От редакции: Газета «Совершенно секретно» публикует очередную статью Юрия Лужкова. В прошлой публикации «Желтый дракон» загребает жар распри Европы и России» (№ 32/327, декабрь 2014 года) экс-мэр Москвы подверг критике перенос стратегического вектора Кремля на Восток. Сегодня Юрий Лужков делится с читателями «Совершенно секретно» своим видением причин нынешнего экономического кризиса, корни которого, по мнению политика, уходят в ельцинскую эпоху…

Великий кормчий возродил историческое бытие Поднебесной. А властолюбец Ельцин выломал из исполина СССР свой «улус» – униженную Эрэфию. В сегодняшнем процветающем Китае почитают Мао. При всех его прегрешениях и загибах, основатель КНР в глазах соотечественников – выдающаяся личность. Ельцин тоже метил в «генералы», но, по Конфуцию, он из разряда тех, «чьи способности можно вместить в бамбуковую корзинку».

И все-таки одно редкое качество роднит Мао и Ельцина. Они оба, не колеблясь, поставили на карту судьбу и благо страны, лишь бы удержаться на вершине власти. Эта варварская безоглядность поразительна. И ведь исторические обстоятельства вовсе не были для страны такими отчаянными, как весной 1918 года.

В обмен на признание Антантой власти большевиков Ленин, как теперь стало известно, был готов пойти на крайние, немыслимые уступки, поддержать международное признание правительств Колчака, Юденича, Деникина. И даже согласиться с высадкой войск Антанты в Мурманске, Архангельске, Владивостоке… Посол США Буллит телеграфировал в Вашингтон, дескать, оставить за большевиками только Петроград и Москву, да еще Тверскую губернию.

Сделку отмел Промысл истории, но что было, то было… Мао запалил бомбу «культурной революции». Она едва не сгубила Поднебесную. Когда его власть пошатнулась, Мао вывел на политическое ристалище китайскую «опричнину» – многомиллионные толпы фанатиков-хунвейбинов. «Бунт – дело правое!» – возгласил Великий кормчий. Дело обернулось разгромом партийных комитетов по всему Китаю и хозяйственной катастрофой.

Китай на многие годы погрузился в смуту и междоусобицу. Погибли десятки тысяч людей, да кто их считал? Конец 1960-х и начало 1970-х годов для КНР были потеряны десятилетием. Таким же образом «лихие» 1990-е годы обернулись проклятыми для России. Если Мао сделал ставку на леваков – хунвейбинов, то Ельцин доверился – в политике правее некуда – секте «младореформаторов», круглых дилетантов в экономике и управлении.

Туземный «монетаризм» не преследовал никаких созидательных целей. Устами Чубайса «младореформаторы» ныне открыто сознаются, что их целью являлась никакая не рыночная перестройка экономики, а погром и растащиловка «тоталитарного» хозяйственного организма великой страны. Попросту – безоглядный снос цивилизованных управленческих структур, унаследованных от СССР.

Россия, стало быть, тоже пережила свою «культурную революцию». Ни к культуре, ни к экономике два этих мутных потока на самом деле никакого отношения не имели.

В политике, идеологии противоположности, очевидно, пересекаются. И впрямь, что там, что здесь насилие политики над экономикой. Химерические, «возвышенные» идеалы и фанатический беспредел погромщиков. «Идеи Мао», «мировая революция» в старом троцкистском духе. И, на особицу, «права человека», «воссоединение с Западом», открытое прославление Мамоны.

Казалось бы, далеки друг от друга, из разных болот эти «кулики». Но есть нечто общее в сути движений хунвейбинов и «младореформаторов».

Замах – камня на камне не оставить от всего, на чем стоит страна.

Замах – уничтожить фундамент. Крыша и стены рухнут сами собой.

«…К концу 1965 года глобальные планы Мао («мировая революция» троцкистского толка. – Ю.М.) рушились один за другим, – свидетельствуют Юн Чжан и Джон Холлидей – авторы хорошо выстроенной, доказательной монографии «Неизвестный Мао». – Председателем Мао овладела темная ярость, он перенес внимание на собственную страну и начал выявлять внутренних врагов». После сокрушительного провала Большого скачка, злополучной экономической утопии, председатель Мао почти утратил непререкаемый авторитет, особенно среди ближайших соратников в Политбюро КПК и армии.

Политическая интрига назревавшего противоборства в верхах затевалась издалека. Она пришла с театральных подмостков. Мао упорно, но безуспешно пытался запретить оперу с историческим сюжетом, которая называлась «Разжалование Хай Жуя». В сюжете Мао заподозрил завуалированную атаку на себя – «императора». По велению председателя разгромную статью о «крамольной» опере напечатала газета в Шанхае. Однако партийный официоз, газета «Жэньминь жибао», наотрез отказалась перепечатывать «установочную» статью. За дерзостью главного редактора и редколлегии стоял куратор культуры член Политбюро Пэн Чжэнь. В Политбюро КПК он был не одинок. При поддержке Председателя КНР Лю Шаоцы, Пэн выпустил в феврале 1966 года «директиву», запрещающую использовать политические обвинения для «подавления культуры».

«Мао был близок к отчаянию…», – свидетельствуют Юн Чжан и Холлидей. И удалился в свою «Александрову слободу» – южную провинцию, где в районе Ханчжоу состоялся его «сверхсекретный» разговор с министром обороны Линь Бяо.

Вождь заручился поддержкой армейской верхушки в затеваемой им «большой чистке». Она вошла в историю под условным названием «культурной революции». Отныне Линь становится вторым человеком в иерархии власти.

Вскоре Мао взбудоражил весь Китай: «Бунт – дело правое!» Накануне в пекинских университетах появились рукописные дацзыбао – агитки против «ревизионистов». Под этим клеймом подразумевались высокопоставленные партийные сановники: «стоящие у власти, но идущие по капиталистическому пути».

По призыву Великого кормчего улицы и площади заполонили орды хунвейбинов – «красных охранников» председателя Мао. Они начали с «разоблачений» и публичной анафеме «двурушников» и «контрреволюционеров». А вскоре началась прямая расправа над «изобличенными» врагами народа. Весь Китай сотрясала левацкая лихоманка. Число жертв хунвейбинов, изгнанных из городов, затравленных, искалеченных, исчислялось сотнями тысяч.

Высшие руководители партии, ветераны Великого похода, министры правительства, университетские профессора подверглись унижениям и травле. Их опускали на колени и принуждали каяться перед юнцами – хунвейбинами. Генсека КПК Дэн Сяопина сослали на «перевоспитание» физическим трудом в захолустный городишко. Семья его подверглась жестоким репрессиям… Партийные комитеты по всему Китаю были разгромлены «бунтарями», размахивающими маленькой красной книжечкой – цитатниками изречений Мао. Явочным порядком власть на местах прибрали к рукам «революционные» комитеты. В Пекине верховодила самозванная клика – «Группа по делам культурной революции».

Двоевластие, разгул темных страстей – от Пекина до самых окраин уже и некому было унять. Упадок экономики и начавшийся голод терзали страну.

На улицах и площадях Пекина рябило в глазах от цвета кумача («диктатура пролетариата»), но на самом деле повсюду правила бал торжествующая анархия. Это был «перманентный» госпереворот. В новую элиту, заменившую изгнанную прежнюю номенклатуру КПК, были рекрутированы сотни тысяч выдвиженцев из военных и «бунтарей». И что? Разгул анархии нисколько не беспокоил председателя Мао. Он был в своей родной стихии. «…Негоден для созидания, но великолепен для разрушения».

Такую вот «лестную» характеристику Мао дал самому себе в беседе с американкой Анной-Луизой Стронг – автором многочисленных панегириков вождю Красного Китая. В другой раз Мао говорил о себе чуть уклончиво, в духе мудрецов-даосов – «ни разрушения, ни созидания».

Анархизм Мао, выходца из мира китайской деревни, проявил себя с лихвой. Заметим, на другом, противоположном, антикоммунистическом полюсе неуемный вождизм Бориса Ельцина тоже был круто замешен на анархистском беспределе.

Вот что, в строку, говорит Конфуций: «Если сказанное (правителем) дурно, и никто не возражает, разве не приближаешься к тому, чтобы одним высказыванием погубить государство?» И впрямь, как тут не помянуть «историческое» воззвание главы российского парламента Ельцина к номенклатурным «перевертышам» на местах: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить!» Ни в белой горячке, ни в здравом рассудке ни один ответственный политик, государственный муж на такое подстрекательство ни за что не сподобится. А Ельцин щедро расточал «царские» милости главам регионов, многие из которых и без того в лес глядели. Главное – переманить их на свою сторону в соперничестве за власть с Михаилом Горбачёвым.

«Демократическая» общественность дружно хлопала в ладоши!

Сбитых с толку директоров крупных предприятий Ельцин подговаривал не платить налоги в союзный бюджет. Но нет, платить надо с «выгодой» – в казну Российской Федерации.

И уж совсем надо быть без головы, чтобы требовать «делить вооружения» между «суверенной» РСФСР и ненавистным властолюбцу союзным Центром.

«Бояре», «тушинцы», «перебежцы» и пришлые «латинцы» при обоих соперничающих за власть «дворах», словно ожившие персонажи измены, вероломств времен русской Смуты при Лжедмитриях.

Тогда в Белокаменной воцарилось такое же двоевластие.

Борец с «номенклатурой», новоиспеченный «демократ» Ельцин крушил устои государства на глазах всего честного народа. И сходило же ему с рук! «Ответь, Разуваев, знаешь ли ты, что такое Отечество?» – вопрошал персонаж Салтыкова-Щедрина. Новоявленные разуваевы, роившиеся вокруг узурпатора Ельцина, исподволь уже приценивались к нефтяным скважинам Самотлора, рудным сокровищам Таймыра.

«Разинщина» и анархизм в одной линейке с «демократией» и «правами человека»… Накат «либерализма» породил замешательство, но никак не отпор мыслящего меньшинства общества. «Пока беда будет кутить и мутить», алчущий обыватель все лелеет думку дорваться до ста сортов заморского сыра из мышеловки.

И когда Ельцин, с опаской, возвратился в Москву из Беловежской Пущи с «самопальной» беззаконной грамотой о «роспуске СССР», в Верховном Совете России лишь семеро депутатов имели мужество воспротивиться.

Им бы бросить клич: «Вяжите его, ребята!» Но и прямая измена сошла удачнику Ельцину с рук.

Запад только диву давался, как новоявленный Герострат, президент Горбачёв и наседавшие «демократы» спелись. Откуда взялись все эти «перестроечные» дантоны и мараты? Известное дело, нагрянули в большую политику из курилок НИИ, да попросту с улицы.

«…В данный момент наиболее вероятным сценарием является ликвидация могущества России, – потирал руки аналитик Мишель Колонн («Нефть, PR и война»). – Потом можно будет взяться и за Китай…»

С Китаем у Запада осечка вышла. А вот сумасбродство опального политика-авантюриста, кремлевского забулдыги, провинциала, уральского «самородка», прибившегося к «демократическому» движению, до сих пор нам горько аукается. Ящик Пандоры, отверстый тогда, в роковом 1992-м году, не исчерпал своих злосчастий и через десятилетия.

Хлебнула горя страна через край! Гражданская война полыхает в Новороссии. Блокада России осерчавшим Западом. «Мальбрук в поход собрался…» – натовские форпосты выдвинулись к российским границам. Совсем ошалевшая «пятая колонна» шествует по Страстному под бандеровским прапором с трезубцем. Неистовые клеветы «демократических» медиа. Да еще затаившиеся «монетаристы» на подворье Кремля…

И все это – скорбная жатва разгула анархо-либерализма 1990-х.

«…Сколько бы ошибок не было совершено в первый период восстановления русского народного хозяйства. Какие бы оргии хищений и растрат не происходили, ничто не задержит экономического возрождения России», – с верой и надеждой предвосхищал русский философ Георгий Федотов в очерках «Судьба и грехи России». Он покинул СССР в 1925 году. По молодости примыкал к РСДРП. Русский патриот-государственник, один из ведущих идеологов иммиграции, Георгий Федотов терзался мыслями о судьбах России. Он в самом деле обладал даром предвидения. В очерке «Проблемы будущей России», напечатанном в конце 40-х годов прошлого века, он страсно и проницательно размышлял о том, как устроить народное хозяйство России после падения власти большевиков.

Георгий Федотов понимал: не благостным, а драматическим, тяжким будет восстановление капитализма в России. И словно в воду глядел, точно предсказав ущербные черты антикоммунистического переворота в отечестве, искушения, соблазны, заблуждения, моральные и материальные утраты, которые и впрямь испытала наша Россия в «лихие» 1990-е.

