Берия.

— И правильно сделали бы, — сказал Сталин, — Не посягай на завоевания революции

.— Чушь, — сказал я. — При чем тут завоевания революции? И кто им угрожает?

  Ты политически безграмотен, — сказал Ленин. — В современных условиях монолитность советского общества…

— Верно, — сказал Берия. — Она соучастник тех, кто подрывает единство…

— Замолчите, вы! — крикнул я. — Вы все посходили сума!

— Кто тут сошел с ума, надо еще выяснить, — сказал Ленин. — Но если ты собрался в нашу партию вступать, ты обязан быть с коллективом. И если ты сочувствуешь этой сотруднице, совершившей тяжкое преступление перед партией, всем народом, то…

— Тихо, вы! — заорал Железный Феликс. — Не то велю Берии всех посадить!   Терпеть этот гвалт уже не было сил. Я выскочил на улицу и позвонил Учителю.

— В чем дело? – спроси он.— Тоска, — сказал я. Жуткая тоска. Мочи нету!

— Давай топай ко мне. У нас тут теплая компания. Возьми такси!

— Денег нет.

— Возьми все равно. Я встречу, заплачу. Шофер такси почему-то заговорил о диссидентах и сказал, что их, гадов, давить надо. Давить людей, хоть чем-нибудь выделяющихся в своем поведении из общей массы давить всеми способами — таков обычай, одобряемый народом. И ничего удивительного в истории с Галей нет. И нечего из-за этого переживать. Как сказал стукач Вадим Сазонов, правая рука параноика Смирнящева, надо быть выше этого.

— Плюнь, — сказал Учитель. — Китайцы еще хуже нас живут, а все равно со страшной силой размножаются.        

* * * 

РУССКИЙ НАРОД 

Что такое русский народ, говорит Добронравов. Народ, постоянно живущий в условиях дефицита всего необходимого, страха что-то потерять, быть обиженным и даже уничтоженным ожидания худшего, боязни быть обойденным другими и т д и т. п. Отсюда — вечное раздражение, толкучка, злоба нытье, толкание в спину и наступание на ноги. Постоянная готовность впасть в паническое состояние, наброситься на соседа, предать ближнего. Основа основ его; психологии — слава Богу, что хоть целы пока, что хоть что-то есть, что раньше еще хуже было (или что раньше не то было, ~ смотря по обстоятельствам).  

Так о каком тут духовном единстве нации речь может идти?! А наверху вечно справляли свои государственные оргии инородцы – варяги, немцы, грузины, евреи.. А свой брат, если вылезал вверх, становился для своего народа хуже варяга, немца, грузина, еврея… А когда нарождалось что-то значительное в области духа нации, шли погромы, погромы и погромы. Власти совместно с самим же русским народом до основания выкорчевали всякие попытки лучшей части русского народа выйти в народы европейские. И опять матрешки, балалайки, пляски, самовары. Смешно, сейчас русский народ вообще не пляшет (и плясал ли раньше?) и не тренькает на балалайке, а самовары имеют только иностранцы. И вообще, проблема русского народа — дохлая проблема. Пожалеть русский народ можно. Но рассчитывать на некое русское национальное самосознание как на фактор прогресса — бессмысленно. Он в прошлом, а не в будущем. А прошлое не менее печально. Мы захватили огромные территории. Насилуем половину Европы. Лезем во все страны мира. А толку что? Захватить-то мы можем. А удержаться? А освоить? Конечно, мы можем дикарей поднять до своего полудикого уровня. Но цивилизованному миру мы несем явное занижение всех лучших продуктов цивилизации, если не сказать большего.   Мы заражаем мир серостью, халтурой, ленью, враньем, ненадежностью, лицемерием, коварством, пошлостью, насилием и т. д. и т. п. Это говорю я, русский человек, познавший русский народ и страдающий за его трагическую судьбу. И не мероприятиями тут можно исправить положение, а лишь изменением всей исторической ориентации народа, которая через много поколений может дать эффект. А возможно ли это? Насколько я разобрался в законах истории, историческая ориентация больших народов неизменна. Способные русские люди? Их основная цель — любыми средствами выбиться из одной трясины и заиметь какие-нибудь привилегии. Короче говоря, русский народ — удобная арена для проходимцев и материал для авантюрных экспериментов. Для коммунистических в том числе, сказал я. Для коммунистических в особенности, сказал Учитель. Всегда для коммунистических со времен Ивана Грозного, сказал Добронравов. К стыду своему я должен сознаться, сказал я, что меня как-то не волнует судьба русского народа. Меня тоже, сказал Учитель. Но это не равнодушие, а готовность разделить судьбу своего народа, покорность ей. Мы лишены возможности влиять на нее активно, как и почти вся остальная масса народа, и нам не остается ничего иного, как с рождения усвоить психологию: будь что будет! Наш народ вверяет свою судьбу высшему руководству не потому, что верит ему и любит его, — он не верит ни одному его слову и ненавидит его, — а потому, что в силу исторически сложившихся социальных условий своего существования вынужден отчуждать свое активное начало тому, кто сумеет его захватить.

