Елена Витальевна Комовская,
аспирант Брянского государственного университета имени академика И.Г.Петровского
Композиционная особенность архитектоники романов А.А. Зиновьева
В статье рассматривается композиция романов А. А. Зиновьева как сложная спиралевидная тезаурусного типа. Акцент сделан на авторской архитектонике представляющей собой движение от абстрактной идеи к конкретному её воплощению в художественном пространстве. Указана дополнительная функция «подзаголовков-близнецов» в творческом наследии писателя, описана специфика семантических «квантов» в композиционной структуре романов А. А. Зиновьева. Ключевые слова: квант, денотат, архитектоника, композиция, подзаголовок, подзаголовок-близнец.
Социологические романы А. А. Зиновьева в плане архитектоники представлены как многочисленные разрозненные главы-рассказы, а в единое целое их скрепляет социологическая идея, выражающая специфику влияния на человека объективного социального закона. Так, от абстрактного обоснования социологической идеи в теоретических работах героев автор постепенно переходит к конкретному её воплощению в художественном мире произведения. Социологическая идея обычно сформулирована в романах А. А. Зиновьева теорией, учением отдельных героев и представлена в их трактатах, дневниках. Так, в романе «Зияющие высоты»- это социомеханика Шизофреника, рукопись Крикуна, книга Клеветника, в романе «Гомо советикус» – это роман-трактат-донос-отчет Я, в романе «Глобальный человейник» — это дневник Ала, описывающий способы и рычаги давления на западоида. Практическое воплощение идеи, описанные Шизофреником, Клеветником, Крикуном, Болтуном, получают в социуме Ибанска (в хронотопе у Ларька, в очереди, на «губе», в Сортире, на мусорной свалке); идеи Я иллюстрируют собой пансионеры, а МЦ в романе «Глобальный человейник» – это практическое отражение теоретических положений о социуме ГО из дневника Ала.
Используя в архитектонике излюбленный метод от абстрактного к конкретному, А.А. Зиновьев сумел «собрать частности в общее»[1, с.161], причем придать этому «общему» типическую обобщенность. Прибегнуть к подобного рода архитектонике А.А. Зиновьева, по мнению вдовы писателя – Ольги Мироновны, заставила сама историческая действительность: «От начала до последней строчки не было уверенности, что удастся написать большую книгу: ведь процесс создания мог быть прерван в любую минуту…. Каждый фрагмент писался так, что, случись нечто непредвиденное, он смог бы стать последним…» [2,с.111-112].
При обилии идей все же социологические романы А.А. Зиновьева в целом сводимы к двум основополагающим для его авторского миропонимания: социальной регенерации и социальной деградации. Под социальной регенерацией А.А. Зиновьев понимал восстановление ранее разрушенной системы в новых социальных образованиях («… социальная система разрушается, но если сохраняется человеческий материал и геополитические условия… то новая система оказывается, по многим важным признакам, близкой к разрушенным ранее» [3]. Эта идея и организует архитектонику романа «Глобальный человейник». Так, например, по геополитической организации ГО – это «… три гигантских союза…» [4], а с точки зрения человеческого материала — это общество «человьев», или «муравьев». Главы романа названы по их именам, сокращенным до нескольких букв, причем, если некоторые на европейский манер (Нор, Фил), то другие – на восточный (Ро, Та). Указанные герои в художественном пространстве исследуют историю, культуру разрушенных государств, выявляют и обобщенно формулируют свойственные для данных систем принципы социального существования.
Идея социальной деградации у А.А. Зиновьева многоаспектна. Во-первых, под ней он понимает процесс, когда «…социальная организация воспроизводит черты ранее знакомой ей социальной организации, но на более низком уровне»[3]. Эта идея пронизывает роман «Гомо советикус», поэтому не случайно Я постоянно кажется, что он никуда не выезжал из СССР, а главы, описывающие чудовищную мимикрию пансионеров, выявляют деградацию прежних принципов и законов, усвоенных советскими эмигрантами. Кроме того, под социальной деградацией А.А. Зиновьев понимает извращение изначально верных принципов и положительных программ, что и раскрывается в романе «Зияющие высоты».