Вот оно, предостережение Федотова: «… Не с чисто хозяйственной, но с идеологической точки зрения либеральная экономическая политика была бы в России опасна… Государство должно сохранить в своих руках значительные возможности хозяйственного регулирования. Это «завоевание революции» переживет большевиков – отнюдь не по доктринерским социалистическим мотивам». И такое утверждал непримиримый идейный противник советской власти!

Федотов твердо настаивал: «Государство не должно допускать нового крепостничества на фабрике. Хорошо, если бы оказалось возможным сохранить большевистский Кодекс законов о труде». Ни дать ни взять – в пику теперешним олигархам, которые прямо-таки извелись, лелея думку отменить восьмичасовой рабочий день.

И вот еще: «По природе, по географическому размаху России она призвана стать независимым хозяйственным миром… Вне охранительной национальной политики русская промышленность и торговля будут захвачены иностранцами. России грозит участь колониальной страны».

Вот умная, взвешенная, практичная «лоция» перехода от «единой фабрики» к конкурентному рыночному хозяйству. Гибкое глубокое соединение планового и рыночного начала.

Мысли Федотова драгоценны. Обретаясь на чужбине, вдали от России, он куда зорче, чем «прорабы перестройки», видел, понимал, справедливо оценивал достижения и изъяны экономики социализма. Парадоксальна его мысль: «Ленинизм практически воспитывает в России работников капиталистического накопления. Огромный интерес к хозяйственным и техническим проблемам, которыми живет сейчас русская молодежь, – драгоценный залог хозяйственного возрождения России… Рождается атмосфера, в которой сложится тип нового национального предпринимателя… Нельзя предоставить стихии выработку нового господина русской жизни, успокоившись на том, что процесс «первоначального накопления» – всегда жестокое и грязное дело».

Почему же мы, потомки Федотова, пренебрегли его предостережениями?

А ведь не одного только Федотова ельцинисты дешево, не моргнув глазом, променяли на Милтона Фридмана с его злосчастным «монетаризмом». «Не пригодились» им и выдающиеся экономические труды Дмитрия Менделеева. Не все знают, что величайший химик всех времен глубоко разбирался в экономике и народном хозяйстве. Именно он разработал экономические и политические основы протекционизма в интересах молодого российского капитализма. И создал подробную, взвешенную методологию таможенного тарифного регулирования внешнеторгового оборота. А на весь мир известный балансовый метод соотечественника Нобелевского лауреата по экономике Василия Леонтьева? «Младореформаторы» чурались русских авторитетов экономической мысли, как черт ладана…

Горе-реформаторы на подворье «царя Бориса» изрядно наломали дров. Не колеблясь, они раболепно приняли химеру «монетаризма» и жесткие предписания вашингтонского консенсуса, то есть колониальную модель экономики для новой России.

«Разум каждого отступает перед страстями всех», – метко подметил американский социолог С. Московичи. Таким и было помрачение умов обитателей российских мегаполисов на рубеже 1990-х. Общественное мнение слепо, без оглядки, доверилось «демократам» – ниспровергателям советского строя. Невежество, сговорчивость, плотоядные помышления образованщины, дорвись она до кормила власти, и впрямь демоническая сила.

«…Японская газета «Нычинычи» чувствует себя не по себе относительно Америки и Англии, назвав союзников микадо жадными до владения Сибирью, где торговля принадлежит Японии», – живописал Ярослав Гашек вожделения интервентов в фельетоне «Вопль из Японии» в газете «Красный стрелок» (1920 год – времена Дальневосточной республики). – Особенно они (японцы) беспокоятся относительно Китая. Это 400 миллионов обитателей Китая, голодных… в один прекрасный день они встанут в лагерь большевиков». Токийская газета как в воду глядела: в 1949 году коммунисты пришли к власти в Китае. Голодные китайцы с жаром взялись строить социализм. Советский Союз протянул руку помощи.

Однако Мао метил в мировые диктаторы. И погубил миллионы китайцев в авантюре Большого скачка. Следом, из огня да в полымя, запалил пожар «культурной революции». Китай еле ожил, когда Дэн Сяопин и соратники объявили политику «открытых дверей», прибрали «хоругви» маоизма в красный угол и позабыли. Дэн дал предприимчивым китайцам волю хозяйствовать, накапливать капитал и богатеть. Вот и развернулись китайцы, да так, что аж дух захватывает. Скоро Китай и Америку за пояс заткнет. А мы-то, в России, все донашиваем, с чужого плеча, рваное господское платье «монетаризма». Тягостным, скверным последствиям так называемой гайдарономики и конца не видно. Все равно на бессчетных говорильнях – экономических форумах и фуршетах – истеблишмент отбивает поклоны «спасителю» и чуть ли не «святому» Плохишу.

…Единое мировое правительство, в каких бы формах ни было оно учреждено, будет представлять или бессилие, или гнет. Придется отказаться от тех социальных перемен, которые в будущем ожидаются под непосредственным влиянием государственного суверенитета, перемен, которые должны наконец прогнать с лица земли материальные невзгоды и духовную немощь».

М. В. Аничков. Война и трудъ. 1900 г.

«…Милтон Фридман – великий гуру освобожденного капитализма, в заслугу которого ставится написание свода правил для гиперболического, глобального капитализма», – с иронией замечает Наоми Кляйн об основоположнике знаменитой «чикагской школы» рыночного фундаментализма. Канадская исследовательница – автор настоящего бестселлера «Доктрина шока: расцвет капитализма катастроф».

На Мясницкой, в Высшей школе экономики – этом миссионерском заведении – писания Милтона Фридмана, светоча «монетаризма» и наставника «чикагских мальчиков», – все равно что Отче наш для православных. Вот только по нынешним временам «монетаризм», «чикагская школа» – это своего рода «староверство». Потому как на самом-то благословенном Западе после сокрушительного кризиса 2008-го года репутация монетаризма изрядно подмочена, если не убита.

В незапамятном 1992 году «Независимая газета» донесла до либеральной общественности, что в дилетантском правительстве «младореформаторов» верховодят сплошь «фанаты» Милтона Фридмана. Не стоит, дескать, удивляться, что «они попытаются построить нечто вроде системы Пиночета, а роль «чикагских мальчиков» сыграет «команда Гайдара». По свидетельству Наоми Кляйн, тогдашний главный экономист Всемирного банка

Джозеф Стиглиц нелицеприятно прозвал Гайдара и компанию «большевиками рынка» – за их приверженность идее «разрушительной революции».

Зато гарвардский историк Ричард Пайпс, подвизавшийся в одно время в советниках по «русскому вопросу» американского президента, в открытую предвкушал: «Желательно, чтобы в России продолжалась дезинтеграция, пока не будут разрушены все ее институты». Другой «доброхот», экономист Р. Эриксон, напутствовал «младореформаторов»: «Реформы должны быть разрывом, чем-то небывалым в истории». Эриксон не проговаривается – «убийство России». Слова расплывчатые, осторожные – «разрыв». А уж как на деле набедокурили доморощенные «чикагские мальчики», Гайдар и Чубайс, поставленные «царем» на воеводство, сколько бесчинств, разрухи, горя и увечий причинили стране, – об этом сказано-пересказано…

Признаюсь, меня по-настоящему впечатлило глубокое осмысление Наоми Кляйн «Доктрины шока», ее поднаготной. Зерно ее концепции, обозначено в самом подзаголовке исследования «Расцвет капитализма катастроф». Именно так исследовательница определяет суть зловещего «построжания» рыночного фундаментализма в экономической политике, внешней экспансии стран Запада в 1990-е годы. Казалось бы, «расцвет» и «капитализм катастроф» – несовместимые понятия. Однако Наоми Кляйн убедительно доказывает, что в исходном своем «теоретическом» посыле «чикагская школа» делала циничную ставку на рукотворные, подстроенные катастрофы экономик и обществ стран, которые попали под раздачу монетаристов-янки.

Всякий раз пособляли им проворачивать делишки, из корысти и раболепия, местные коновалы-«шокотерапевты». Вроде аргентинского «гуру» и мошенника Ковало. Помнится, в горячке дефолта 1998-го года «кукловоды» из МВФ сватали нам этого «светоча» в поводыри.

Москва не одно десятилетие оставалась твердыней против натиска туземного «монетаризма». В книге диалогов с моими единомышленниками экономистом Солтеном Дзарасовым, топ–менеджером Владимиром Поповым и публицистом Валерием Бадовым («И так жить нельзя!..», М. 2012) есть глава под названием «Как Чубайса–приватизатора выкурили из Москвы».

Вот отрывок из сказанного: «… Поведаю, каково мне пришлось, когда я восстал против Чубайса и компании… Чубайс начал разговор с кляузы, что Лужков сливает в Москве программу приватизации, не подчиняется указу президента, дерзко выступает против «генеральной линии».

Пришел мой черед ответить: «Я, Борис Николаевич, не за глаза говорю, не нашептываю президенту, как некоторые повадились… Чубайс совершает самую постыдную аферу, распродавая почем зря промышленность и природные богатства, которыми одарил Россию Господь… А вы знаете, за сколько продал Чубайс всю махину ЗИЛа? За сущие гроши – четыре миллиона долларов. Какой–то малец, «Микродин», раскошелился на покупку…»

Ельцин попросту был ошеломлен. Смотри на Чубайса, в глазах вспыхнул гнев. Чубайс, словно уж на сковородке, взмолился: «Борис Николаевич, инвестор взял на себя обязательства по инвестициям…» Тут я его прервал: «Борис Николаевич, Чубайс врет! Никаких таких программ «Микродин» не представлял и обязательств никаких не имеет. У них, новых хозяев на ЗИЛе, за душой нет капитала… Помянете мое слово, угробят завод… Чубайс по всей стране пускает по ветру огромные капитальные ценности».

На Ельцина мой пример с наглой аферой на ЗИЛе произвел такое гнетущее впечатление, что он явно был подавлен. Помолчав, президент вымолвил: «…Мое решение: Чубайс, не вмешивайтесь в дела Москвы, а вы, Юрий Михайлович, не мешайте Анатолию Борисовичу осуществлять рыночные преобразования…»

И тут я сообразил: надо ведь ковать железо. И попросил президента, не откладывая, выправить документ, который выведет меня из–под «расследования» Генпрокурора, а Чубайс уже поспел обратиться туда с официальной ябедой на московские власти, «самоуправство» Лужкова. И Ельцин мрачно выговорил, как отрезал: «Подготовьте документ, я подпишу». Так и была мной добыта «охранная грамота», ставшая впредь преградой для «прихватизаторов», зарившихся на находившиеся в госсобственности активы экономики Москвы. Например, такие столпы городского хозяйства, как «Метрострой».

Тогда, в 1990-е годы, хищные умыслы Запада скрывались за ловкой лицемерной риторикой и «макроэкономическими» премудростями чудодейственной «шокотерапии». Ныне грянули иные, посуровей времена. Корпоратократии идет в сечу с открытым забралом. Публицист Джульетто Кьеза называет жесткую хватку могущественных транснациональных компаний (ТНК) турбокапитализмом, а Кляйн – «доктриной шока».

«… Нам платят, и хорошо платят за то, что мы обманным путем уводим из разных стран миллиарды долларов», – признание Джона Перкинса, автора другого бестселлера – «Исповедь экономического убийцы» (М., 2005 г.).

Книга написана как на духу – и авторское покаяние, и разоблачения вместе. Перкинс открывает миру потаенное: «Американские разведывательные организации рекрутируют экономических убийц (ЭУ), которые потом входят в состав штатов международных корпораций». Если экономических убийц ненароком уличат, то их «грязные делишки» спишут на корпоративную жадность. Но никак не на происки правительства США.

Сам Перкинс неплохо поднаторел в ремесле «экономического убийцы». Много лет подвизался на поприще полномочного экономического советника-эмиссара от ТНК при правительствах стран Латинской Америки и Ближнего Востока. «Моя деятельность была направлена на то, чтобы обескровить страны-заемщики и поставить во внешнюю зависимость от кредиторов». А местные мюриды «свободного рынка» – коррумпированные министры и чиновники, все как один – «в доле». У нас в Белокаменной такого толка «продвинутые» служки мировых менял обосновались на Неглинной.

Причастный к верхним кругам истеблишмента экономист либерального толка Каушик Басу разделяет откровения «отступника» Перкинса и разоблачения Наоми Кляйн: «Небольшая часть населения планеты хищнически расходует ресурсы, тем самым лишая доступа к ним других людей, оставляя грядущим поколениям экологически опустошенный мир». (К. Басу. «По ту сторону невидимой руки. М., 2014 г.). Автор усомнился в пригодности рыночного фундаментализма с его отвлеченной «идеальной» концепцией для реалий глобального капитализма.