* * * 

ПОСЛАНИЕ РУССКОМУ НАРОДУ 

Меж гор, лесов, полей, морей,

Меж необъятных океанов,

Без буржуев и без царей

Расти и ширьсь, страна Иванов!

Не мясом – лозунгом питай

Свою первичную натуру!

И в тесном транспорте читай

Про рай земной макулатуру!

Не в шелк — в газетный треп одень

Свое проверенное тело!

И помни, дан текущий день,

Чтоб выть «Да здрасьте» оголтело!

Славь мудрость партии вождей!

И все житейские прорехи

Вали на дефицит дождей,

На объективные помехи.

Что даром хлеб не продают

За океаном сионисты.

Покоя сзади не дают

Мао… их мать! цзэдуинисты.

Напоминай, что мы должны

Кормить задаром пол-Европы

И жрут из нашей же мошны

Свободолюбы эфиопы.

Но ты достигнешь всe равно,

И, верный Ленину завету,

Всепобеждающим говном

Засрешь по уши всю планету. 

* * * 

УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ 

Социальный и возрастной состав КПСС — одна из важнейших государственных тайн. Один старый друг отца, работающий на периферии на довольно крупной должности, рассказывал (в пьяном виде, конечно, и по секрету), что у них посадили человек десять; одних — за попытку разгласить данные о социальном и возрастном составе партийной организации области, других — за небрежность в хранении этих данных.  

То, что у нас публикуется на этот счет, сплошная липа. Почему? Да потому, что наша Партия считается прежде всего партией рабочего класса, и к тому же — партией, в которую идут из стремления души к светлым идеалам. А на самом деле она уже давно есть партия пожилых чиновников (по преимуществу), и вступают в нее почти все (за редкими исключениями, о коих скажу ниже) из стремления к благополучию всякого рода.  В светлые идеалы не верит никто, кроме немногих маразматиков, которым положено это делать по их положению. Да и те просто привыкают считать своей искренней верой то, что сначала было ложью и лицемерием. И больше абсолютно ничего. Мы над этими идеалами начали смеяться еще в младших классах школы, причем будущие члены партии и преуспевшие чиновники смеялись не меньше прочих. А то и больше. Один из наших выпускников сейчас работает в аппарате Городского комитета (МГК) партии, один — в Идеологическом отделе в КГБ, кое-кто преуспел в званиях и должностях в науке, что те же самые МГК и КГБ. Наша школа была в центре, у нас училось много детей чинов из КГБ, МВД и других почтенных организаций. Так эти партийные активисты в свое время были основными поставщиками антисоветских анекдотов. Тот тип, что сейчас в МГК, собрал полностью все серии «Армянского радио», «Чапаева», «Ленина», «Хрущева» и «Брежнева». 