По архитектонике каждый из романов в целом представляет собой перемежающиеся короткие главы – рассказы с обилием подзаголовков, которые могут выполнять как уже стандартные функции в литературном произведении, так и специфические, свойственные исключительно романам А.А. Зиновьева. К стандартным функциям подзаголовка в социологической трилогии можно отнести следующие:
1. Указание на лицо романного действия: «Нытик», «Энтузиаст», «Гомосос», «Гомо советикус», Ал, Нор, Фил, Шизофреник, Социолог, Сотрудник, Мазила. Однако, специфика подобных подзаголовков у А.А. Зиновьева состоит в том, что писатель выносит конкретное имя героя, тем самым акцентированно подчеркивает, что за именем персонажа в названии главы — скрывается обобщенный социологический тип.
2. Описание хронотопа художественного текста: «Утро», «Вечер», «День», «Пансион», «В пансионе», «Детство», «Университет», «В Академии», «В мастерской».
Однако, если в литературе XIX – XX веков традиционная функция названий-подзаголовков – это быть путеводителем по тексту с семантикой описаний, комментария, хронотопа, топонима, то в творческом наследии А.А. Зиновьева у названий-подзаголовков специфические функции номинации. Автор вводит в романное полотно, так называемые, «подзаголовки-близнецы», которые повторяются через определённые промежутки художественного пространства, организуют композицию произведений, но при этом выполняют свою специфическую функцию в архитектонике произведений.
Композиционное значение повторяющихся «подзаголовков-близнецов» различно: одни – обозначают социальные проблемы, другие – указывают на героя с личной программой. Примеры первых подзаголовков, «Жизненные уроки», «Человек и компьютер», «Проблемы адекватности личности», «Официальное и социальное», «Социальные законы», «Мы и Запад», «О стоянии на коленях». Ярким примером глав-близнецов, указывающих на героя с личной программой, служит главы «Сооружение» в романе «Гомо советикус»: в них описывается, как герой наблюдает из окна за строительством загадочного сооружения. Он мечтает о «Храме новой религии», строит целую теорию как изменится мир под влиянием данного храма , но его мечта разбита — таинственное Сооружение оказывается БАНКом, или новым современным символом подавления личности, а следовательно его вымышленный мир новой реальности не имеет ничего общего с действительностью.
При анализе архитектоники социологической трилогии А. А. Зиновьева мы сконцентрируем внимание на двух современных концепциях «внешнего» построения произведений, предложенных В. И. Тюпой и Ю. М. Лотманом, а под композицией будем понимать «взаимную соотнесенность и расположение единиц изображаемого и художественно-речевых средств, «систему соединения знаков, элементов произведения» [6, с.261].
Каждый текст, по мнению В. И. Тюпы, представляет собой «нарративную форму высказывания, суть которой состоит в её двоякой событийности: референтной и коммуникативной» [7, с. 55]. Исходя из этого, В. И. Тюпа предлагает выделить три типа композиционной организации повествования:
1. Сказовую (доминирование коммуникативной событийности над референтной);
2. Хроникерскую (равновесие коммуникативной и референтной событийности);
3. Аукториальную (доминирование референтной событийности над коммуникатиной).