Вернемся, однако, к «Доктрине шока». «Когда я начала изучение вопроса о взаимосвязи между сверхприбылями и масштабными катастрофами, – пишет Кляйн, – я подумала, что стала свидетелем потрясающих изменений». И отсылает читателей к коллизии, которая у всех на слуху. Речь идет о скандальной, невероятной беспомощности федеральных властей США в деле форс-мажорного восстановления систем жизнеобеспечения и социальной сферы в городе Новом Орлеане.

После знаменитого урагана «Катрина» 2005 года город превратился в руины, а среди населения начались отчаяние и паника… Это вам не Ташкент 1967 года после землетрясения 1966-го, когда на выручку разрушенному землетрясением городу пришла вся страна. И столица Узбекистана в короткие сроки была отстроена заново. Ташкент стал еще краше и величественнее.

У «шокотерапевтов», напротив, были заранее припасены для Нового Орлеана вовсе иные «концептуальные» задумки. Пресловутая стратегия «творческого разрушения»! Житейское «нет худа без добра», как бы вывернутое наизнанку.

Неугомонный Дядюшка Милти, прозвище престарелого Фридмана, со страниц «Уолл-стрит джорнэл» настоятельно советовал властям Нового Орлеана способ, как извлечь «выгоду» от стихийного бедствия. Посреди людской беды, среди развалин, лишений и отчаяния было где разгуляться ненавистникам социального государства. Фридман благословил власти штата Луизиана одним махом избавиться от «обременительной» бесплатной системы школьного образования.

Большинство городских школ ураган разрушил. Вовсе ни к чему, дескать, джентльмены, отстраивать их заново, потому что это означало бы вернуться к «тирании предыдущего порядка вещей». На новоязе чикагского гуру, в духе антиутопии Джорджа Оруэлла, бесплатные социальные услуги – это и есть «тирания». То бишь фискальное покушение на мошну крупного капитала. Вот и решено было не тратить почем зря миллиарды долларов на постройку новых школ, детских пансионов, а попросту раздать обездоленным семьям, у которых не осталось и крыши над головой, ваучеры на оплату обучения своих чад в частных школах.

К восторгу Фридмана, «Катрина» справилась в одночасье с «либерализацией» школьного образования штата. Это жертвоприношение на алтарь радикального монетаризма еще долго будет аукаться пострадавшим.

«Когда я стала копать глубже, – продолжает Н. Кляйн, – то обнаружила, что идея использования кризисов и несчастий является локомотивом фридмановского движения с самого начала». Главная идея такова: чтобы было сподручней, вольготней одним приступом учинить «шоковую терапию» – мнимую панацею экономики, всегда нужна дополнительная «коллективная травма социума». Именно таким образом американские власти воспользовались потрясением мега-теракта 2001 года на Манхэттене и всеобщим замешательством.

«Администрация Буша, битком набитая приверженцами Фридмана, воспользовалась апокалиптическими настроениями и страхами американцев, чтобы объявить вселенскую «войну с террором». И впрямь самое подходящее название для такого способа стяжания корпоратократией сверхприбылей – «капитализм катастроф». До авральной вселенской «войны с террором» американская экономика влачилась ни шатко ни валко.

Едва Буш-младший протрубил крестовый поход против заморских убежищ «Аль-Каиды», тут же расплодились, как грибы, частные военные компании. Возникла новая индустрия. Щедрое финансирование из казны опережало даже спешное открытие офисов новых частных военных компаний. Военные подрядчики – поставщики вооружений, амуниции и «афилированные» с морской пехотой США частные карательные подразделения – в оккупированном Ираке развернулись вовсю.

Администрация Буша потратила невообразимые 337 миллиардов долларов на выгодные подряды частным военным компаниям и инжиниринговым корпорациям, которые восстанавливали разрушенную дотла «освободителями» инфраструктуру Ирака. «Война с террором» оказалась очень выгодной. Когда армия США ретировалась из Междуречья, частные военные компании и подрядчики остались, чтобы поток прибылей не иссякал.

Война в Ираке, утверждает Наоми Кляйн, с точки зрения военной стратегии заведомо «безвыигрышная». Однако с экономической, вернее, деляческой точки зрения – вполне беспроигрышная. И бесславная – с моральной. Перед нами не локальное сражение, в котором превосходящая мощь торжествует победу, а война совсем иного толка, ради барышей. Она продиктована экспансией глобального капитализма.

Наоми Кляйн глядит в самый корень: «фридмановская контрреволюция» на всем Западе стала возможной лишь после исчезновения второй сверхдержавы – СССР. Советский Союз был цивилизационным соперником, антагонистом западного капитализма. И вдруг – гора с плеч. Отпала необходимость в накладном для корпоратократии «государстве всеобщего благосостояния». Открылась лазейка, а потом и широкий шлях для крутого перераспределения общественного богатства.

«Плати, пока ноги ходят!» – суровый наказ «монетаристов» синим воротничкам и пенсионерам. «Средний класс», дескать, слишком зажился на хлебах социального государства.

Корпоратократия мстительно брала реванш за «кабалу» «Нового курса» Франклина Рузвельта, кейнсианскую «ересь» госрегулирования экономики. А ведь на этой «ереси» десятилетиями держалось все послевоенное процветание Запада.

Рыночный фундаментализм, как и все подобные ему реакционные идеологии, подмечает автор «Шоковой доктрины», стремится к «непостижимой чистоте» учения». И нет такой жертвы, которой ради этой цели он бы не взыскал с общества, со всех и с каждого. Идеологии «свободного рынка» позарез нужны кризисы и катастрофы.

Выводы Наоми Кляйн подтверждает и Джон Перкинс. Он-то располагает закрытой «инсайдерской» информацией из святая святых корпоратократии. Личные свидетельства бывшего «экономического убийцы» могли бы прозвучать в Совестном суде – по Николаю Гоголю. Но, увы, такая нравственная «юрисдикция» этим людям неведома.

«Экономические убийцы» расставляют силки, заманивая «дичь» под видом «экономической помощи» и «консалтинга», – пишет Перкинс. «Несмотря на то что деньги практически немедленно возвращаются в корпорации (Запада), страна, получающая заем, обязана выплатить его с процентами, – подмечает он. – Если экономический убийца превосходно справился со своим заданием, займы будут настолько велики, что должник уже через несколько лет будет не способен выплачивать долг и окажется в ситуации дефолта». Вот тогда-то и наступит безжалостная расплата.

«Подобно мафии мы требуем себе шейлоковского «фунта живой плоти», – кается Перкинс в своих грехах.

Разительный пример тому – на наших глазах. Соединенные Штаты (и их подельники из Старого Света) спроворили государственный переворот на Украине, ввергший страну в катастрофу.

«Опекуны»-янки по миру пустили страну-жертву, которая худо-бедно, но все же сводила концы с концами. После кровавой мистерии Майдана и года не прошло, как экономика – в руинах, гривна обесценилась, народ обнищал… Полыхает гражданская война, разгул бандеровщины, безвластие, одичание… Того и гляди, долговая ловушка для Незалежной вот-вот захлопнется. Все приберет загребущая «невидимая рука».

Экономические убийцы от Госдепа США – в казначеях «уряда» Яценюка, «экспертах» при беспомощном президенте Порошенко. Грядет грандиозная дешевая распродажа имущества государства-банкрота. Газотранспортная система, морские порты, телекоммуникации, украинские черноземы – все с молотка! Украинскому сельскому населению суждена поденщина на будущих латифундиях «Монсанто» – американской агрокорпорации. И впрямь, на несчастной Украине на кону шейлоковский «фунт живой плоти».

«Алармизм! Теория заговора!» – тотчас возопят наши доморощенные адепты учения Милтона Фридмана. Когда на воре шапка горит, о «непостижимой чистоте» рыночного фундаментализма лучше уж помалкивать.

Газета «Совершенно секретно» публикует продолжение статьи Юрия Лужкова, в которой бывший столичный градоначальник делится с читателями своим видением причин нынешнего экономического кризиса, корни которого, по мнению политика, уходят в ельцинскую эпоху.

«Хотите спасти страну – распродайте ее!» – едкий сарказм драматурга Бертольда Брехта словно предвосхитил жульнический пафос «распродажи советской империи». Так, нагло, озаглавил свою книжонку Альфред Кох, бывший вице-премьер. Подельник Чубайса по Госкомимуществу и его любимый ученик-сподвижник (в кругу либералов кличка Алик) бахвалился размахом младореформаторских «институциональных» афер. В «департаменте хищений и раздач», понятное дело, верховодили гарвардские «гувернеры».

«…Нельзя, увлекаясь духом антикоммунистической реакции, разделывать все сделанное, разбазаривать, распродавать или сбывать с торгов государственное достояние России», – предостерегал нас, соотечественников, философ Георгий Федотов. Он словно сердцем чуял грядущие злодеяния «младореформаторской» братии.

«Денационализация ни в коем случае не означает реституции: не может быть и речи о возврате «украденного», – настаивал он. – Государство не ворует, и конфискации революционного правительства в такой же мере легальны, как, скажем, захват удельных боярских вотчин Московским великим князем». И вот полвека минуло, в России сменилась власть… Не может не впечатлить провидческая глубина мысли, острота государственного инстинкта великого русского философа. Тонкое понимание меры вещей, опасностей и трагизма грядущей капиталистической реставрации.

За тридевять земель от отечества, невероятным наитием русский мыслитель догадывался, что и под спудом «интернационального коммунизма» в самой коммунистической партии складывается прослойка националистов, втихомолку стремящихся «разнести в куски историческое тело России».

Между тем, сокрушался Федотов, для «господствующего западнического крыла русской интеллигенции национальная идея отвратительна своей исторической связью с самодержавной властью». Дескать, еще со времен «Бесов» Достоевского для образованщины «патриот» – бранное слово. Обе эти крайности, вывихи и наваждения, предвидел Федотов, могут стать зачатками грядущей Смуты в отечестве. Как в воду глядел! Такова и оказалась на поверку закваска горбачёвской перестройки: «Россия мыслится национальной пустыней, многообещающей областью для основания государственных утопий».

…Под сенью Ялтинского мира Советский Союз возмужал. Экономика и оборона страны стали неуязвимы в противостоянии с Западом, который, казалось бы, смирился с возвышением соперничающей сверхдержавы. Но вот англосаксонская плутовка послала нам некую чаровницу – в облике западного «общества потребления».

Грянул «лучезарный» август 1991 года, и страна очутилась в неволе либеральной лжереформации. В горячке залихватского «прыжка» в стихию «свободного рынка», учрежденного декретами Ельцина, государство оказалось и вовсе без руля и ветрил. Серьезную отечественную экономическую науку «младореформаторы» загнали под лавку.

Некто Джеффри Сакс, ученый «вундеркинд» от МВФ, был приставлен к «революционному» правительству Бурбулиса – Гайдара. Мировая знаменитость! – млели демократические душечки обоего пола. Заезжий чародей «шокотерапии» круто взялся за дело, а его подельники – гарвардские экономисты плутовали и вовсю шуровали в Госкомимуществе Чубайса.

В официальных советниках Чубайса числился косой десяток кадровых сотрудников ЦРУ во главе с неким Хейгом. Янки дорвались-таки до заветных реестров госсобственности, словно мыши в хлебный амбар…

А этот малый, Джеффри Сакс, ничтоже сумняшеся, посулил применить под сурдинку в России расхожую модель «вашингтонского консенсуса». Он якобы ранее с блеском опробовал ее в… Боливии.

Похоже, Сакс из той же когорты, к которой принадлежал и «экономический убийца» Джон Перкинс. Да вот только этот вундеркинд моральных угрызений не ведал, а попросту умыл руки и убрался восвояси, когда хваленая шокотерапия с треском провалилась. Чемодан, говорят, собрал за полчаса…

Впоследствии Сакс еще и поддакивал нобелевским лауреатам, которые в «Открытом письме» порицали «гайдарономику». А ведь этого всезнайку нисколько не смутила несуразность применения «боливийской модели» для зрелой многоукладной экономики СССР – детища Косыгина, Костандова и других выдающихся умов. Словно и невдомек ему, даром что ума палата: в захолустной нищей Боливии, кроме оловянных рудников, никакой промышленности нет. А сельское население занято выращиванием маиса. Кукурузные початки по старинке вылущивают на ручной мельнице… Других технологий не имеется в наличии.

Боливия, Эквадор, Аргентина – повсюду навязанный «монетаризм» породил экономическое бедствие. Впрочем, няньки наших незадачливых «младореформаторов» от МВФ наперебой ссылались на экономическое «чудо» Чили при диктаторе Пиночете. Вот, дескать, образец целительности «монетаризма». Аугусто Пиночет, кровавый диктатор, ненароком стал кумиром нашей образованщины.