* * * 

ПРОБЛЕМА ОДИНОЧЕСТВА 

А еще МНС думал о том, что он очень одинок. Знакомых много.. Родители есть. Родственники и друзья есть. А он все равно одинок. Почему? Да потому, сказал он сам себе,что ты слишком много думаешь. Слишком богатый (если не сказать — захламленный) у тебя твой собственный духовный мир.  Люди липнут друг к другу от духовной бедности. И суммарную духовность каждый из них воспринимают как свою личную. А тебе нет надобности прилипать к другим и соединять с ними свою духовность. У тебя есть лишь потребность общаться иногда с такими же богатыми и суверенными в духовном отношении персонами, как ты сам. Но ничего особенного в твоем положении нет. Теперь таких персон полным-полно. И цена им теперь — грош. Так что нос не задирай. Теперь гораздо большую ценность имеют духовно-частичные индивиды, лишь в соединении с другими обретающие смысл. Как в детском конструкторе. У меня в комнате за шкафом до сих пор валяется какая-то штучка от такого конструктора. Когда-то я знал ее назначение, сейчас же вспомнить его не могу. Так и вообще большинство людей теперь суть детальки из какого-то огромного конструктора. Детальки стандартные. Лишь в соединении с другими такими же детальками они дают более или менее определенную часть некоего целого, которое образуется из них, но не ими созидается. А такие, как ты, суть ненормальные, свихнувшиеся детальки. Вы хотя и являетесь детальками целого, как и все прочие, но вы вообразили себя неким грандиозным целым. И ваше воображаемое целое сопоставимо с реальным целым, составляемым из миллионов частичных и бессмысленных по отдельности деталек. Но вообще говоря, грустно. Хочется все-таки близкого человека иметь.

* * * 

О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ      

В молодости я, как и многие другие, задумывался над проблемой смысла жизни. Зачем вообще я живу? — спрашивал я себя. И вообще, зачем это все происходит? И приходил в ужас от неспособности найти ответы на такие вопросы.   Потом я успокоился. Но вовсе не потому, что нашел ответ, а потому, что понял бессмысленность своей проблемы. Я понял, что вопросы «Зачем я живу?», «Зачем живет человек?», «В чем смысл жизни?» и т. п. представляют собою лишь языковое выражение некоторого психического состояния людей, причем выражение неадекватное. В языке это состояние выражено вопросом, хотя оно само по себе вопросом не является.  

Это — ложный вопрос. На него нельзя ответить так, как отвечают на реальные вопросы «Сколько будет два плюс два?», «Сколько километров о/Земли до Марса?», Психическое состояние, так неадекватно выражаемое нами вопросами о смысле жизни, есть на самом деле некое побуждающее состояние. Оно побуждает человека к определенным действиям совсем не лингвистического, а психического толка. «Ответом» на такие псевдовопросы являются псевдоответы, то есть поступки, точно так же не имеющие адекватного выражения в языке, если их рассматривать с точки зрений «вопросов» о смысле жизни. Начав вести определенный образ жизни, я снял проблему смысла жизни — дал неязыковой «ответ» на неязыковые запросы, ложно выражаемые как языковые вопросы. Кандидат сказал, что вопрос о смысле жизни есть вопрос религии, а не науки и идеологии. Поиски смысла жизни суть неосознанные поиски Бога. Отказ от этих поисков есть отказ от Бога. А то, что говорил я, есть лишь одна из форм самооправдания. Костя сказал, что надо жить только ради того, что остается в веках. МНС сказал, что для этого надо строить пирамиды. 

* * * 

НАЗИДАНИЕ 

В нашем обществе такие люди, как МНС, суть очень редкое исключение. Даже в учреждении профессиональных думателей и говорунов, в котором работал МНС, он был одиночка. В его окружении было много людей, похожих на него. Но они суть явления иной породы. Они суть среда для таких, как он, но он не есть элемент среды для них. Кроме того, тут действует социальный закон резонанса, по которому обычные люди начинают думать и говорить подобно МНС лишь в присутствии таких существ, как МНС, что создает иллюзию, будто их много.  Эти исключительные существа играют для своего окружения роль генератора идей, роль катализатора думательного и говорильного процесса. Даже молчание этих существ провоцирует окружающих на мысли и слова такого рода, какие описаны в этой книге. 

Конечно, МНС не типичен для нашего общества. Но он более чем типичен: он характерен. В таких индивидах концентрируется то, что малыми дозами, фрагментарно и случайно распределено по многим другим людям. И в этой своей концентрированности они выглядят как исключения, хотя концентрируют в себе лишь то, что свойственно в той или иной мере их окружению. Быть таким индивидом значит выполнять определенную характерную роль в обществе.  Общество само выталкивает отдельных индивидов на эту роль. Но происходит это не часто — обществу и не требуется их много. И не всегда общество в них нуждается. Даже тогда, когда оно в них нуждается, ему не всегда удается выделить на эту роль подходящего индивида, и потребность удовлетворяется иными средствами или глохнет неудовлетворенной.  