Трилогия А. А. Зиновьева строится как отдельные замечания, рассказы Клеветника, Шизофреника, Я, Ала, Ла, Болтуна, Крикуна, при этом герои не связаны определенной позицией во времени и пространстве. Они постоянно перемещаются. Персонажей А. А. Зиновьева мы можем встретить то в далеком будущем, стоящими за ширли-мырли, то в реальном настоящем, распивающими пиво у Ларька или следящими за строительством загадочного Сооружения, то на мусорной свалке прошлого. Суждения, высказывания героев уравновешиваются референтной событийностью, что позволяет рассматривать социологическую трилогию А. А. Зиновьева как повествование хроникерского типа. Так, например, одна из узловых глав для осознания миропонимания писателя в романе «Зияющие высоты» — «Социомеханика». Она представлена как размышления Шизофреника над проблемами социологии, но в тоже время коммуникативная событийность уравновешена референтной, которая вводит повествование о «ведущем социологе», сумевшем доказать, что «..лишь 99,99999999999 процента руководящих работников Ибанска лояльны по отношению к руководимым работникам Ибанска, что полностью противоречит официальной точки зрения, по которой «число лояльных составляет 105,371 процента от всего числа руководящих лиц» [8, с.18]. Кроме того, в романе есть главы, которые полностью референтны по своей событийности, например, глава «Эпитафия живому», описывающая рутинную службу рядового ибанчанина, который вскакивает с кровати, бежит, опаздывает, стоит в очереди, снова бежит, садится на свое рабочее место, идет на собрание, на другое собрание. Однако, рядом с подобными главами соседствуют главы с коммуникативной событийностью, представляющие собой поток мыслей героев романа. Это такие, как «Бред» (описывает мысли и страхи Шизофреника), «Что лепить» (посвящена сомнениям Мазилы в избранном предмете изображения); «Из книги Болтуна» (построена как исповедь или дневник сокровенных мыслей героя).
Специфика коммуникативной событийности в социологических романах А. А. Зиновьева, на наш взгляд, проявляется в фокализации точки зрения героя, в результате в архитектонике текстов преобладает не столько деталь, сколько «денотаты», или «допредикативные очевидности» [7,с.63] сильного обобщающего значения. Так, например, для Шизофреника свойственно утверждение: «имитация дела важнее самого дела», так как это выражение является определяющим для ментального «внутреннего» ощущения мира героем.
Художественное пространство социологической трилогии заполнено семантическими «квантами», представляющими фокализацию отдельных мнений и суждений героев, которые часто опровергают устоявшиеся принципы социальной организации.
Так, например, герой Я в результате личного анализа и самоанализа выводит следующие семантические «кванты»: «пить или не пить», «бить или не бить», «иметь или не иметь». Это авторская аллюзия на известное шекспировское противостояния «быть или не быть», выражающее вечный гамлетовский поиск и нерешенный вопрос. Перед таким же «вечным выбором» «пить или не пить», «иметь или не иметь», «бить или не бить» находятся герои романа «Гомо советикус». Кроме того, зиновьевское противостояние «бить или не бить» возникло, возможно, как фонетическая калька из английского «to be or not to be» (Гамлет У. Шекспир), в результате чего возникает известный зиновьевский парадокс, а семантическое наслоение смыслов придает текстам комический эффект.
Семантический квант «иметь или не иметь» отсылает нас к известной книге Э. Фромма «Иметь или быть», в которой психоаналитик и социолог соотносит понятие иметь с эгоизмом, а быть – с альтруизмом. Исследователь полагает, что причины кризисных явлений кроются в специфике капиталистических отношений, по Фромму, данное общество руководствуется не интересами индивида, а собственными потребностями, поэтому себялюбивый, эгоистичный, алчный человек – это норма для современного мира, а вовсе не исключение. Зиновьевская аллюзия на книгу Э. Фромма не случайна, многие теоретические положения книги «Иметь или быть» в романах «Гомо советикус», «Зияющие высоты», «Глобальный человейник» находят художественное обобщение.
Ал раскрывает в романе «Глобальный человейник» в собственном дневнике оппозицию между «быть или слыть», опровергающую закрепленную официальную версию указанных «денотатов» и отсылает нас к шекспировскому сонету 121 «уж лучше быть дурным, чем только слыть». В романе «Глобальный человейник» в паре «быть или слыть» в противовес шекспировскому варианту доминировать начинает понятие слыть, в результате в обществе будущего зиновьевского варианта глупцы выглядят как мудрецы, преступники причислены к лику святых, заурядные люди канонизируются, а мощная идеологическая система создает мир «кажимостей», которые подменили мир сущностей.