На поверку подноготная чилийского «чуда» оказалась совсем не такой благостной. «Чикагские мальчики», которым Пиночет отдал на откуп Чили, прошлись катком «шокотерапии» по всему хозяйству страны. До военного переворота экономика этой латиноамериканской страны была вполне справной.

Под управой МВФ и «экономических убийц» – янки в стране немилосердной разразилась массовая безработица, промышленность полностью разорилась. Люди валом валили из страны куда глаза глядят… Прославляемая накопительная пенсионная реформа по рецептам МВФ с изнанки оказалась блефом. Но мировые массмедиа так раструбили про чилийское «чудо», что усомниться – грех!

По легенде расхожей, долготерпение чилийцев оказалось вознаграждено якобы кисельными берегами «процветания». Когда Пиночета, гостя дорогого, англичане посадили в холодную, а местная Фемида затеяла против него судебное преследование за преступления против человечности, чилийское «чудо» тут же и развеялось как мираж.

И все-таки чилийская «модель» – диктатура плюс сдача на корню национальной экономики на попечение корпоратократии – долго оставалась благостной витриной «монетаризма». Но вот самые что ни на есть горькие плоды «монетаризма» выпали на долю Эквадора, богатого, себе на беду, нефтью. Из каждой сотни долларов выручки от продажи эквадорской нефти 75 забирали транснациональные нефтяные компании.

А от оставшихся 25 три четверти шли на выплату внешнего долга. За время нефтяного бума безработица в стране возросла с 15 до 70 процентов, за гранью нищеты очутились три четверти семей. А государственный долг возрос аж в 80 (!) раз.

Джеффри Сакс неспроста открестился от плачевных итогов «монетаристских» штудий в Белокаменной. С его слов, «младореформаторы» оказались уж слишком бестолковые, да и штаб-квартира МВФ подкузьмила, наобещав миллиардные займы под «реформы» для своего протеже Гайдара, но раздумала… Будто бы займы – не испытанная уловка «экономических убийц».

Морок наших 1990-х скрылся за горизонтом, но не сгинул. Для большинства соотечественников идеология рыночного фундаментализма как гвоздь в сапоге. Эта бесплодная смоковница оказалась на удивление живуча, приладившись к властной вертикали. Спроворившие залоговые аукционы «реформаторы» и считаные их бенефициары – при делах и капиталах. Четверть века либерального засилья оказались для нас слишком накладны, да урок не пошел впрок. Ухватки «государственных семинаристов» управлять экономикой, распоряжаться казной – все равно что воду черпать решетом.

Оглядываясь назад, видим: петростейт худо-бедно отстроили. Одно время даже заговаривали про «энергетическую сверхдержаву», да осеклись. Пора бы и подбить бабки: что же у нас в сухом остатке? Либералы верещали, что в плановой экономике СССР был грубый перекос в сторону производства средств производства. Эту «пагубу» искоренили. В РФ производится сегодня станков в 80 (!) раз меньше, чем в «постиндустриальных» США. Янки вроде бы металлообработкой брезгуют, зарабатывая барыш на программном обеспечении и ноу-хау «Майкрософта» (к слову, Китай выпускает станков в 30 раз больше, чем Россия).

«Младореформаторы» замахнулись на пол­ную, едва ли не под ноль, ликвидацию отечественной несырьевой промышленности, НИОКРов ВПК, отраслевой науки, кузницы квалификационных кадров, инженерии… Не все, слава богу, успели сделать! Но слыша тирады правоверных «рыночников», соображаешь: а ведь их умалчиваемый идеал – страна-белоручка, праздно живущая на шальную нефтяную ренту.

Зачем выращивать бычков, коли «дешевле» говядину привезти из Аргентины? К чему, господа, добывать золото на студеной Колыме, поучала «гайдарономика», когда выгодней, и ежу понятно, покупать желтый металл с торгов на Лондонской бирже. Погнался поп за дешевизной… Рыночная цена унции золота в скором времени возросла вчетверо, «монетаристы» обмишурились, но виду не подали…

«Младореформаторы» уверовали в доллар – «бумажное золото» вместо червонного, и под раздачу им угодила знаменитая артель старателей предпринимателя Туманова и его последователей по всей Сибири.

Теперешние последыши «младореформаторов» остепенились. Время «бури и натиска» туземного «монетаризма» осталось в области преданий. Либеральное крыло правительства сменило тон риторики на умеренный. Редко уж проговариваются про чудодейственную «невидимую руку рынка». Академик Абел Аганбегян знай себе увещевает, что не следует с пристрастием судить, что же это за диковинный неживой, разорительный экономический уклад нагородили у нас «либералы». Дескать, уймитесь, господа, экономика у нас пока не рыночная, а переходная… Стало быть, и взятки гладки! Что же это за выдуманная мэтром переходная экономика?

Судьба была, видать, состариться ей в «старых девах» в тереме расписном липового «монетаризма». И с таким же стародевичьим страхом перед десницей государства, задающего, если по-хорошему, тон развитию экономики. Наоми Кляйн неспроста подводит читателя к мысли: рыночные фундаменталисты и у нас, и на Западе – одна бражка. Они все как один заядлые противники государственных инвестиций и жесткого регулирования в экономике. Вот и Кудрин заладил: инвестиции из казны непременно, как пить дать, разворуют.

В представлении бывшего «лучшего министра финансов» казнокрадство – явление почти метафизическое, а не промысел жулья, сговор подельников на ниве госзаказов. Минфин при Кудрине даже и в тучные нулевые сквалыжничал, скупился на субсидии сельскому хозяйству. Зато прилежно, подобно безумцу Плюшкину, складывал «излишки» нефтедолларов в казну дяди Сэма. Чем не ордынская дань?

Все тучные нулевые петростейт шел круто в гору, а на рубеже 2014 года с этой же горы кубарем скатился. Отрицательный на процент рост ВВП, долговые проблемы, двойное, средь бела дня, обесценивание рубля… С Западом – торговая война, эмбарго, отлучение от дешевых кредитов…

Озаботились (бедному жениться, да ночь коротка) импортозамещением. Однако поздновато хватились. Оказалось, целые классы технологий, ноу-хау и научные школы в промышленности утрачены. Десятилетия прозябания наукоемких производств не исцелить лишь запоздалыми щедротами казны. А главная загвоздка – так и не созданы институциональные основы рыночного хозяйства. Нет в подлинности ни конкуренции, ни перетока капитала, ни нормы прибыли… Потому антикризисная программа правительства мало того что сплошь риторика и гадания, ей попросту не на что опереться.

Алексей Кудрин ушел в политику. Ныне мы только и слышим «советы постороннего»… Однако его подельники в строительстве при делах. Давно ходит молва, что двери в здание на Ильинке открываются только в одну сторону. Минфин – цитадель туземных «монетаристов». Они заслужили прозвище Скупых Рыцарей. Бывший «лучший министр финансов» ни разу не оступился. На целое десятилетие, жестко, перекрыл пути превращения избыточных нефтедолларовых накоплений в инвестиции реального сектора. А ныне он попрекает президента в отсутствии структурных сдвигов в экономике.

…А грозовой фронт на горизонте экономики надвигается. В полном согласии с «доктриной шока» мировая корпоратократия улучила момент, чтобы объявить открытую экономическую войну России. Все – неладно, уязвимо, шатко… А правительство плывет по течению, упоенно занимаясь латанием тришкина кафтана федерального бюджета. Все минувшее десятилетие беспечно разговлялись на шальную нефтегазовую ренту. Самым бойким и растущим в экономике стал потребительский сектор. Ныне и этот откатывается вспять, подобно отливу на морском побережье.

С отрицательным ростом ВВП, похоже, смирились. Финансовое банкротство региональных бюджетов уже не восполнить трансфертами. Олигархические корпорации скребут по сусекам, расплачиваясь по займам западных банков. Падение совокупного спроса и дороговизна ресурсов – взрывчатая смесь. Каких напастей нам надо еще дожидаться, чтобы осознать чрезвычайность положения в экономике?

Независимый американский экономист Пол Крейг предостерегает: западные корпорации, дескать, положили глаз на российские сырьевые активы, падающие в цене акции ведущих производителей, намереваясь скупить их на корню. И даже выпавшие из оборота десятки миллионов гектаров русской пашни – неслыханное дело – могут пойти с молотка.

«…Производительная сила каждой страны удесятеряется, когда будет стимулироваться влиянием правительства, свободным обменом, свободным передвижением и свободой общественной и личной инициативы, – утверждал экономист Михаил Аничков, автор ныне забытого фундаментального труда «Война и труд», – народное богатство и народное благосостояние станут синонимами». Индивидуальная и государственная инициатива, мол, ни в коем случае не должны оказаться в «смертельно враждебных отношениях».

А ведь в чем окаянство наших записных «либералов»-министров, вкупе с туземными «монетаристами»-догматиками с Мясницкой? Словно заговоренные, они повторяют слово в слово «философические» анафемы Августа фон Хайека против «левиафана»-государства. «Гуру» восстал против какого бы то ни было его вмешательства в коловращенье участников рынка. Вполне довольно, дескать, и того, что каждая сделка купли-продажи – по благословению Мамоны. На деле такого, молитвенного толка «либерализм» – карикатура, злая пародия на свободное предпринимательство.

К слову, сам Аничков относил себя к либеральному направлению русской общественной мысли начала прошлого века. Он был убежденным противником протекционизма в экономической политике, поборником «всемирной кооперации», зачатков глобализма, но непременно с «сильной властью свободного государства и простором личной инициативы».

«…Либерал, следовательно – государственник!» – говорил о себе Пётр Струве – в пику космополитам в высоких сферах при царском дворе. Напротив, лукавый «либерализм» нынешних германов грефов наизнанку вывернул смыслы этого почтенного понятия. Нарочитая злонамеренная путаница всех вконец заморочила. Аничков тонко подмечает, в чем подвох: «Громкий девиз laissez faire, laissez passer выдвинул личность, но принижал общество и государственную власть». Умалчиваемый, скрытый умысел коварен: «Государство должно дать свободу всем и каждому, кроме самого себя. Результат этой идеи известен: угнетаемая нуждой масса, безучастная власть, исповедующая мальтузианство».

И впрямь, известные  «майские указы» президента Владимира Путина, хоть отчасти искупляющие «упразднение» социального государства в лихие 1990-е, неугомонный наш либеральный «бомонд» и пономари «профсоюза олигархов» – РСПП заклеймили как прискорбный «популизм» и «расточительство» федеральных властей… Скаредность наших «монетаристов» сравнима лишь с их «правоверностью».

Ни дать, ни взять, прав Аничков: «Народное (национальное. – Ю.Л.) богатство и народное благосостояние должны стать синонимами». Спустя целое столетие эта идеальная формула воплотилась в поразительном экономическом феномене государства Сингапур. Главы ведущих стран мира воздали высокую дань уважения Ли Куан Ю – творцу экономического чуда на этой пяди земной суши.

Когда Ли Куан Ю ушел из жизни, на улицы Сингапура вышли три миллиона граждан. Шел проливной дождь – люди не расходились. Еще десятки миллионов людей в разных странах мира наблюдали траурную церемонию в прямом эфире.

Сингапур веско рассудил «государственников» и «монетаристов». Сегодняшнее процветание Китая, победная поступь идей Дэн Сяопина и благоденствие Сингапура, «общество честных людей», построенное Ли Куан Ю, и есть опровержение и посрамление фридмановской утопии.

По Аничкову, «широкая инициатива сильной государственной власти, энергичная правительственная хозяйственная деятельность для непредубежденного взгляда может развиваться параллельно с общественным и личным почином». И еще нам на заметку: «Ради насущных нужд само государство должно являться предпринимателем».

В противном случае государство превращается в беспомощную «статистическую инстанцию». Да еще, добавим, становится бойким распорядителем на аукционах распродаж последних лакомых ломтей госсобственности, согласно святцам «монетаризма». На Краснопресненской уже заготовлены были реестры крупных распродаж, сомнительных и бесцельных – при полных доверху закромах с нефтедолларовыми избытками. Но вот незадача – петростейт вновь ухнул в воронку рукотворного кризиса. Российские фонды на биржах подешевели, распродажи отложены, а у внешних «игроков» глаза завидущие…

Вернемся, однако, к Ли Куан Ю и сингапурской модели. Да, она не универсальна. Многое в ней – от конфуцианской этики власти. Вот главная заповедь: «Правитель владений имеет три драгоценности: землю, народ и дела управления» (Мэн-цзы). Вовсе неспроста «либералы» Белокаменной косо поглядывают на сингапурское экономическое чудо.