Такой индивид должен выделиться из массы людей за счет своих личных качеств, которые в требуемом сочетании встречаются не так уж часто: он должен быть достаточно образованным, умным, остроумным, способным, непутевым, бескорыстным, некарьеристичным, добрым, находчивым, нетрусливым и даже чуточку аристократичным.  Посмотрите вокруг себя: много ли таких людей вы заметите в поле своего внимания? В реальности такой индивид бывает далеко не ангелом. Он обладает и отрицательными качествами. Вы видели, что МНС обладает в изобилии таковыми. Но они не влияют на характер исполняемой им роли. 

В чем конкретно состоит роль таких индивидов, как МНС, в обществе? Они воплощают в себе некое романтически-страдательное самосознание общества, тоску по неосуществимым идеалам, тоску по невозможности некоего просветленного, возвышенного начала в обществе и многое другое в том же духе, чему нет еще подходящего научного наименования и определения. И, появляясь, они самим своим существованием проявляют общество с этой точки зрения — обнажают некое общественное подсознание, образующее скрытую основу всей прочей духовно-интеллектуальной сферы общества. Отчасти этим определяется и отношение к ним общества: оно готово мириться даже с резкой критикой своих язв, но оно не хочет обнажать подноготную своего здоровья. Роль таких индивидов не следует смешивать с ролью беспристрастного познания общественных явлений (хотя такой элемент тут есть) и с ролью критиков язв общества (и такой элемент тут есть). Людей, которые более или менее верно понимают окружающее общество, довольно много даже у нас, несмотря на то, что научно правильное понимание общества считается преступлением или является привилегией секретных организаций. Что касается критиков язв, то почти каждый гражданин нашего общества способен на это в подходящем настроении, а в нетрезвом состоянии он ни на что другое вообще не способен, кроме разоблачения. 

Не надо, далее, смешивать роль таких индивидов с ролью циников и шутов. Цинически-шутовское отношение к обществу распространено очень широко. Циники и шуты есть повсюду. В правящих слоях общества их не меньше, чем в подвластных. Общество относится к ним довольно терпимо. Хотя оно и не выпускает их на первые роли (для этого нужна хотя бы видимость веры и серьезности), оно позволяет им многое.  Носителям же и выразителям романтически-страдательного отношения к обществу никогда не позволяют подняться даже на первую ступень социальной иерархии. Их стремятся низвести до уровня цинически-шутовского или познавательно-критического, а если это не удается, исключить из себя и уничтожить. Общество производит их как свой продукт, но такой продукт, который является чужеродным для него и подлежит выбросу в качестве экскремента. Это — отходы духовной жизнедеятельности общества. Оно стремится избавиться от страдательного элемента своего подсознания, собрав и спрессовав кусочки его в особое тело. Индивид такого типа, как МНС, аккумулирует в себе болезненную часть подсознания общества для того, чтобы очистить от него общество. Последнее не становится от этого здоровее. Но формальная операция выброса должна состояться. 

Индивид такого типа, как МНС, опасен обществу не столько тем, что он аккумулирует в себе болезненные явления подсознания общества, сколько тем, что он способен осуществить эту аккумуляцию лишь благодаря своему особому социальному качеству: он — индивидуалист. Вы сами видели, что он готов был примириться с существующим строем жизни, но у него ничего из этого не вышло. Думаете, не успел? Вряд ли это так. Ну, пронесло бы на этот раз, а где гарантии, что не погорел бы в другой? Дело тут в том, что общество само не захотело с ним примириться, ибо оно разгадало в нем эту самую страшную для себя опасность — индивидуалиста. Именно поэтому общество позволило и даже помогло отобрать его в качестве марионетки в задуманном свыше представлении и таким необычным способом избавиться от него. Чтобы описать, что такое индивидуализм, надо одновременно описать его противоположность — коллективизм. Без этого нельзя понять, почему коллективизм есть норма для нашего общества, а индивидуализм — отклонение от этой нормы, почему индивидуализм враждебен и опасен нашему обществу, почему именно индивидуализм становится выражением наиболее глубоко запрятанных духовных механизмов общества. Я позволю себе несколько подробнее высказаться на эту тему, ибо никакая другая проблема не вульгаризирована и не опошлена до такой степени, как эта. Причем трудно сказать, кто больше усердствовал в этом направлении — апологеты нашего общества или его враги. 