Специфика же референтной событийности социологической трилогии заключается в глубоком обобщающем характере описываемых явлений. Так, например, главы «Очередь», «Справка», «Хронология», «Сооружение», «Гримасы прогресса» перечисляют явления и события, которые могли иметь место в любом государстве, в любой промежуток времени с каждым из нас.
Хронотоп у А. А. Зиновьева двупланов: с одной стороны, он историчен: так как легко угадываются реальные исторические лица, события, связанные с ними, с другой стороны вертикален, ибо в сюжетах романов, входящих в трилогию, сталкиваются три одновременно сосуществующих времени: настоящее, прошлое, будущее. При обилии всеобъемлющих описаний действительности А. А. Зиновьев в архитектонике романов отказывается от последовательного обзора или движущейся позиции наблюдателя, как это было в композиционной структуре этологических романов, так как такая структурная организация была бы не способна передать авторскую модель миропонимания. В каждом из романов социологической трилогии А. А. Зиновьев создает особый пространственно-временной континиум, где происходят основные события. Такой общей «смотровой площадкой» становится в романе «Гомо советикус» комната «Я», именно в данной комнате мы подслушиваем разговоры пансионеров, встречаемся с ними, разговариваем с Вдохновителем, следим за стройкой загадочного Сооружения. В «Зияющих высотах» подобную функцию выполняет Ларек, у которого происходят все идейные ссоры, очереди, монологи, повествующие о личной жизни, все основные идеи трактатов зарождаются именно там. В «Глобальном человейнике» все действие развивается в топосе общественной организации МЦ.
Композиция социологической трилогии А.А. Зиновьева, на наш взгляд, – это сложная спиралевидная композиция тезариусного типа. Сложная, так как в ней обилие идей, организующих художественное пространства, тезариусная, потому что акцент сделан на идеях, исключительно значимых для авторского миропонимания. Спиралевидность достигается за счет того, что идеи в социологической трилогии не статичны, они постоянно развиваются, приобретая новые грани во времени. Так, например, идея одиночества человека в условиях тоталитарного строя в романе «Зияющие высоты» только заявлена в главе «Социомеханика», в главе «Эпитафия живому» получает обобщенное значение, чтобы достигнуть своего пика в главе «Час последний», показывающей вселенское одиночество Крикуна, которому некуда бежать, так как Ибанск простирается на весь мир.
Список литературы
1. Сапгир К. В фокусе вогнутого зеркала. В кн.: Феномен Зиновьева. М.: «современные тетради», 2002. С.161.
2. Зиновьева О.М. Александр Зиновьев: творческий экстаз. В кн.: Феномен Зиновьева.М.: «Современный тетради», 2002. С.111-112.
3. Бухтеев Н.И.: Новый этап развития постсоветской России. URL: http://zinoviev.org /chteniya/elzhur/nikolaj-buxteev ( дата обращения от 14.11.12).
4. Зиновьев А.А. Глобальный человейник. М.: Эксмо, 2007.
5. Krikwood M. The novel approach of A.A. Ziniviev // «From Pushkin to Palisandria». London,1990.P.217.
6. Хализев В.Е. Теория литературы: учеб. пос. для высш. учб. завед. М., 2003.
7. Тюпа В.И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ).М., 2008.
8. Зиновьев А.А. Зияющие высоты.М.: Эксмо,2002.
—————————————
In article specifics of composition of novels of A.A. Zinovyev as difficult helicoid tezaurusny type is considered. The emphasis is placed on author’s very tectonics representing movement from abstract idea to its concrete embodiment in art space. Additional function of “twin subtitles” in a creative heritage of the writer is specified, specifics of semantic “quanta” in composite structure of novels of A.A. Zinovyev is described. The key words: quantum, denotat, very tectonics, composition, subtitle, twin subtitle.