Причиной не только доктринерское, но и нравственное (если такое понятие применимо к туземным «монетаристам»), отвержение, глухое ее неприятие как чуждой и «неправильной». Слишком уж она «этатистская»! Творец сингапурского экономического феномена и впрямь рыночный фундаментализм не жаловал. Государство – предприниматель первой руки в его замысле. В Сингапуре частно-государственное партнерство – высший пилотаж, а не нашенская толкучка дельцов-олигархов, коррупционеров-чиновников вокруг сытного бюджетного пирога.

Самый впечатляющий образчик, чистая пародия частно-государственного партнерства – инноград «Сколково». За версту видно, что за панама возникла. В самой «завязи» этого предприятия – заядлый космополитизм, некомпетентность и окольные «схемы». И дело даже не в уголовных делах вокруг Сколково и не пустом, прогорающем пятизвездочном отеле, который, подсветились инвесторы, был построен здесь на скорую руку, не в растрате казенных денег. Сама идеология, ментальность сколковского «чуда», смесь французского с нижегородским обрекают его на неудачу.

Блестящая, плодоносящая, гибкая сингапурская модель – вызов и наглядное опровержение рыночного фундаментализма. Инвестиционный климат, законопослушность и защищенность бизнеса в Сингапуре – наилучшие, какие только могут быть в реальном мире. Автору этих строк довелось воочию убедиться в этом в ходе деловой поездки делегации Моссовета в 1990-м году. Неизгладимые впечатления! Глаза у нас всех прямо-таки загорелись. Надолго запомнилась и беседа с премьер-министром. Разговор зашел об особенностях стратегии управления мегаполисами…

Увы, тогда мы и не чаяли, что это за зверь такой притаился при вратах – «монетаризм». А на слуху были у всех прожекты витий-«демократов» наподобие опуса «500 дней». А когда дошло до дела, «младореформаторы» загнали экономику в трясину. Впоследствии один из бывших вице-премьеров, ельцинский назначенец, оказавшись не у дел, удосужился побывать в Сингапуре. И вернулся просветленный, с жаром нахваливая тамошнюю «безналоговую» систему. Но вся эта азиатская экзотика – мимо «либерального» мейнстрима.

«…Если предоставить свободу человеколюбию и милости, система законов разрушится». Эта старинная конфуцианская мудрость непривычна, слишком противоречива для нашего, европейцев, понимания. В Поднебесной же все по-иному… В строку с этим молва и пересуды, что в Сингапуре закон свиреп, порядки строги, жесткая регламентация всех сторон жизнедеятельности общества.

Да чего уж там, в сравнении с Сингапуром у нас вольница, «либеральные» ценности и предписанная «толерантность»… Но, как ни крути, за минувшие четверть века насаждения рыночной вольницы из развитой страны мы превратились в «развивающуюся». И власть имущие смиренно это признали. По уровню развития человеческого потенциала Российская Федерация плетется в хвосте Европы, за исключением разве что Болгарии и Румынии.

Совершенно обратную метаморфозу претерпел некогда «бананово-лимонный» Сингапур. Из азиатского захолустья, грязного портового городища со всеми его пороками и язвами, продажностью всего и вся, повальной нищетой, раболепием местных компрадоров перед британской метрополией Сингапур превратился в счастливый, процветающий, исполненный достоинства и оптимизма город-государство на перекрестке мировых торговых путей.

«…Тот, кто вместо одного колоса или одного стебля травы сумеет вырастить на том же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу, чем все политики, вместе взятые», – пафосное суждение автора «Путешествий Гулливера» Джонатана Свифта.

Мао Цзэдун возмечтал вырастить полдюжины колосьев на пяди пашни, где природа родит лишь два. Такова была новейшая директива председателя. Крестьянин по происхождению, Мао будто запамятовал, как на самом деле выращивают рис. Задачу агрономическую он решительно подменил политической – Большого скачка.

Мао задался целью одним рывком, в пять лет, прорваться в лигу ведущих держав мира. Планы от 1953 года завершить индустриализацию в 10–15 лет оказались отброшены. Мао повелел: «…В пять, а по возможности, и в три года». То был даже не ультрареволюционный волюнтаризм, а нечто неслыханное в истории народов и государств.

Большой скачок негласно преследовал милитаристские, имперские цели. Китай должен был в одночасье превратиться в мощную воинственную сверхдержаву. В узком кругу военачальников Мао вещал: «Тихий океан достаточно неспокойный регион. Он может перестать быть таковым только тогда, когда будет целиком нашим».

Средства для стремительной индустриализации Мао вознамерился выкачать из необозримой китайской деревни. Способ немудреный, простой – изъять под метелку весь крестьянский урожай риса. Председатель принуждал руководителей провинций заявлять о том, что их житницы могут дать «астрономическое количество зерна».

Подневольные «ганьбу» (партийные чиновники) рапортовали в Пекин о сборе невиданных урожаев. 12 июля 1958 года «Жэньминь жибао» сообщила, что в кооперативе «Вэйсин» вырастили урожай риса в 1,8 тонны с одного му (1/6 гектара). В 10 раз больше обычного! «Нам надо что-то делать с избытком продукта питания», – притворно озаботился Мао. На самом деле никаких чудес на политой потом сельской ниве не произошло. Это было обычное вранье, приписки…

Когда дела пошли совсем уж наперекосяк, Мао обвинил крестьян в том, что они прячут зерно. «Едят морковную ботву днем, а рис по ночам». По стране прокатились волны насильственной реквизиции зерна, доводившей крестьян до отчаяния. Мао, свидетельствуют Юн Чжан и Джон Холлидей, на стопке сообщений с мест сделал пометку: «Большая проблема. 15 провинций – 25,17 млн человек – не имеют еды».

В голодный 1958 год Китай экспортировал 4,7 млн тонн зерна, почти на миллиард долларов.

Плачевны оказались результаты Большого скачка и в промышленности. Впавший в раж Мао подначивал министра металлургии: «Вы можете удвоить выпуск стали в этом году?» Со страху министр взял под козырек. Доводы здравого смысла, ссылки на ограничения технологического и ресурсного толка отбрасывались прочь. Мао обрушился с нападками на «буржуазных профессоров» от экономики, которые только и делают, что ставят палки в колеса.

Когда затея удвоения выплавки чугуна и стали лопнула, Мао призвал строить по всей стране кустарные металлургические печи на «задних дворах». 90 млн человек насильственно были вовлечены в самый настоящий сизифов труд. В деревнях на переплавку пошла даже кухонная утварь, солома с крыш использовалась в качестве топлива. Много ли тепла могла дать солома?

Большой скачок – утопия, которая собрала горькую жатву. Миллионы крестьян умерли от голода. Растрачены впустую огромные материальные и сырьевые ресурсы.

В основе идеологии Большого скачка – примитивная иллюзия, что принудительный, по сути, рабский, до седьмого пота труд создаст больше богатств, чем хозяйствование вольных хлебопашцев. Дело даже не в невежестве, жестокосердии и своеволии Мао. Великий кормчий мнил себя философом, едва ли не ровней самому Конфуцию. Идеи Китая стали непререкаемой догмой, каноном китаизированного марксизма. Председатель Мао был чуть ли не божеством для простых китайцев. И конечно, непогрешим.

А тем временем за стенами Запретного города в Пекине кипели совсем другие страсти. Безрассудство, прожектерство вождя, губительные последствия Большого скачка восстановили против Мао почти все Политбюро. Авторы исследования «Неизвестный Мао» свидетельствуют, что даже осторожный прагматик премьер Чжоу Эньлай осмелился на четверть сократить финансирование проектов в промышленности.

«Сверхиндустриализация» обернулась бы еще миллионами голодных смертей в деревне. Чжоу не хотел за это отвечать. «Мао, наоборот, желал всего и сразу, – поясняют Юн Чжан и Джон Холлидей. – Наряду с дьявольски развитым чутьем к сути различных проектов Мао не имел никакого представления об экономике».

На мой взгляд, председатель был лишен стоимостного мышления напрочь. Неспроста Мао без конца сетовал, что премьер Чжоу Эньлай заваливает его цифрами и документами. Дескать, доклады премьера содержат только «скучные данные и никакого сюжета». Главный советский экономический советник в Китае Иван Архипов «поведал с обреченным видом, что Мао не обладал абсолютно никаким пониманием экономики».

Иными словами, во главе Китая стоял сумасброд, который на дух не выносил заповедь вырастить «два колоса из одного» – главную добродетель политика по Джонатану Свифту. Отсутствие стоимостного мышления – повальная слабина политиков-«революционеров» первой гильдии.

Толковый, знающий, опытный управленец-практик – чужак в мирке дилетантов, поставленных на воеводство. (К примеру, Анатолий Собчак, даром что профессор, носился с никчемной идеей превратить Ленинград – с его высокотехнологичной промышленностью, предприятиями ВПК, громадными верфями, прикладной и академической наукой – в некое подобие Венеции, куда валом валят туристы со всего света. Венеция живет богато… Только вот запамятовал профессор, что население Санкт-Петербурга вдесятеро, а то и больше превышает число обитателей праздной Венеции. Между тем развитая индустриальная зона области Венето находится далеко за околицей Венеции с ее карнавальными празднествами… Основной доход региону приносит промышленность, высокие технологии, технопарки…)

Борис Ельцин, выходец с индустриального Урала, секретарь обкома, не понаслышке знал, что такое производительные силы. Однако его познания в макроэкономике были прискорбно малы. Читать книги Ельцин не любил, особенно по экономике. Он не обладал пытливым умом. Представления президента о «рынке», «монетаризме» – из области суеверий. Стоимостное мышление в крови технократов, капитанов промышленности и, непременно, лидеров государств, добившихся высокого уровня ВВП на душу населения. Борис Николаевич вовсе не из их числа. По своей натуре – не созидатель, а бунтарь, народный вожак, непредсказуемый в своих шараханиях. Стоимостным мышлением он тоже обременен не был.

К слову, Елена Боннэр, которую наши западники почтительно величали «душеприказчицей» иконы диссидентства Андрея Сахарова, вступилась перед чистоплюями-шестидесятниками за чересчур уж брутального Ельцина. Дескать, он – «русский мужик», такой, как есть. Неуемный и с причудами. В самом деле, весь облик, повадки, поведение Ельцина выдавали в нем один из темных архетипов, который на поверхностный взгляд можно и принять за исконно русский.

У Бориса Николаевича за душой не было и крупицы государственного инстинкта. Он был живым, колоритным воплощением мятежной тяги к «волюшке». Порядок его стеснял. Невольно вспоминается едкая острота Ярослава Гашека: «Если в государстве порядок, то и люди в нем становятся порядочными».

Ельцин был натурой эксцентричной, попросту говоря – пуп земли. И в этом качестве политики Ельцин и Мао, хоть далекие, но сродственники. У них очень много, обидно много общего, и мы сейчас в этом убедимся.

«Прислан из сибирских лесов воеводою…» Под эту присказку Ельцин и объявился на Москве. На фоне «серых пиджаков» высшей партийной номенклатуры отличался выраженной харизмой. Тогда это словечко еще только входило в политический обиход.

Полагаю, сочинения Гюстава Лебона о психологии толпы едва ли он почитывал. Однако шестым чувством Ельцин наверняка догадывался, как к ней подольститься.

«На толпу действуют лишь иллюзии», – утверждал Лебон в главе «Избирательная толпа».

Уж коли есть такая проруха, то «кандидат должен осыпать его (избирателя) самой низкой лестью и, не стесняясь, давать самые фантастические обещания». Разве не под эту немудреную сурдинку и добился сногсшибательных рейтингов у простых людей «всенародно избранный»? Даже когда прахом пошли его обещания рыночного рая, а закусившие удила «шокотерапевты» спалили начисто оборотные средства предприятий и семейные сбережения в Сбербанке, Ельцин, не моргнув глазом, ручался, что стоит еще «немного потерпеть» – и заживем припеваючи…

Наверное, он и сам не чаял, что дорвавшиеся до министерских постов «младореформаторы» подведут его под монастырь. «…Зато на каждом углу теперь продают киви!» – неловко похвастал президент насчет невиданного изобилия на прилавках заморских яств.

Изобилие товаров, благодать «свободного рынка» при пустых карманах и туго затянутых поясах.

И все-таки многие пылкие сторонники Ельцина покорно проголосовали на референдуме за продолжение губительных «реформ». «Голосуй сердцем!..» Обыватели все еще принимали за чистую монету россказни про «мельницу счастья», изобретенную Адамом Смитом. Этому наваждению тоже есть разгадка.