Индивидуализм и коллективизм имеют некоторые основания в биологической природе человека как психическая ориентация внутрь себя (назовем ее инсайдизмом) и вовне (аутсайдизм).  В этой зародышевой форме они свойственны всякому нормальному человеку. Когда та или иная ориентация у отдельного человека получает преимущественное развитие и доминирует, получаются инсайдисты и аутсайдисты как психологические типы. Такие типы точно так же свойственны всякому обществу в той или иной пропорции, в тех или иных формах, соответствующих условиям данного общества. Упомянутое разделение черт психологии и психологических типов не абсолютно. Это — типичный пример научного упрощения. В реальности грани между рассматриваемыми явлениями неопределенны и подвижны. Человек в одних ситуациях может проявлять одни черты, в других — другие. И типы эти различаются только по отношению к определенным видам действий и условий. Но такое разделение правомерно и даже обязательно как шаг в понимании интересующего нас феномена нашего общества. Хотя эти явления общечеловеческие, лишь в определенных социальных условиях различия между ними оказываются жизненно важными, лишь в определенных условиях они становятся социальными качествами социальных индивидов и социальными типами, обозначаемыми терминами «индивидуализм», «коллективизм», «индивидуалист», «коллективист». Условия эти — скопления больших масс людей, в которых жизнь и судьба людей существенным образом зависят от самого того факта, что люди вынуждены жить в данном их скоплении. Ниже я опишу эти явления уже в их развитых и очевидных формах, в каких их можно заметить в современном обществе. 

С поведенческой точки зрения индивидуалист предпочитает действовать в одиночку, независимо от других людей. Стремится к деятельности такого рода, где это возможно в большей мере. Если действует в коллективе, стремится занять обособленное положение или выполнять функции, по возможности независимые от других. Не следует это смешивать со стремлением к привилегированному положению. Иногда тут есть совпадение. Но не всегда. Индивидуалист готов поступиться привилегиями и выполнять более тяжелуюи менее доходную деятельность, если она дает ему какую-то независимость от деятельности других людей. Я имею в виду само осуществление деятельности и ее продукты, а не служебное положение или социальные позиции. Индивидуалист не избегает привилегий и даже может стремиться к ним, если с привилегиями связана независимость его поведения, деятельности. Коллективист же предпочитает действовать в группе, в контакте с другими людьми, делающими с ним одно, единое дело. Стремится к: деятельности такого рода, где это возможно в большей мере. Если действует в одиночку, стремится свое дело представить как частичку общего. Индивидуалист избегает сборищ, стремится выделиться из толпы. Будучи вынужден быть в группе или в толпе, стремится сохранять самостоятельную линию поведения.  Коллективист стремится к сборищам, стремится примкнуть к группам, ка¬стам, партиям, толпе. В массе людей ведет себя по законам массы, не выделяясь из нее. Не следует это смешивать с такими явлениями, как стремление к карьере или отсутствие такового, стремление к лидерству или отсутствие такового. Коллективист может стремиться к лидерству, к карьере, к привилегиям, к возвышению над толпой. Но — в массе людей, через коллектив, в коллективе, в толпе и с толпой. Коллективист даже более склонен к возвышению над окружающими, к лидерству, к карьере, чем индивидуалист. Для коллективиста это — его поведение и роль в толпе, в коллективе. Для индивидуалиста же — лишь средство отделиться от коллектива.  

Индивидуалист стремится пробиваться в жизни за счет индивидуальных способностей и личного труда, то есть лично. Коллективист же пробивается вместе с коллективом, за счет коллектива, за счет своей роли в коллективе. Если индивидуалист волею обстоятельств имеет предметом своей деятельности других людей, он и в этом случае главным орудием своей деятельности считает свои таланты руководителя и свой личный труд.С психологической точки зрения индивидуализм и коллективизм не следует смешивать с эгоизмом, эгоцентризмом, альтруизмом, мизантропией, общительностью, замкнутостью и прочими качествами того же рода. Коллективист может быть эгоистом и эгоцентристом, ненавидеть людей, быть замкнутым. Индивидуалист может быть общительным, может любить людей, может избегать привлечения к себе внимания. Коллективист может быть шкурником, может предавать свой коллектив за свои мелкие выгоды. Он не обязательно ставит интересы коллектива выше своих личных.  Индивидуалист может быть преданным коллективу, может жертвовать своими интересами ради коллектива! Дело тут совсем не в этом. Индивидуалист психологически самодостаточен. Он ощущает себя как целостную и суверенную личность. Он обладает некоей психологической оболочкой, охраняющей его психику от некоего растекания и предохраняющей ее от посторонних вторжений, — личностной оболочкой.