«Становясь частицей организованной толпы, – подмечает Лебон, – человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизованности». Да и сам Ельцин удивительным образом не переставал доверять неумехе и доктринеру и. о. премьера Егору Гайдару. Будто бы этот малый и впрямь был докой в непостижимых тонкостях рыночной экономики. Ельцин все еще оглядывался на него, как на поводыря, который вызволит его, президента, из опасной передряги. Известно, что Ельцин порывался даже вернуть «идеолога реформ» во главу правительства. А Егор Тимурович, преисполненный веры в историческую значимость своей персоны и выпавшей ему волею судеб «миссии», успел-таки настрочить опус «Государство и эволюция».

Ясно, кого малый подначивал самим заголовком этой книженции.

Уверен, «либерализм», «монетаризм», «невидимая рука рынка» и прочие премудрости, которые от зубов отскакивают у «государственных семинаристов», для недалекого Ельцина были сущей китайской грамотой. Это все равно что с церковно-приходским образованием разгадывать иероглифы китайской классической «Книги перемен». Ельцин доверился «младореформаторам», уверовал в их несуразную идеологию. Для него она была все равно что псалтырь, в котором «все сказано».

В политических интригах Борис Николаевич отнюдь не был простецом. Отдав на откуп «младореформаторам» экономику страны, он ловко снял с себя, президента, бремя ответственности. Уступив бразды правления Чубайсу и компании, президент приставил к ним «дядькой» покладистого хозяйственника Черномырдина – для противовеса.

«Департамент хищений и раздач» – Госкомимущество резво отписало наследие «неправильной» плановой экономики в руки случайных выжиг. Личности, которым вечно не хватало десяти рублей до тысячи, ныне вкупе и есть олигархия, владельцы несметного советского индустриального наследия. А страна до сих пор сводит концы с концами за счет валовой распродажи неисчерпаемых сырьевых заделов плановой экономики СССР.

Ельцин барствовал и злоупотреблял властью, а ловкие людишки в его окружении растаскивали миллиардные активы. Доходная сырьевая рентная экономика за минувшие десятилетия, пусть через пень колоду, но все-таки сложилась. И даже накопила излишки капиталов на черный день.

…В 2000-м произошла смена караула в Кремле. Олигархов приструнили. «Удельные княжества» постепенно подчинили новой властной вертикали. Поминать лихом 1990-е годы, прегрешения ельцинизма мало-помалу стало «трендом» даже официальной пропаганды, но «либеральная» парадигма в экономической политике государства осталась.

Словно Лукавый все водит нас по кругу, а ворожба «монетаристов» затмевает очи главе правительства.

Но вот на дворе уже грозный, очень грозный – пора бы это осознать – 2015 год. Вновь баррель подкачал, внешние финансовые рынки заимствований для нас захлопнулись. ВВП попятился вниз… Либеральная парадигма опять выказала свою полную никчемность.

На поверку оказалось, что властная вертикаль наладилась лишь перераспределять жирную углеводородную ренту. И только. У нынешнего правительства нет ни деловой сноровки, ни понимания реальностей экономики, ни навыков управлять. Я не говорю уже о политической воле. Без этих качеств не подступиться к кризисному управлению в создавшихся чрезвычайных обстоятельствах.

Экономическая война Запада против России – это надолго… Двадцать с лишним годков замирения с «мировым сообществом», верноподданичества Федеральной резервной системе добром не кончились. Анархо-либерализм под личиной «дерегулирования» ни к черту не годится. Зато он хорошо ладит с гнетом бюрократии, коррупцией, своеволием «денежных мешков» и мирится с бесправием наемного труда.

Отчего мы опрометчиво, будто незрячие, прошли мимо блестящего, инновационного и поучительного опыта рыночных реформ в Китае? Ответ прост: в Поднебесной «культурная революция» долго неистовствовала, но сошла на нет. К руководству экономикой пришел великий Дэн Сяопин. Китай воспрянул и стал в наши дни без пяти минут лидером мирового хозяйства.

Напротив, наша «культурная революция», засилье «монетаристов» продолжаются до сих пор. Подспудно, без афиш и здравиц «либерализму» и «открытой экономике» последыши «вашингтонского консенсуса» и чикагской школы гнут старую линию. Им все нипочем – кризис, спад, обнищание регионов, невыплаты долгов и, как напоминание 1990-х, – повинность вновь затянуть пояса.

Петростейт, каков он есть, и китайская модель народного хозяйства – вопиющая противоположность. Рассуждая по-простому, житейски, китайцы несут нажитое добро в дом, а мы – из дома.

«Монетаристы» заведомо, еще от 1990-х годов, обрекли Россию на участь сырьевого «золотого миллиарда» Запада. Когда же случилась громкая размолвка с Западом, в одночасье перешедшая во фронтальную экономическую блокаду России, в верхах Белокаменной созрел замысел стратегического разворота к Китаю. В Поднебесной спрос на углеводородное сырье не уступает западному. Опять думкой богатеем о жирной углеводородной ренте?

Только на этот раз разжиться ею в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Опасности и подводные камни скоропалительного альянса с Китаем разглядеть нетрудно. Мы в этом геополитическом раскладе остаемся сырьевым придатком Китая и никогда не будем с ним на равных. Вождям Поднебесной не нужны союзники, а только лишь сателлиты.

Недоброй памяти «культурная революция» похитила у народа Поднебесной немалый отрезок исторического времени. Соответственно, «младореформаторский» погром государственных институтов, ликвидация цивилизационных основ плановой экономики СССР пришлись на «лихие» 1990-е. В более умеренном толке, без излишних радений и афиширования, этот застарелый мейнстрим продолжается и сейчас.

Левацкая утопия Мао имела отвлекающую вывеску «культурной революции». У нас в стране погашение экономической мощи сверхдержавы, городьба убогой «периферийной» экономики ультралиберального пошиба тоже до поры скрывали свое змеиное жало. Под ложной вывеской «открытого общества». На самом деле, как и по замыслу Мао, так и по наущениям «филантропа» Джорджа Сороса, речь шла о стирании культурно-исторической матрицы Китая и России. Подмене ее на гротескную, мертвящую Антисистему, которая напрочь исключает возможность развития, преображения, блага страны.

Надо признать, ельцинисты так и не смогли сломать основание строя, в котором соединилась историческая традиция русской государственности и советская новизна. Они сильно ее покалечили, выхолостили, оболгали, но не скрутили. Фундамент оказался слишком крепок, на века заложен, что и говорить…

«Младореформаторы» втемяшили себе в голову, что им выпала «миссия» мстительно разрушить, «упразднить» работающую советскую систему планового хозяйства – министерства, госкомитеты, главки, научно-производственные объединения на самостоятельном балансе. И – декретом заполошно ввести «свободный рынок» образца начала XX века, до Великой депрессии.

Не создав взамен никакой живой модели товарного, денежного, ресурсного оборота, они здорово преуспели в роли «ликвидационной комиссии» советского наследия. Ельцин дозволил погромщикам упразднить разом Госплан и Госснаб. Нисколько не послужило острасткой «реформаторам» предостережение выдающегося социолога Александра Зиновьева: «Аппарат власти создается десятилетиями инициативной работы, а не распоряжениями обезумевших дилетантов».

Не любят наши «либералы» Зиновьева. Остерегаются его читать, а опровергнуть и вовсе кишка тонка.

«Государственные семинаристы» под водительством Гайдара действовали очертя голову. И впрямь, отпуск в один день на волю оптовых и розничных цен вполне предсказуемо породил безудержную гиперинфляцию. Но «шокотерапевты» не унимались: вольному воля! Их подбадривали эмиссары от МВФ и гарвардские миссионеры от «монетаризма». Они не уставали переставлять ноги беспомощным министрам-«младореформаторам».

…Вскоре после государственной катастрофы августа 1992 года мне довелось, одновременно с работой в Моссовете, стать одним из трех заместителей главы переходного правительства Силаева. Мне было поручено взять на себя оперативное управление товарными потоками и снабжение населения страны продовольствием и предметами первой необходимости. Хаос накатывал неописуемый!

Номенклатура Старой площади, начальники на местах еще раньше, при Горбачёве, побросали вожжи. Народное хозяйство оказалось беспризорным. Товарное и денежное обращение в таком диком расстройстве, что и враг не изловчился бы наделать больших бед. Невольно убедился, что на предстоящей заполошной переправе к рынку «коней» и вовсе нету. И что идущее нам на смену правительство «младореформаторов» того и гляди пустит страну под откос.

У всех на слуху была неведомая, но внушавшая недобрые предчувствия «шокотерапия». И либеральный реформатор Бальцерович, который храбро прописал это «сильное» средство разваливающейся польской экономике.

А начиналось-то все за здравие, благостно, под сурдинку «творческого» марксизма. «Не сметь командовать!» – «архитектор перестройки», как щепу из столешницы, вылущил голую ленинскую цитату. Чтобы заморочить, приструнить ропщущих «консерваторов» в Центральном Комитете, экономических и идеологических ведомствах.

Государственники недоумевали: куда это заносит «линию партии»? Отстаивали неделимую ответственность власти, неприкосновенность государственных институтов, жесткую дисциплину, присущую самой природе сложной техноструктуры. Здравые умы понимали, что идет подкоп под устои плановой экономики и социального государства. И для нас не было никакой загадки в том, что за звонким, прельстительным кличем «перестройщиков» – «Больше социализма!» – всего-то карнавальная маска, за которой прячется Ничто.

Под натиском распоясавшихся «демократов», стотысячных митингов на Манежной под стенами Кремля, под улюлюканье витий на новоявленном Новгородском вече, в которое превратился Верховный Совет, правительство Рыжкова пошло на попятную. Новоиспеченный «Закон о госпредприятии» с изнанки – еще тот троянский конь! Межа между наличным и безналичным денежным оборотом была сметена.

«Пустые», не обеспеченные товарами деньги хлынули на потребительский рынок. Праздный «новомышленец» Горбачёв, как ни странно, больше всего был озадачен реваншем «консерваторов» в китайской компартии после известных событий на площади Тяньаньмэнь. Дался ему сыр-бор в далекой Поднебесной!

А дело шло к развязке…

Газета «Совершенно секретно» публикует заключительную часть статьи Юрия Лужкова, в которой бывший столичный градоначальник делится с читателями своим видением причин нынешнего экономического кризиса, корни которого, по мнению политика, уходят в ельцинскую эпоху.

После переворота августа 1991 года у Бориса Ельцина оказался в руках неоценимый карт-бланш – собрать страну заново, отсечь демшизу и «пятую колонну», которая покуда (до поры до времени, до ночных бдений в Доме кино) была горсткой и – не на свету. Не пороть горячку, а предпринять расчетливый постепенный переход к цивилизованному рыночному хозяйству. На нашу беду провинциализм, верхоглядство и анархическая натура Ельцина роковым образом лишили страну этого шанса.

«Только наивный дурачок верит в «невидимую руку» рынка», – с сарказмом подмечал теоретик постиндустриальной экономики Джон Гэлбрейт. Он трактовал современный американский капитализм как «планирующую систему». Это – мир крупной корпоратократии, где не частник – собственник, ведь держатели акций – миллионы, а иерархия менеджеров управляет капиталом, балансами ресурсов, инвестициями, стратегиями и ценами на глобальных рынках. Сотни тысяч технократов разного ранга и есть реальная власть.

Александр Зиновьев убедительно обосновал, что в десятилетия, предшествовавшие злосчастной перестройке, и в Америке, и в Советском Союзе уже нарождалась новейшая формация – Сверхобщество. Никто из умников ни на Старой площади, ни среди записных «западников» о столь неслыханной метаморфозе современного общества и слышать не хотел. Будто бы умнице Зиновьеву это самое Сверхобщество привиделось.

В самом деле, Зиновьев – мыслитель, по складу характера прямодушный и саркастичный, изрядно попортил обедню «прорабам» и «пономарям» горбачёвской перестройки. Его новаторский социологический метод – не чета профаническому «новому мышлению».

Злосчастная перестройка, по Зиновьеву, от начала – своего рода иллюзион, погружение людских толп в воображаемый мир, румяный и цветастый идеологический лубок. Запад – баснословное царство царя Салтана. Реальная действительность западного мира в массовом сознании оказалась подменена обольстительным мифом. Рыночная Страна Муравия да и только!

Александр Зиновьев в своем одиноком мюнхенском изгнании с горечью предрекал трагический исход едва начавшейся перестройке – измышлению идеологов Старой площади. Равным образом русский мыслитель Георгий Федотов, разлученный с родиной еще в годы советского НЭПа, за тридевять земель от разворота событий на родине, в глаза не видевший послевоенный Советский Союз, острее, глубже, проникновенней осмысливал новую, противоречивую реальность. Он разглядел и сильные, и уязвимые стороны советского строя, экономики сталинского социализма.

Начетчики марксизма вкупе с номенклатурой чурались осознания новизны противоречивых реальностей народившегося Сверхобщества в зрелом СССР. Известно загадочное замечание Андропова, что мы «не знаем общества, в котором живем». На этом историческом, опасном перепутье, оскудении официальной идеологии «номенклатура» играла с крамольниками-диссидентами, как черт с младенцем. Антисоветчики-«шестидесятники» с их самиздатом и отшельничеством тоже бродили в потемках. Невольно вспомнилось: «Человек из потемок, прочь из потемок!» – слова клинописной надписи времен Древнего Шумера.

Георгий Федотов за десятилетия до смуты 1980-х годов заклинал соотечественников: «Если космополитизм есть знак опасности, то значит и либерализм, так упорно проводимая система… есть также если не зло, то по крайней мере опасность и неосторожность». То-то поздновато мы прозрели, почем в базарный день «либерализм».

«…Государство держится не одной свободой, – утверждал философ Константин Леонтьев, – и не одними стеснениями и строгостью, а гармонией между дисциплиной веры, власти, законов, преданий и обычаев, с одной стороны, и с другой – той реальной свободой лица, которая возможна даже и в Китае…»

Вот – искомая мера вещей! Но в угаре горбачёвской перестройки сознание общества было ослеплено, сбито с толку ложным противопоставлением «прав человека» леонтьевской «строгости» государственных институтов, которая непременно присуща любому цивилизованному обществу. Государство противостоит «революционным» страстям толпы, которые на нее время от времени накатывают.

Верховенство закона, государственная идеология, нравственные ценности создают устои, придают высокий смысл бытию народов, обеспечивают защиту социума от внешних и внутренних угроз. Не тут-то было! Ярые «перестройщики», яковлевский партийный агитпроп все свели к подстрекательскому противопоставлению государства и общества, отвержению «чудища» пресловутого «тоталитаризма».

…Поразительный пример безрассудства Мао! Кормчий принял единоличное решение провести испытание баллистической ракеты, снаряженной ядерной боеголовкой. Начальник полигона в пустынном районе Китая, где должна была взорваться боеголовка, пребывал в полном отчаянии.

В тягостном ожидании и руководители в Пекине. Испытание, приближенное к боевому применению, было заведомой авантюрой. Взрыв-то предстоял атомный, а ракета-носитель имела конструктивные недостатки, выявленные в предыдущих пробных пусках. За точность попадания в мишень военные не ручались, повествуют далее Юн Чжан и Джон Холлидей. Мао, не колеблясь, поставил на карту жизни миллионов соотечественников. Его воинствующий анархизм и жажда власти Поднебесной над миром создали гремучую смесь. Ни дать ни взять – безумец с атомной бомбой!

В темную годину смуты председатель Мао писал застрельщице «культурной революции» своей жене Цзян Цин: «Почему бы нам не вооружить левых? Они (консерваторы) бьют нас, и мы имеем право бить их».

Вот так. Коротко и ясно.

«Когда Мао сбежал в Шанхай, – свидетельствуют Юн Чжан и Джон Холлидей, – сто тысяч левых, вооруженных плакатами и железными прутьями, окружили 25 тысяч своих противников на фабрике. Вход в нее находился под прицелом кораблей военно-морского флота». С вертолета снимали на кинопленку всю кошмарную картину побоища. «Я видел ваш фильм», – сказал Мао, поздравив левых с победой.

Тем временем по всему Китаю армейские части передавали оружие группировкам хунвэйбинов. Разгорелись настоящие кровопролитные столкновения в провинциях и городах. «Острие против острия…» Запоздалый приказ о сдаче оружия «бунтари» с портретами Мао дерзко отказывались выполнять. Сам Мао впоследствии признал, что в одной только провинции Сычуань армии пришлось изъять 360 тысяч единиц оружия.

Эта маоистская вакханалия ненароком что напомнила? Госсекретарь Бурбулис и присные осенью 1992 года намеренно оставили во взбунтовавшейся Чечне вооружение целой моторизованной дивизии. Сам Дудаев, протеже Бурбулиса, бывший генерал ВВС, опешил, когда прознал, сколько всего тяжелых вооружений Москва «по-свойски» оставила в руках мятежников.

Это решение вызвало у всех, мягко говоря, недоумение и множество разноречивых предположений о потаенном смысле, подоплеке событий. За ними угадывалось нечто зловещее. И вовсе чудовищным является и по сей день предположение, что дело было связано с банальной взяткой. От тех, у кого был интерес вооружиться, тем, кто принимал решение оставить арсеналы во взбунтовавшейся Чечне.

Эта противоправная сделка с оставленным российским оружием в руках дудаевских сепаратистов, увы, погубила неисчислимое множество жизней, в том числе и чеченского народа.

Тем временем анархо-либерализм пустился во все тяжкие и в экономической политике. «Волчья ягода» безжалостной, безголовой «шокотерапии» не просто всем оскомину набила. В губерниях поднималась волна негодования. И вот тогда-то авантюристы разыграли второй акт чеченской «пьесы». Маленькая победоносная война – старый трюк, чтобы отвлечь гнев народа «на сторону». Как уж заговорщики подбили Ельцина дать добро на усмирение военной силой гордой Чечни – неведомо. Коржаков говорит, что главную роль в этой интриге сыграл Филатов, в тот год глава Администрации президента. Кто бы Ельцина ни подбивал, он за все в ответе!

Российские войска были уже на исходном рубеже, когда Дудаев послал эмиссаров на негласные переговоры с Москвой с участием авторитетного посредника, чтобы замириться. Но тем, кто загодя вооружил и взбунтовал Чечню, мировая была ни к чему. Наутро после вторжения одна столичная газета вышла с аршинным заголовком: «Началась Вторая Кавказская война»! «Пятая колонна» просчиталась. Северокавказские этносы все как один отвергли призыв сепаратистов. Ветхий повстанческий «архетип» не сработал. Цивилизационный барьер помешал. Ценящие блага мирной жизни и наделенные здравым смыслом народы не клюнули на архаичную воинственную риторику.

Пагуба темного Хасавюртовского соглашения – особый неконституционный статус Чечни сроком на три года. Вслед за этим – возможный выход сепаратистской Ичкерии из Российской Федерации. Следствие – начало распада России. Вот что, если начистоту, подразумевалось между строк ложной «мировой» с мятежниками.

Позорный Хасавюртовский мир стал венцом кавказской авантюры анархо-либерализма. Грозный лежал в развалинах… Тем временем царедворцы-советнички, семибанкирщина, ушлые политтехнологи готовили Ельцина с его едва ли не отрицательным рейтингом к переизбранию в президенты. Российские войска получили предательский приказ выйти из Чечни. Хасавюртовский сговор был крайней, запредельной проказой анархо-либерализма и «пятой колонны» в Белокаменной.

…Мао тоже не удалось превратить Поднебесную во вселенскую казарму. Левацкий, бессмысленный проект «культурной революции» сошел на нет еще при его жизни. А в России анархо-либерализм высоко вознесся! Власть с ним словно белены объелась, опростоволосилась и обнищала. При президенте Путине будто и прогнали его со двора, в идеологический чулан задвинули. Но в экономике анархо-либерализм уцелел, лишь сменил личину. Олигархическому капитализму и сильному государству, видно, не судьба ужиться, как ни крути… Анархо-либерализм, пусть в бюрократическом, «строгом» обличье как был, так и остается основой, золотником отвердевшего косного экономического уклада.

…В Пекине есть кумирня Мао. Ельцину тоже, по круглым датам, кадят и славословят последыши «гайдарономики». А представители власти с постными лицами отмалчиваются.

Грешным делом, мы, пережившие фантасмагорические 1990-е, живо узнаем в описании Эразма черты слишком известного государственного мужа. «Если бы государь сопоставлял все эти украшения («пурпур и золотые цепи». – Ю.Л.) с жизнью, которую он ведет, то я уверен, устыдился бы своего наряда». Того и гляди как бы «какой-нибудь шутник не сделал предметом посмешища этот великолепный убор».

Борис Ельцин с его медвежьей хваткой, с которой он держался за власть, «шутников» и обличителей в упор не видел, зато позолота и великолепие кремлевских чертогов были ему любы.

Мечта всей жизни Ельцина – «чтобы над ним, понимаешь, никого не было». Что ж, он ее достиг. А вот устыдился ли Ельцин хоть раз своих, мягко говоря, опрометчивых, сумасбродных решений, попустительства разграблению России, остается только догадываться. Правда, при отречении от должности он извинился перед россиянами. Быть может, это было искренне.

Президент США Кулидж как-то вслух признался: «Я не гожусь для этой должности». Не могу вообразить, чтобы Ельцину когда-нибудь пришла в голову столь покаянная мысль.

В сатире Щедрина «История одного города» обрисована череда узнаваемых архетипов начальников.

Вот один из них: «…Виртуозная прямолинейность словно осиновый кол засела в его скорбной голове». И далее: «Там, где простой идиот расшибет себе голову или налетает на рожон, идиот властный раздробляет пополам всевозможные рожоны и совершает свои, так сказать, бессознательные злодеяния вполне беспрепятственно».

Салтыков-Щедрин дает столь выразительную характеристику одному из градоначальников города Глупова – Угрюм-Бурчееву. Приглядитесь: не тот ли это узнаваемый архетип, «реинкарнации» которого мы все, увы, были свидетелями.

Конечно, классик русской литературы сильно сгустил краски, не щадил сарказма, преувеличений, живописуя характер, натуру и образ действий Угрюм-Бурчеева. Но сходство так и бросается в глаза.

Что ни говори, Борис Николаевич не усидел бы целое десятилетие на троне, будь он дюжинного ума. Но если приложить к нему щедринскую характеристику из ряда вон «властного идиота», то увидим разительное совпадение. И вовсе не в ругательном, а несколько ином смысле, который вкладывали в такое прозвище граждане Афин – колыбели демократии. Афиняне называли так человека равнодушного, чуждого политики, лишенного гражданского самосознания. Идиотами остались в историческом предании 361 гепиастов (судей), из низких побуждений приговоривших великого гражданина Афин Сократа к смертной казни.

Президент Ельцин, пусть это и прозвучит непривычно, был личностью аполитичной. Даром что властолюбец, каких поискать. Политика, по моему разумению, была ему докучна. Зато он вовремя смекнул, что короткая дорожка в Кремль проходит через толковище златоустов Межрегиональной группы Верховного Совета, митинги на площадях, где яблоку негде упасть, чаи в Спасо-Хаусе и громогласное отречение от «номенклатуры». И не прогадал! Никакой другой возвышенной цели, кроме удержания власти, за ним нельзя было заподозрить. Отсюда его бесчувственность к потрясениям и погибельным решениям в экономике, которые обернулись утратой чуть ли не половины достояния страны.

Думаю, если бы кто-то взял бы себе за труд втолковать Ельцину, что невозможно «кальвинистские дрожжи перенести на православную почву» – извечное заблуждение западничества, по Георгию Федотову, – Борис Николаевич искренне бы недоумевал: что бы это значило?

Бурчеев – да не совсем! Щедринский тип был аскетом, казарма была ему обителью, по-солдатски неприхотлив. Напротив, Борис Николаевич – изрядный сибарит, любитель охоты, пикников, сауны… И вдобавок «брутальных» забав. К примеру, сбросить наскучившего пресс-секретаря с борта теплохода в студеные воды Енисея к восторгу дворни – это запросто!

Был ли Б. Н. Ельцин избран самим Провидением, говоря высоким штилем? В самом ли деле злодейка-судьба судила нам Бурчеева-Ельцина? Я бы сказал просто: не обязательный он был персонаж для Истории. Однако, приключился же вот такой казус на переломе времен великой страны. Говорят, каждый народ заслуживает… и так далее.

«Культурная революция», бесплодная смоковница, мало-помалу сошла на нет. Орды хунвейбинов оказались не у дел. Около 11 миллионов душ бунтующей городской молодежи сослали в сельские коммуны. Наиболее задиристых смутьянов отправили за решетку.

Председатель Мао удержался у власти. Левацкая идеология осталась официальной доктриной КПК. Сама же страна, здоровые силы в КПК, хозяйственные руководители тяготели к выходу из бесплодной автаркии Китая.

При угасающем Мао образовалась клика, поразительно похожая на так называемую Семью при позднем, уже недееспособном Ельцине. Левацкое крыло в верхах КПК нацелилось унаследовать власть после ухода Мао. Во главе заговорщиков находилась супруга Кормчего Цзян Цин, бывший предводитель шанхайских хунвэйбинов Ван Хунвэнь и присные.

Однако Дэн Сяопин с соратниками сорвал их замыслы, решительно устранил «банду четырех». Святцы «культурной революции» оказались списаны в архив. Повороту в судьбе Китая предшествовали противоречивые события.