Коллективист же ощущает себя личностью лишь в качестве частички более сложного целого — коллектива. Никакой личностной оболочки он не имеет. Потому он склонен вторгаться в души других людей и допускает других в свою собственную. Наша советская интимность, переходящая обычно в хамство и пошлость в отношениях между людьми, есть характерное проявление коллективистской психологии. Индивидуалист предпочитает держаться от людей на некоторой дистанции, протестует против вторжения других людей в тайники своей души. Индивидуалист склонен к своим собственным, независимым от других мнениям, вкусам, суждениям. Коллективист склонен принимать навязываемые ему другими мнения, вкусы, оценки. Коллективист психологически есть лишь частичка личности-коллектива, индивидуалист же содержит в себе все потенции целого коллектива. С идеологической точки зрения индивидуалист воспринимает себя как некую суверенную державу, как существо, имеющее самодовлеющую ценность, и автономное. И в других людях индивидуалист признает такие же суверенные существа. И даже к коллективу, в котором вынужден вращаться индивидуалист, он относится как к равноправному существу. Он отвергает принцип «Интересы коллектива выше интересов личности». Он принимает принцип «Интересы членов коллектива по отдельности и коллектива в целом равноценны». Коллективист же воспринимает себя как часть или функцию суверенного целого — коллектива, принимает принцип «Интересы коллектива выше интересов личности», фактически истолковывая его как принцип «Мои интересы в качестве члена коллектива (то есть совпадающие с интересами коллектива как целого) выше интересов тех членов коллектива, которые идут вразрез с ними».  

На практике принцип коллективизма реализуется в формуле «Все мы дерьмо», а принцип индивидуализма — в формуле «Все мы боги».- Индивидуализм есть самая высокая оценка личностного начала в обществе, коллективизм — самая низкая. Они, подчеркиваю, различаются не по отношению к коллективному началу в обществе, а исключительно к личностному.  Индивидуализм не означает недооценку коллективного начала, а коллективизм – переоценку его. Спор между ними идет в отношении к человеку, а не к коллективу. Для коллективизма ссылки на важность коллективного начала в обществе есть лишь аргумент в споре и материал для самооправдания. Для индивидуалиста человеческое общество есть объединение полноценных и суверенных «я», а для коллективиста лишь само объединение есть «я», лишь «мы» есть «я». 

Одним из путей реализации принципов индивидуализма является общество с гражданскими свободами и с правами личности. Разумеется, этот путь не абсолютен, не идеален, не безупречен. Но все же индивидуалист имеет больше шансов появиться и уцелеть в этом обществе, чем в другом. Классическим воплощением принципов коллективизма является коммунистический тип общества. Так называемое буржуазное общество не есть общество, в котором господствует индивидуализм. Просто в этом обществе процент индивидуалистов несколько выше, чем в обществе коммунистическом (но еще вопрос, выше ли он, чем в обществе феодальном), индивидуалисты здесь имеют больше шансов уцелеть и преуспеть, влияние их на жизнь общества в целом заметнее. Коллективизм как способ поведения, как форма психологии и как форма идеологии делает индивида более приспособленным к сложным условиям современного общества, чем индивидуализм. Коллективист гибче, подвижнее, изворотливее, чем индивидуалист. А когда речь идет об обществе коммунистическом или об островках коммунизма в других обществах, то коллективизм оказывается максимально адекватным самим основам общества.  

В коммунистическом обществе каждый социально активный индивид прикреплен к некоторому первичному коллективу, через который он отдает обществу свои силы и способности и получает соответствующую его социальной позиции долю продукта, от которого существенным образом зависит его судьба. Поэтому общество специально культивирует здесь коллективистов. Даже индивиды, которые в иных условиях могли бы стать индивидуалистами в силу природных задатков, подгоняются здесь под общую норму, подобно тому, как прирожденные левши принуждаются быть правшами. Наше общество прилагает все силы к тому, чтобы индивидуалисты не появлялись. Но они все-таки появляются. Общего объяснения этому феномену нет. Они появляются как-то вдруг, вроде бы совершенно неожиданно. Как порой появляется отдельный длинный волос на видном месте которое вы тщательно бреете каждый день и разглядываете на свету. Бреете, разглядываете, как бы чего не осталось несбритым, и все-таки однажды вдруг замечаете этот чудом уцелевший волосок. Так и с индивидуалистами в обществе. Обнаружив несбритый волосок, вы стараетесь сбрить его, а если это не удается, вырываете его с корнем.Точно так же поступает и общество с индивидом, который чудом избежал превращения в коллективиста и вырос в индивидуалиста. Коллективу жить с таким исключением из общего правила еще более неудобно, чем гладко выбритому человеку появляться в приличном обществе с тем самым волоском, нагло торчащим на видном месте. 

Индивидуалист все же отличается от того раздражающего вас отдельного волоска на выбритой физиономии хотя бы тем, что играет и некоторую положительную роль. Он самим своим существованием напоминает нам о том, что мы все-таки в какой-то мере суть потенциальные «я», лишь трансформирующие это свое «я» в угоду другим «я», выступающим в качестве полномочных представителей  воображаемого «мы».  В обществе постоянно сохраняются виды деятельности, с которыми хорошо справляются лишь индивидуалисты. Это главным образом суть виды творческой деятельности, в которых коллектив в принципе или фактически в данных обстоятельствах не способен заменить отдельного человека, в которых коллектив не имеет никаких преимуществ перед индивидом. Так, МНС был способен создать выдающийся идеологический текст, который не могут создать десятки тысяч идеологических работников совместно. Но индивидуалист играет свою положительную роль так, что становится опасным для нормальной жизни общества. Он самим фактом своего существования дает понять людям, что им за потерю их «я» заплатили слишком дешево, что они на самом деле отреклись от него не во имя возвышенного «мы», а во имя корыстных интересов таких же ничтожеств, как и они сами.  

Он играет роль, подобную роли правильного зеркала в обществе уродов, которые по идее должны были бы быть красавцам и, что вызывает злобу и отравляет существование. Он опасен не тем, что раскрывает тайны бытия и зовет к преобразованиям, а тем, что существует вопреки всему и несмотря ни на что, существует, хотя не должен существовать. Выполнение же упомянутых видов деятельности создает угрозу возвышения индивида над прочими смертными не по законам данного общества, а вопреки им, что создает соблазнительные образцы. Он есть угроза порчи самого вещества общества, то есть человеческого материала, образующего это общество.  Исчерпывающим образом проблему индивидуализма решил Митрофан Лукич, о коем я уже упоминал в предостережении. Увидев МНС, медленно бредущего по коридору от большой лестничной площадки в сторону малой и не обращающего на него (на самого Митрофана Лукича!) ни малейшего внимания, Митрофан Лукич оторопел от изумления и вымолвил только одну короткую, но чрезвычайно глубокую по мысли фразу: «А по-че-му?!» Мне, как бывшему солдату» было совершенно ясно, что именно хотел сказать этим Митрофан Лукич: он хотел сказать то же самое, что сказал бы в свое время маршал Буденный, увидев в кавалерийском полку, гарцующем по Красной площади мимо Мавзолея, человечка в драных джинсах, с длинными, давно не мытыми волосами, с клочковатой бородой и книжкой на не понятном никому языке вместо шашки. Можете себе представить, что сказал бы по сему поводу упомянутый маршал?! Кстати, именно эта, исполненная глубокого смысла фраза Митрофана Лукича, а не доносы стукачей о разговорчиках на малой площадке и не высшие соображения на Лубянке и Старой площади, вынесла окончательный, не подлежащий обжалованию приговор МНС. Она подвела итог всему. Ею и можно было бы закончить книгу. Это было бы вполне в духе лучших традиций мировой литературы — ставить вечные проблемы и тем самым будить сознание передовой части человечества. Но все же хочется в нарушение традиций извлечь и какие-то позитивные уроки из сказанного! Я знаю, что такое извлечение уроков есть наиболее занудная часть человеческого бытия, и потоку не буду утруждать читателя длинными назиданиями. Ограничусь лишь одним, который мне импонирует больше всех: 

Первейший жизненный урок

Постиг я, будучи еще солдатом в обреченной роте:

Когда не в ногу с прочими идешь

И вопреки всему наивно ждешь,

А вдруг из этого какой-то выйдет прок,

Иди напротив. 

Москва, 1978 — Мюнхен, 1979