«В изгнании Дэн держал рот на замке, стараясь сохранить здоровье, и искал возможности вернуться в центр политики, – пишут Юн Джан и Холлидей. – В эти годы он пересмотрел ту систему, которую КПК создала в Китае. В результате он отвернулся от основ маоизма и сталинизма, а после смерти Мао изменил пути развития страны».

Луч света забрезжил в октябре 1971 года. На тракторном заводе, где отбывал трудовую повинность Дэн, коллективу зачитали некий официальный документ из Пекина. В нем исчезнувшего бесследно маршала Линь Бяо, известного как преемника Мао, клеймили «изменником» и обвинили в преследовании товарищей-ветеранов. Перепуганный чиновник, который вел собрание, воскликнул: «Председатель Мао никогда не допустил бы гибели старых кадров… Старик Дэн сидит здесь, он может за это поручиться. Разве это не так?»

Авторы «Неизвестного Мао» подмечают, что, когда Великий кормчий затевал «культурную революцию», он скрытно прибег к всевозможным уловкам, чтобы удержать Дэн Сяопина рядом с собой, но у него не получилось. Дэна заклеймили как «второго по величине идущего по капиталистическому пути». Вернуть Дэна во власть означало бы для Мао признать свое поражение. И все-таки, когда трон под председателем пошатнулся, он вернул Дэна на вершину власти и поручил ему возглавить армию.

«Как только Дэн обрел полномочия, он стал «проталкивать свою собственную программу». Всполошенный Мао принял контрмеры: потребовал, чтобы Дэн подготовил партийную резолюцию, которая сделала бы «культурную революцию» незыблемой. Однако Дэн наотрез отказался, бросив открытый вызов вождю. Последовала его третья опала, на этот раз непродолжительная…

После кончины Мао Семья была обречена, недолго продержалась. «Банда четырех», так ее теперь стали именовать в партийных документах, бесследно исчезла с политической арены – сгинула.

Очевидно, ущербный феномен Семьи – общий для одиозных обанкротившихся режимов, которые воплощают в себе все черты Антисистемы. «И мощь у немощи в плену», – сказано о такой скорбной несуразице в сонете Шекспира. Воистину нестерпимая неволя и тяжкая обуза, от которых общество, страна жаждут избавиться, чтобы вздохнуть полной грудью.

Несомненное сходство Семьи при позднем Ельцине и такой же узурпировавшей «трон» клики при угасающем Мао бросается в глаза. Александр Зиновьев раскрывает подоплеку того, почему Семья с уходом «самодержца» – былинка на ветру. Ведь до последнего общество пребывает в иллюзии, что Кремль и Семья, пекинский Запретный город и ближний круг родни и всесильных царедворцев вокруг Мао суть одно и то же. На самом деле Кремль и временщики лишь до поры до времени слитны. Зиновьев тонко подмечает, что Путин выставил-таки Семью из Кремля не по своему произволу, но словно исполняя неодолимую волю исторического Провидения. Такая развязка была неизбежна.

В 1999 году, по убеждению Зиновьева, со всей неотвратимостью в России произошел переворот. И каковы бы ни были, дескать, намерения и умыслы задумавших комбинацию «престолонаследия», на самом деле движущей силой переворота явился долго копившийся запал сопротивления общества гибельным последствиям «западнизации» страны. Владимиру Путину заведомо была суждена роль выразителя национальных интересов России. Этим обстоятельством и объясняется его политическая судьба и доверие общества новому главе государства. Люди чутьем угадали в нем государственника, который не станет долго влачить вериги ельцинизма.

Иноземец М. Беринг говорил, что «в каждом англичанине есть черты характера Генриха VIII, Джона Мильтона и мистера Пиквика, а в русском человеке сочетаются Пётр Великий, князь Мышкин и Хлестаков». Угрюм-Бурчеевым места не нашлось…

А еще тот же Беринг, глядя со стороны, утверждал, что «Россия – страна, управляемая случаем…». Про один такой нечаянный случай почти «царственного» гнева поведаю.

…Как-то раз звонок по «вертушке». Звонит Борис Николаевич. В голосе чувствуется сдержанный гнев:

– Юрий Михайлович! Не надо торопиться со строительством храма Христа Спасителя.

«Непредсказуемость» Ельцина – притча во языцех. Но на этот раз было и от чего опешить. Не мог взять в толк, откуда ветер дует.

Возразил президенту, что уважить его требование не в силах. Попросту язык не повернется донести его, президента, волю до всех тех, кто не первый год занят возведением храма. Ведь вся Москва воодушевлена, что на их глазах восстает знаменитый храм Христа Спасителя. И что я, дескать, скажу строителям, архитекторам, церковному клиру? Мои доводы и возражения действия не возымели. Но и мне негоже было уступить. А Ельцин стоял на своем, под конец разговора бросив: «Я сказал то, что сказал!»

Этот нелицеприятный разговор так и остался между нами. Никаких деловых последствий не имел. Строительство храма шло, как шло. На месте бывшей «ямы» – плавательного бассейна возле Остоженки вскоре засияли золотом купола…

Ельцинская эскапада, думаю, не была случайной. Давно ходили толки, что московский градоначальник, дескать, возгордился, затея с храмом чересчур «амбициозная» и так далее. Даже ревнитель русской духовности академик Дмитрий Лихачёв и тот высказал свои сомнения… Ясное дело, «ближние бояре» нашептывали Ельцину, что надо, дескать, Юрия Михайловича поставить на место.

Борис Николаевич всегда не без ревности относился к деятельности московского правительства. Столица перемогла экономический кризис. А в целом по стране дела были плохи. Справедливости ради скажу, что Ельцин с его практической сметкой не ставил нам палки в колеса. Президент до поры до времени поддерживал со мной холодный, ровный стиль делового общения.

Однако его угрызения по поводу строительства храма вновь дали о себе знать… Телефонный разговор Ельцин начал раздраженно, без обиняков.

– Это правда, Юрий Михайлович, что вас хотят причислить к лику святых?!

«Помилуйте, я еще пожить хочу, Борис Николаевич!» Не стоило труда развеять диковинные опасения Бориса Николаевича. Дескать, и кто же ему наплел такую чепуху? Известно: по православному канону, если на то пошло, к лику святых раб Божий может быть причислен лишь через энное число лет после кончины.

Похоже, снял камень с души президента. Понятно, что и в этот раз кто-то из ближнего окружения наговорил Ельцину околесицу про мое «богоискательство».

Что ни говори, рассказанные «притчи», вся их несуразность добавляют какие-то существенные черты к пониманию личности Ельцина. А дальше… Почти мистическое, знаковое совпадение исторических дат.

Президент Ельцин выступил с известным «Обращением к россиянам», объявив, что досрочно покидает Кремль. В ту же самумю минуту перед наступлением нового, 2000 года Патриарх Московский и всея Руси совершал торжественный обряд малого освящения храма Христа Спасителя. Минута в минуту!

Одна, темная, эпоха заканчивалась, Россия начинала жить сызнова.

…Прослеживается одно важное различие «культурных революций» в Поднебесной и при ельцинском режиме. Китай находился в полной хозяйственной и идеологической автаркии. А Россия после переворота августа 1991 года, напротив, опрометчиво открылась Западу. И все бесчинства «младореформаторов» творились по вашингтонским лекалам.

Само собой, тамошний теневой капитал дельцов и выжиг никакого участия в «культурной революции» времен Мао не принимал. У нас же в России низвержение социализма и насаждение «дикого» рынка, по меткому определению светлой памяти выдающегося экономиста Солтана Дзарасова, было не чем иным, как «восстанием теневого (криминального) сектора экономики против государства».

Идеологическая одержимость захлестывает. И тут, и там воинствующее одержимое меньшинство архаровцев. Лютый их враг – властная «номенклатура», и все, на чем печать прежнего политического режима.

Знаменитое, благословенное, якобы «творческое разрушение», на политическом жаргоне «младореформаторов». И половины национального дохода РФ – как не бывало.

В Китае при Мао иного толка напасть: «культурная революция» насадила изуверский, бесплодный, казарменный уклад хозяйства в деревне и городе. Ссылкой высокопоставленных «реакционеров» в глушь на «перевоспитание» дело не ограничилось. Были разгромлены, изгнаны, лишены постов лучшие кадры управленцев в промышленности и науке. А у нас в России цвет инженерии и технократии «младореформаторы» посадили на хлеб и воду.

Был низвергнут и отправлен в ссылку генсек ЦК КПК Дэн Сяопин. Будущий архитектор судьбоносной рыночной реформы народного хозяйства Китая чудом уцелел…

Почему же Мао, небожителю, удалившемуся в китайскую Александровскую слободу, удалось-таки спроворить «культурную революцию», сломив волю соратников? Вот загадка… И Ельцину не сносить бы головы, когда Бурбулис, Гайдар и прочие коновальскими ухватками принялись «строить Америку в Тетюшках». Не иначе как выручила узурпаторов горячая слепая вера

обывательской толпы «в чудо»: все равно, будь то «идеи Мао» либо обольстительные нелепицы «гайдарономики».

Велика отчаянная вера людей, несведущих в политике, в Кормчего – будь то прошедший огонь, воду и медные трубы революционер Мао или уральский «простой мужик из наших».

Итак, две разноликие «культурные революции». Однако «матрица» их поразительно схожа – погром государственных институтов, подмена управления живым хозяйственным организмом изуверской догматической «революционной» ломкой и бедламом.

И у нас, в России, и в Поднебесной невосполнимый ущерб испытал кадровый состав управленцев – промышленников, знающих экономистов, выдающихся ученых…

Анархо-либерализм 1990-х ни в чем не знал удержу. Ельцин разогнал Госплан, отраслевые министерства и комитеты. Изничтожил планирование и практику материальных балансов народного хозяйства. С особым неистовством обрушился на военно-промышленный комплекс, выслуживаясь перед Западом.

…Председатель Мао удержался у власти. Левацкая идеология осталась официальной доктриной КПК. Но сама страна, здоровые силы КПК тяготели к выходу из бесплодной автаркии Китая. «Идущие по капиталистическому пути ревизионисты», как клеймили хунвейбины своих идеологических недругов в КПК, по иронии судьбы, и в самом деле неузнаваемо преобразили Красный Китай, соединив воедино плановое хозяйство и капиталистический рынок. Морок «культурной революции» и левацких «идей Мао» развеялись, обратились всего лишь в предание.

В Красном Китае с самого начала рыночных реформ широко изучается, глубоко исследуется, творчески применяется в экономической стратегии Политбюро ЦК КПК теоретическое наследие Николая Бухарина (НЭП 1920-х годов) и Джона Мейнарда Кейнса. Китаем правят прагматики, чуждые идеологических шор и фетишей. А мы-то, закосневшие в своем липовом «плюрализме», как однажды прибились к западному «либеральному» мейнстриму, так и влачимся, словно заговоренные.

Последыши нашей «культурной революции» – записные «монетаристы» 1990-х до сих пор кашеварят в правительстве, Центробанке, экспертной обслуге. На последнем Гайдаровском форуме все это сонмище «либералов» – идеологических банкротов сполна выказало свою никчемность. Никаких новых идей, кроме ветхих, 1990-х годов, за душой у них нет. Они все поют осанну вымороченному «монетаризму» и бестолковым штудиям Егора Тимуровича. Ввергнув страну третий раз кряду в системный кризис, состарившиеся «младореформаторы» и в ус не дуют.

Они так и остались в 1990-х годах, а мир ушел далеко. Восходящий Китай – первая экономическая держава мира. Россия же утратила большую часть своей высокотехнологичной промышленности и, увы, превратилась в нефтегосударство. Стала пристяжной к экономике «золотого миллиарда». Модель петростейта стоит на курьих ножках, хотя в «тучные нулевые» обрела обманчивый фасад процветания. И вот она на глазах рушится…

Поздновато мы спохватились, но медленный разворот Кремля к неокейнсианской антикризисной экономической стратегии и впрямь проглядывает. И впрямь, «ради насущных нужд само государство должно являться предпринимателем». Наущения от лукавого – будто бы государство должно даровать свободу всем и каждому, кроме самого себя. Либерал-великоросс Михаил Аничков выверил эти неопровержимые прописи экономической политики в незапамятном 1900 году. Но как остро злободневен их смысл! Политическая воля – вот в чем остается загвоздка.

А тем временем неровен час – неугомонная бесчисленная рать «монетаристов» Белокаменной, обслуга олигархии «сырьевиков» и биржевых менял норовит учинить новый прорыв «ультралиберализма» во власть.

И невдомек им, что ельцинская «культурная революция», все ее тягостное наследие – на сносях!